Статьи из 'Философского словаря' - [4]

Существуют два рода теистов. Одни полагают, что Бог сотворил мир, но не дал человеку правил добра и зла: ясно, что эти люди могут называться только философами.

Но есть и такие, кто думает, что Бог даровал человеку естественный закон, и подобные люди, как это ясно, имеют религию, хотя и не имеют внешнего культа. С точки зрения христианской религии это мирные неприятели, пригретые ею в собственном лоне и отрекающиеся от нее, хотя они ее и не разрушают.

Все остальные секты стремятся к господствующему положению; каждая из них подобна политической корпорации, старающейся прокормиться за счет питательных средств других сект, а затем взгромоздиться на этих развалинах; один лишь теизм пребывал всегда безмятежным. Никто никогда не видел теистов, строящих козни в каком-либо государстве.

В Лондоне существовало общество теистов, собиравшееся в течение некоторого периода времени возле храма Войр; у них была небольшая книжечка их законов; религия, по поводу которой в те времена сочиняли столько объемистых томов, укладывалась в две странички этой книжки. Главной аксиомой их религии был следующий принцип: мораль для всех людей одинакова, а значит, она исходит от Бога; культ у разных людей различен, а значит, он является творением человека.

Вторая аксиома гласит: люди, будучи все между собой друзьями, преследуют своих собратьев потому, что различным способом выражают свою любовь к общему своему отцу. В самом деле, говорят эти теисты, что это за честный и порядочный человек, если он собирается убить своего старшего или младшего брата лишь потому, что один из них приветствует их общего отца по-китайски, другой же -- по-голландски, особенно если в семье нет прочной уверенности в том способе, каким по желанию отца надо выказывать ему уважение? Как представляется, тот, кто ведет себя таким образом, будет скорее дурным братом, нежели добрым сыном.

Я хорошо знаю, что подобные максимы прямо ведут к "ужасной и омерзительной догме терпимости"; итак, я всего только излагаю факты. Я очень боюсь оказаться спорщиком. Однако следует признать, что, если бы различные секты, сеявшие раздор среди христиан, отличались подобной умеренностью, христианство не возмущали бы столь многочисленные беспорядки, не вносили бы полную неразбериху множество переворотов и его не заливало бы такое количество крови.

Посетуем на то, что теисты опровергают наше священное откровение. Однако как это происходит, что многие кальвинисты, лютеране, анабаптисты, несториане, ариане, сторонники Рима и их враги были столь кровожадными, дикими и злополучными, что преследовали и были преследуемы? Происходит это потому, что они принадлежали к толпе. А как происходит, что теисты, даже заблуждаясь, никогда не причиняли зла людям? Происходит это потому, что они - философы. Христианская религия стоила человечеству более семнадцати миллионов жизней, если считать по одному миллиону в столетие - как тех, кто погиб от рук палачей правосудия, так и тех, кто умер от рук других, наемных палачей, построенных в боевом порядке, - и все это во имя благополучия ближних своих и вящей божественной славы.

Я понимаю удивление людей по поводу того, что религия, столь умеренная, как теизм, кажущаяся столь соответствующей разуму, не получила никакого распространения в народе.

В толпе, как высокопоставленной, так и "низовой", можно встретить благочестивых зеленщиц, богомольных барышников, герцогинь-молинисток и педантичных портных, которые дадут себя сжечь на костре во имя анабаптизма, а также святых возниц экипажей, полностью приверженных интересам Лютера или Ария, однако в этой толпе не найдешь ни одного теиста. Происходит это потому, что теизм меньше заслуживает наименования религии, нежели философской системы, а высокопоставленная и низовая толпа не принадлежит к философскому сообществу.

Локк был открытым теистом. Я был удивлен, обнаружив в принадлежащей этому большому философу главе, посвященной врожденным идеям, утверждение, гласящее, что у всех людей представления о справедливости между собой различны. Если бы это было так, мораль тоже стала бы многоразличной и голос Бога не был бы услышан всеми людьми; в таком случае естественной религии больше не существует. Я мог бы поверить Локку, что существуют народы, где принято пожирать собственных отцов и где в порядке дружеской услуги спят с женой своего соседа; однако, если это и верно, это никак не доказывает, будто закон: "не делай другому того, что ты не хотел бы видеть причиненным тебе" - не является всеобщим правилом. Ведь если кто-то съедает собственного отца, то лишь потому, что тот уже стар и не в состоянии более влачить свою жизнь, почему и может быть пожран своими врагами; но какой отец, спрашиваю я вас, не предпочтет уснастить собой трапезу сына тому, чтобы не стать добычей врага своего народа? Более того, тот, кто поедает собственного отца, рассчитывает, что, в свой черед, будет съеден своими Детьми.

Если кто-то оказывает услугу соседу тем, что переспит с его женой, то лишь потому, что сосед этот не может иметь детей, однако жаждет приобрести сына: ведь в противном случае он будет весьма огорчен. В обоих этих случаях, как и во всех остальных, закон: "не делай другому того, что ты не хотел бы видеть причиненным тебе" - остается в силе. Все прочие правила, столь многоразличные, связаны именно с этим. И когда мудрый метафизик Локк говорит, что у людей нет врожденных идей и они имеют различные представления о справедливом и несправедливом, он, разумеется, не утверждает будто Бог не дал всем людям тот инстинкт самосохранения, что с необходимостью всеми ими руководит.*