Статьи из еженедельника «Профиль» - [4]

[Татьяна Догилева:]

— Я лучше стала его понимать, сама побывав в этой шкуре. Режиссер играет за всех, за всех страдает и напрягается страшно. Он меня здорово выматывал, конечно. Я готова была бежать хоть к психиатру, хоть к экстрасенсу… Но в результате спектакль пять лет собирал залы.

[Дмитрий Быков:]

— Вы еще будете ставить?

[Татьяна Догилева:]

— Сейчас я вымотана. Спектакль поставить — почти как ребенка родить. Когда меня спрашивают про первые два года дочери, я честно отвечаю: не помню. Не так тяжелы все физические вещи — физиология как раз не главное, да, тяжесть, боль, усталость, но это бы все ничего, — тяжела сосредоточенность на одном. В первые месяцы жизни ребенка мать ни о чем, кроме него, думать не может. Мир ее страшно сокращается, и ко всему остальному она тупеет. Так же я вся «сократилась» во время выпуска спектакля. Четыре месяца жила им, доставала деньги. Но когда приду в себя, в перспективе я хочу ставить. Потому что я устала от замкнутого мира своей профессии.

Актер не писатель и не композитор: он зависит от возраста, от времени. Путь его предопределен: до сорока — одно, после сорока — другое. А я больше всего ненавижу предопределенность и замкнутость — мне все время надо размыкать пространство жизни. Я родить решилась поэтому, хотя поздно. И ставить — тоже поэтому. Ничего, на ошибках учатся, я в театре двадцать лет.

[Дмитрий Быков:]

— А что, с ребенком действительно так тяжело?

[Татьяна Догилева:]

— Оч-чень. Не представляю, что бы я делала, если бы не помогали. Сейчас, когда Кате четвертый год и она уже вовсю философствует, нет большей радости, чем с ней быть, с ней разговаривать. Я ни на что не жалуюсь, но ребенок — это величайшая зацикленность, вечный страх за него. Я только во время выпуска спектакля меньше общалась с дочерью.

[Дмитрий Быков:]

— А кто с ней был?

[Татьяна Догилева:]

— У нас няня. Профессиональная учительница из Иванова. Сейчас безработная.

[Дмитрий Быков:]

— У вас нет перед ней этакого чувства вины, что вот… прислуга?..

[Татьяна Догилева:]

— У меня никогда не будет прислуги. Она член семьи, живет с нами. Что до работы — я ничем не лучше, я берусь за всякую работу.

Вот после спектакля один за другим идут журналисты, и я знаю, что это нужно. Хотя не люблю интервью, потому что о своей работе я говорить не должна — она должна говорить обо мне, а в личную жизнь никого не пускаю.

Я встречаюсь с людьми, достаю деньги, ищу помещение, занимаюсь массой вещей — от музыки до света, в общем, я умею не только играть или разговаривать. Единственное, чего я делать не буду, — это организовывать отзывы. Я поэтому очень благодарна всем, кто пишет обо мне. Если ругают — ну что ж, меня многие не любят, это нормально, я тоже немногих люблю.

[Дмитрий Быков:]

— Интересно, что вы читали на вступительных экзаменах?

[Татьяна Догилева:]

— Везде разное. В ГИТИСе — «Стрекозу и муравья», стихотворение Евтушенко «Отверженная» и очень распространенный среди девочек отрывок из «Мертвых душ» — разговор двух дам.

[Дмитрий Быков:]

— И что вы собой представляли тогда?

[Татьяна Догилева:]

— Ровно ничего интересного. Закомплексованный, коротко стриженный подросток.

[Дмитрий Быков:]

— Вы москвичка?

[Татьяна Догилева:]

— В первом поколении. Отец из-под Москвы, мать — из-под Тамбова. Но родилась я здесь.

[Дмитрий Быков:]

— Моэм писал, что самое худшее в актере — способность быть всяким. Личности не остается.

[Татьяна Догилева:]

— Ну нет, совершенно не обязательно. Настоящий актер только личностью и может подсветить любую роль. Я вообще не согласна с моэмовским взглядом на людей театра: у него получается, что они все время врут. А это не так. Я не все время вру.

[Дмитрий Быков:]

— И что, ваши чисто сценические приемы вам ни разу не пригодились в быту?

[Татьяна Догилева:]

— Нет, у меня этим заведуют какие-то другие центры. Я в жизни стараюсь не очень притворяться. Зачем?

[Дмитрий Быков:]

— Вы производите впечатление человека, очень крепкого физически. Это действительно так?

[Татьяна Догилева:]

— Спасибо организму, я на него не жалуюсь. Это не столько крепость, сколько приспособляемость. Наши удивляются: как может актриса на Бродвее выходить на сцену ежедневно? И очень даже запросто, потому что организм самонастраивается на такую нагрузку. Три раза трудно, а дальше пошло. Я тоже привыкаю. Что касается формы, ну что — могу потолстеть, могу похудеть. Трагедии не будет.

[Дмитрий Быков:]

— Таня, если не захотите, не отвечайте. Но у меня есть подозрение, что вы красите волосы.

[Татьяна Догилева:]

— Крашу. С тех пор еще, как Захаров пробовал меня в «Мюнхгаузене» на роль, которую потом так хорошо сыграла Коренева. Я ведь у Захарова начинала, и он сначала решил посмотреть, как в этой роли буду смотреться я. Сделали совсем черную — получилась японка. Потом подсветлили — и получилось как сейчас. Так и хожу с тех пор, спасибо Захарову. На самом деле я темно-русая.

[Дмитрий Быков:]

— И всегда коротко стрижетесь?

[Татьяна Догилева:]

— Ага. Видите ли, во мне нет ничего от «шикарной женщины», это стиль совершенно не мой, да я никогда бы и не смогла тратить два часа на приведение волос в порядок. Так что пока отращивать не хочу.