Статский советник Евграф Тулин - [146]

– Будь здрав, боярин, лёгкой дороги. Не беспокойся, я следом за тобой послезавтра выезжаю. Посмотрю, где новые засечные рубежи ставить, зарисую для стрелецкого приказа и в Москву. С тобой пять самых лучших стрельцов отправляю, во главе с десятским. Сам знаешь, дороги нынче не спокойные, Крымчаки промышляют, – сказал на прощанье Ерш, пряча глаза от Тищенкова.

– И ты будь здрав боярин, Бог в помощь, – ответил Георгий и тронулся со стрельцами с подворья.

Отряд ехал в полной тишине. Только цокот копыт и звуки храпа, издаваемые конями, нарушали покой природы. Тищенков всю дорогу молчал, да и стрельцы, ехавшие впереди и сзади, на некотором расстоянии, как было видно желания разговаривать, тоже не имели. Вёрст через тридцать решили остановиться по малой нужде, не доезжая села Лихвино, устроить отдых на поляне, съехав с дороги. Тищенков распоясался, приводя в порядок личное снаряжение. Снял с коня седло, что дать отдых скакуну, положил обе сабли на землю, вместе с поясом. Он умел владеть обеими саблями одновременно. Во всём Белёве, Туле, Одоеве, а может и во всей округе равных ему не было. Это качество не раз спасало его в бою, устрашая противника. На что уж многие ордынцы были удальцами в использовании оружия, но его навыки приводили их в ужас. В этот момент к нему бросились два стрельца, схватили за руки пытаясь прижать к земле.

– Вы что делаете, басурмане. Вам кто приказал беззаконие чинить? – закричал боярин, пытаясь вырваться из цепких объятий стрельцов.

– Хватит, боярствовать! – угрожающе закричал десятник, быстро приближаясь к Тищенкову, с остальными. В движении все трое доставали сабли из ножен.

Однако ему удалось вырваться. Георгий схватил сабли в обе руки и стал спиной к дереву, готовясь к отражению нападения вероломных стрельцов. Поняв, что эффекта внезапности нет, стрельцы не стали сразу бросаться на боярина. Они окружили его полукругом, приготовляясь к бою.

– Хватит упрямиться боярин, всё равно порубим. Если сдашься, может и поживёшь ещё? Нам приказано тебя живым или мёртвым в Москву доставить. Сам боярин Адашев, начальник челобитного приказа, хранитель личного архива и печати государя, дознание проводить будет по приказу царя, – злобно закричал старший из охраны.

– Брешешь стрелец! Вы же мне грамоту от дьяка стрелецкого приказа привезли и показали. Там другое написано! – спокойно ответил Тищенков, готовясь дать последний смертный бой. Отлично понимая, что успех его против пяти стрельцов очень мал и только Господь спасёт его от верной гибели.

– Плюнуть на грамоту и растереть! Верь слову моему. Живым или мёртвым. Зачем – нам не ведомо. Чем ты провинился перед Адашевым тоже нам не известно. Только у нас другого пути нет. Или ты к Адашеву, или мы на дыбу. Сдайся боярин, лучше будет, – опять закричал старший, незаметно дав условный знак товарищам.

Стрельцы бросились на Георгия. Только больше трёх одновременно нападать было невозможно. Для Тищенкова это была не угроза. Сабельный бой он любил, саблю уважал. Саблей можно отсечь руку, разрубить рёбра, ногу или позвонки. Умеючи и при большом опыте и голову снести. Возможно, ударом «осушить» руку, а то и сломать её. Рукояткой можно оглушить противника и нанести сильный удар в лицо, после которого он долго оправляться будет. При необходимости и задушить противника. Навыки у боярина были хорошие. Тренировки каждодневные, по три-четыре часа. Без труда он отразил первое нападение стрельцов применив «мельницу», двумя саблями. Этот приём вызвал у нападавших, некоторое оцепенение, противники отпрянули назад. Результатом боевой, двойной и тройной «мельницы» стал один из стрельцов, который больше не мог быть противником. Он корчась валялся на земле и не по-человечески выл, схватившись за правую руку. Кольчуга была рассечена от удара, а из руки хлестала кровь из глубокой раны. Служивого спасла кольчуга, иначе не видать бы ему руки. Тищенков остановился. Отдышался. Внимательно посмотрел на противников, готовясь к продолжению схватки.

– Чего замерли, остолопы! На дыбу захотели? А ну, вперёд, – заорал десятник, дико сверкая глазами.

Двое стрельцов опять бросились к боярину, третий старался оказаться за спиной, обходя его боком. Тищенкова это не испугало. Боярин сам напал на противников. Прием «чертов круг», в виде крутящейся восьмёрки, заставил одного из нападавших прекратить свои нападения навсегда. Он упал с рассечённой наполовину шеей. Второй получил режущий удар по ноге и валялся на земле, воя не меньше чем предыдущий товарищ. Георгий повернулся, чтобы посмотреть где старший, желая закончит этот бой. Но от стрелы из самострела-арбалета увернуться не смог. Страшная боль пронзила всё тело, в голове зашумело. Он упал на колено. Правая рука повисла как плеть.

– Хватит! Позабавились и хватит! – злобно закричал старший вкладывая новую стрелу в самострел, на некотором отдалении от Тищенкова.

Однако его желанью не удалось сбыться. Две татарские стрелы поразили обоих стрельцов, попав прямо в правый и левый глаз. Оба молча рухнули на землю. Георгий огляделся. Его смутный от боли взгляд увидел, боевых холопов Тищенковых, Ивана и Дмитрия, выходящих из леса с дальнобойными монгольскими луками. Они с ним не раз ходили на Крымчаков, защищали тульские и белёвские земли. Оружием противника владели умело, а иметь его он им не запрещал. Да и были они ему дороги, как близкие люди. Друг друга часто в бою спасали. Увидев их, он рухнул на землю без памяти. Через некоторое время он пришёл в себя. Рана была перевязана полосками материи. Видимо, от рубахи одного из холопов. Георгий лежал на земле, под головой заботливо было положено седло. На поляне кроме их троих никого не было.