Статус документа: окончательная бумажка или отчужденное свидетельство? - [26]

Шрифт
Интервал

Паспорт в России традиционно был знаком подчиненности и зависимости, поскольку он изначально требовался не свободным, а зависимым людям и являлся своего рода разрешением на отлучку с места постоянного проживания. Не случайно паспорт устойчиво ассоциировался с полицейским режимом. Уже через месяц после октябрьского переворота действовавшая в России паспортная система была разрушена[149]. Ее уничтожение было одним из важнейших пунктов программы большевиков. Еще в 1903 году Владимир Ленин в своей статье «К деревенской бедноте» писал: «Социал-демократы требуют для народа полной свободы передвижения и промыслов. Что это значит: свобода передвижения?.. Это значит, чтобы и в России были уничтожены паспорта… чтобы ни один урядник, ни один земской начальник не смел мешать никакому крестьянину селиться и работать, где ему угодно»[150]. Большевики гордились тем, что им удалось решить эту задачу. Показательна статья о паспорте в первом издании Малой советской энциклопедии: «ПАСПОРТ — особый документ для удостоверения личности и права его предъявителя на отлучку из места постоянного жительства. Паспортная система была важнейшим орудием полицейского воздействия и податной политики в т. н. „полицейском государстве“. Паспортная система действовала и в дореволюционной России. Особо тягостная для трудовых масс, паспортная система стеснительна и для гражданского оборота буржуазного государства, которое упраздняет или ослабляет ее. Советское право не знает паспортной системы»[151].

Казалось бы, провозглашенные большевиками принципы свободы, и в частности, свободы передвижения, наконец-то восторжествовали. С лета 1922 года перемещения внутри страны и даже выезд за ее пределы были относительно беспрепятственными. Вот как описывается этот период в воспоминаниях Николая Тимофеева-Ресовского: «…В 20-е гг., вроде как бы под влиянием еще Ленина… начали налаживаться нормальные отношения с заграницей — советский гражданин мог за 35 рублей купить заграничный паспорт и ехать даже лечиться куда угодно. С зимы 22–23-го до зимы 28–29-го у нас был практически свободный доступ за границу… А внутри страны юридически роль паспортов играли трудовые книжки. Но несколько лет… была такая более или менее свобода»[152]. Закончилась эта «более или менее свобода» в 1932 году восстановлением паспортной системы. Что же заставило большевиков отказаться от одного из главнейших своих завоеваний?

1929 год не случайно назван «годом великого перелома»[153]. В это время было покончено с НЭПом и объявлен курс на индустриализацию и сплошную коллективизацию. Страна оказалась ввергнута в жестокий продовольственный кризис. Начался голод. Сельские жители искали спасения от голодной смерти в городах. Но и там положение было немногим лучше. На промышленных предприятиях царил хаос. Учет персонала никогда не был совершенным, но в начале 30-х годов о нем вообще не приходилось говорить — достаточно отметить, что на многих крупных заводах и фабриках текучесть кадров была такова, что каждый день приходилось набирать новых рабочих. Ситуация усугублялась введением непрерывной пятидневной недели, в результате чего население лишилось не только общего календаря, но и единых выходных дней. Голодные бунты, неконтролируемые перемещения огромных масс людей, неспособность власти обеспечить продуктами даже рабочих заводов и фабрик, растущее недовольство среди сторонников революционных преобразований — все это свидетельствовало о нависшей над властью угрозе утраты контроля над ситуацией[154]. Необходимы были чрезвычайные меры для выхода из глубочайшего кризиса, созданного самой властью.

В 1929 году были введены продуктовые карточки для рабочих и служащих. Однако для их распределения следовало наладить учет работников предприятий, который практически отсутствовал. В большинстве городов для получения карточки требовалось предъявить документы, подтверждавшие место проживания или место работы. Карточка была действительна в течение трех месяцев. Многие по нескольку раз меняли место работы, чтобы добыть дополнительные карточки и купоны на обеды. Не случайно сразу же возник рынок продуктовых карточек. Торговали даже пропусками на предприятия и званием «рабочий-ударник», позволявшим вне очереди получить паек или обед в заводской столовой[155]. По инициативе крупных заводов карточки стали ежедневно распределяться непосредственно в цехах «рабочими тройками». В случае опоздания на 15 минут и более купон не выдавался. 15 ноября 1932 года ЦИК принял постановление, в соответствии с которым работники, прогулявшие хотя бы один день без уважительной причины, могли быть уволены[156], тем самым лишившись продуктовых карточек. Однако постановление саботировалось, так как руководители предприятий боялись остаться без квалифицированных кадров. Дальнейшее усиление надзора за присутствием на рабочем месте дало лишь частичный эффект.

По мнению партийного руководства, требовались более радикальные меры учета и контроля населения, хотя бы в крупных городах. В сочетании с уже отработанной тактикой насилия (созданное в апреле 1930 года Управление лагерями ОГПУ было готово к приему новых поселенцев) такие меры могли бы обеспечить достижение нужного результата. Известна резолюция Иосифа Сталина на проекте постановления о введении паспортной системы: «Надо поторопиться с паспортной системой»


Еще от автора Ирина Михайловна Каспэ
Именно он называется 'Жизнь'

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Искусство отсутствовать

Б. Поплавскому, В. Варшавскому, Ю. Фельзену удалось войти в историю эмигрантской литературы 1920–1930-х годов в парадоксальном качестве незамеченных, выпавших из истории писателей. Более чем успешный В. Набоков формально принадлежит тому же «незамеченному поколению». Показывая, как складывался противоречивый образ поколения, на какие стратегии, ценности, социальные механизмы он опирался, автор исследует логику особой коллективной идентичности — негативной и универсальной. Это логика предельных значений («вечность», «смерть», «одиночество») и размытых программ («новизна», «письмо о самом важном», «братство»), декларативной алитературности и желания воссоздать литературу «из ничего».


В союзе с утопией. Смысловые рубежи позднесоветской культуры

В книге Ирины Каспэ на очень разном материале исследуются «рубежные», «предельные» смыслы и ценности культуры последних десятилетий социализма (1950–1980-е гг.). Речь идет о том, как поднимались экзистенциальные вопросы, как разрешались кризисы мотивации, целеполагания, страха смерти в посттоталитарном, изоляционистском и декларативно секулярном обществе. Предметом рассмотрения становятся научно-фантастические тексты, мелодраматические фильмы, журнальная публицистика, мемориальные нарративы и «места памяти» и другие городские публичные практики, так или иначе работающие с экзистенциальной проблематикой.


Рекомендуем почитать
Армянские государства эпохи Багратидов и Византия IX–XI вв.

В книге анализируются армяно-византийские политические отношения в IX–XI вв., история византийского завоевания Армении, административная структура армянских фем, истоки армянского самоуправления. Изложена история арабского и сельджукского завоеваний Армении. Подробно исследуется еретическое движение тондракитов.


Экономические дискуссии 20-х

Экономические дискуссии 20-х годов / Отв. ред. Л. И. Абалкин. - М.: Экономика, 1989. - 142 с. — ISBN 5-282—00238-8 В книге анализируется содержание полемики, происходившей в период становления советской экономической науки: споры о сущности переходного периода; о путях развития крестьянского хозяйства; о плане и рынке, методах планирования и регулирования рыночной конъюнктуры; о ценообразовании и кредиту; об источниках и темпах роста экономики. Значительное место отводится дискуссиям по проблемам методологии политической экономии, трактовкам фундаментальных категорий экономической теории. Для широкого круга читателей, интересующихся историей экономической мысли. Ответственный редактор — академик Л.


Делийский султанат. К истории экономического строя и общественных отношений (XIII–XIV вв.)

«История феодальных государств домогольской Индии и, в частности, Делийского султаната не исследовалась специально в советской востоковедной науке. Настоящая работа не претендует на исследование всех аспектов истории Делийского султаната XIII–XIV вв. В ней лишь делается попытка систематизации и анализа данных доступных… источников, проливающих свет на некоторые общие вопросы экономической, социальной и политической истории султаната, в частности на развитие форм собственности, положения крестьянства…» — из предисловия к книге.


Ядерная угроза из Восточной Европы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Очерки истории Сюника. IX–XV вв.

На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.


О разделах земель у бургундов и у вестготов

Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.


История русской литературной критики

Настоящая книга является первой попыткой создания всеобъемлющей истории русской литературной критики и теории начиная с 1917 года вплоть до постсоветского периода. Ее авторы — коллектив ведущих отечественных и зарубежных историков русской литературы. В книге впервые рассматриваются все основные теории и направления в советской, эмигрантской и постсоветской критике в их взаимосвязях. Рассматривая динамику литературной критики и теории в трех основных сферах — политической, интеллектуальной и институциональной — авторы сосредоточивают внимание на развитии и структуре русской литературной критики, ее изменяющихся функциях и дискурсе.


Самоубийство как культурный институт

Книга известного литературоведа посвящена исследованию самоубийства не только как жизненного и исторического явления, но и как факта культуры. В работе анализируются медицинские и исторические источники, газетные хроники и журнальные дискуссии, предсмертные записки самоубийц и художественная литература (романы Достоевского и его «Дневник писателя»). Хронологические рамки — Россия 19-го и начала 20-го века.


Языки современной поэзии

В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.


Другая история. «Периферийная» советская наука о древности

Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.