Статьи и воспоминания - [14]
Я, проникнутая духом обэриутства, не могла понять публику, которой, как мне казалось, все, что происходило на сцене, было неинтересно. Вокруг меня переговаривались, спорили о стихах Маяковского, пережевывали его ответы на записки, и постепенно, не обращая внимания на происходящее на сцене, начали расходиться.
По окончании мы с Николаем Макаровичем прошли за кулисы. Ребята окружили Маяковского, о чем-то спорили, договорились о переходе группы в "Новый Леф" и об издании общего сборника стихов.
ЧУР, МОЯ!
В декабре 1927 года Хармс записывает в дневнике, что Николай Клюев пригласил его и Александра Введенского "читать стихи у каких-то студентов. Но не в пример многим, довольно культурным".
Григорий Александрович Гуковский для студентов первого курса Института истории искусств — или как его иронично называли "институт испуганной интеллигенции" — решил провести расширенное заседание литературного кружка, которым руководил, а выступающими пригласил достаточно шумную группу Обэриу. Из обэриутов пришли Хармс и Введенский — идеологи и учредители. Выступление обэриутов пользовалось скандальным успехом, но то, что ребята были талантливы и даже очень, у Гуковского сомнений не вызывало. И он хотел в заключительном слове проследить развитие русской поэзии от Велимира Хлебникова до представителей новой группы.
Но из этого ничего не вышло.
Хармс и Введенский, опоздав на несколько минут, вышли на сцену, не снимая пальто. Не обращая внимания на притихших студентов, они продолжали о чем-то говорить, потом прикрепили к столу принесенные с собой лозунги: "Мы — не сапоги!", "Поэзия — это шкаф". Студенты явно ничего не понимали. Кто-то что-то крикнул. Хармс подошел к краю сцены и провозгласил литературный манифест группы.
— А теперь слушайте стихи и учитесь, — сказал он в заключение.
— Можно и конспектировать, — добавил Введенский.
Увидев одобрительный кивок Гуковского, студенты достали тетради, но в них не появилось ни одной строчки.
Введенский снял пальто, повернул стул спинкой к зрителям и сел верхом, а Хармс свой стул поставил на стол и не снимая шубы, взгромоздился на это сооружение. Достал из кармана очень большую трубку и начал ее раскуривать.
Введенский читал скучные и малопонятные стихи, причем казалось, что знаки препинания ему совершенно незнакомы. Он читал на одной ноте, словно смычком перепиливая надоевший всем контрабас:
нагая тень спустилась
выше руки устало все
дорога вдаль струилась
казалось воздух затвердев
вечерний начинает бег
береза стелется к земле…
Студенты сначала прислушивались, потом оцепенело сидели, непонимающе оглядываясь на Гуковского, а потом, не обращая внимания на монотонные звуки, которые доносились со сцены, начали перешептываться. Галдеж нарастал и, наконец, все перестали слушать.
Хармс слегка постучал палкой об стол. Раздался смех, кто-то возмущенно крикнул, засвистели. Хармс вскочил и стал бить палкой по столу:
— Саша, кончай читать, — и, обращаясь к залу, крикнул: "В таких бардаках я не выступаю".
Это вызвало взрыв возмущения. На сцену вылетел студент Векслер, сжимая кулаки, он закричал:
— Немедленно извинитесь! Ваше поведение оскорбляет наших девушек!
— Девушек??
В первом ряду сидела нежная, миловидная, пышноволосая брюнетка. Она с восторгом смотрела на бушующие страсти и улыбалась, а потом тихонько захлопала в ладоши.
Хармс и Введенский заметили ее, посмотрели друг на друга, и в один голос прошептали:
— Чур, моя!
Хармс сумел найти девушку в толпе и назначить ей на следующий день свидание. Это была сестра одного из первокурсников — Анна Семеновна Ивантер или, учитывая ее юный возраст, просто Нюра.
Весной того же года, в марте, Хармс и Введенский выступали в институте с "чинарской поэзией".
Хармс — чинарь-взиральник. Введенский — чинарь — авторитет бессмыслицы. Эти имена — выдумка Хармса, как бы означали участие поэтов в закрытом поэтическом союзе, шире — "в небольшом сообществе единомышленников и друзей".
Вечер прошел со скандалом. Наиболее эпатирующими оказывались обычно стихи Введенского, который при этом прекрасно умел вести диспуты.
С ними полемизировали члены ленинградской ассоциации пролетарских писателей: преподаватель политграмоты Иоффе и студент Железнов. А через несколько дней 3 апреля молодежная газета "Смена" поместила разгромную статью "Дела литературные" (о "чинарях"), в которой поэзия Хармса и Введенского подверглась разгрому. Но на этом Железнов не успокоился. Он ходил по факультету и собирал подписи под письмом в Союз поэтов.
Это был донос. Только время еще не подошло.
Однако Хармсу и Введенскому пришлось писать объяснение.
Весной 1929 года по Ленинграду были расклеены афиши с броским заголовком:
НАХЛЕБНИКИ ХЛЕБНИКОВА (первый рассказ отца)
Афиша сообщала, что в Троицком театре состоится литературный вечер со следующей программой: выступление профессора С.И. Бернштейна с докладом о фонетических особенностях поэтической речи Хлебникова, доклад Альвека "Нахлебники Хлебникова" и, в заключение, чтение стихов Туфанова и Альвека.
От афиши явно пахло скандалом. Задолго до начала небольшое помещение Троицкого театра было набито студентами-филологами до отказа. Билеты продавались только входные. Где сел, там и твое место. И явно билетов было продано больше, чем было этих самых мест.
«Жил-был мальчик по имени Петя Зубов. Учился он в третьем классе четырнадцатой школы и все время отставал, и по русскому письменному, и по арифметике, и даже по пению.– Успею! – говорил он в конце первой четверти. – Во второй вас всех догоню.А приходила вторая – он надеялся на третью. Так он опаздывал да отставал, отставал да опаздывал и не тужил. Все «успею» да «успею».И вот однажды пришел Петя Зубов в школу, как всегда с опозданием…».
Пьеса-сказка по мотивам одноименного произведения Андерсена. Молодой ученый Христиан-Теодор приезжает в маленькую южную страну, чтобы изучать её историю. Он селится в комнате одной из гостиниц, в номере, который до этого занимал его друг Ганс Христиан Андерсен. К нему приходит Аннунциата – дочь хозяина гостиницы. Она рассказывает Ученому об их государстве то, что не пишут в книгах: сказки в их стране – реальность, а не выдумки, существуют и людоеды, и мальчик-с‑пальчик, и многие другие чудеса. В доме напротив живёт девушка в маске.
В книгу вошли известнейшие пьесы Шварца «Клад», «Красная шапочка», «Снежная королева», «Тень», «Дракон», «Два клена», «Обыкновенное чудо», «Повесть о молодых супругах», «Золушка», «Дон-Кихот».Е. Шварц. Пьесы. Издательство «Советский писатель». Ленинград. 1972.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Читатели и зрители знают Евгения Шварца как замечательного драматурга, по чьим пьесам и сценариям созданы всеми любимые спектакли и фильмы. В эту книгу впервые, кроме легендарных сказок для взрослых — «Тень», «Голый король», «Дракон» и «Обыкновенное чудо», — вошли мемуарные записи, стихи, дневники. Книга необычна тем, что впервые пьесы Шварца соседствуют с одноименными сказками Андерсена, и читателю интересно будет сопоставить эти тексты, написанные в разных странах и в разные эпохи.Тексты Шварца, блистательные, остроумные, всегда злободневны.
Князь Андрей Волконский – уникальный музыкант-философ, композитор, знаток и исполнитель старинной музыки, основоположник советского музыкального авангарда, создатель ансамбля старинной музыки «Мадригал». В доперестроечной Москве существовал его культ, и для профессионалов он был невидимый Бог. У него была бурная и насыщенная жизнь. Он эмигрировал из России в 1968 году, после вторжения советских войск в Чехословакию, и возвращаться никогда не хотел.Эта книга была записана в последние месяцы жизни князя Андрея в его доме в Экс-ан-Провансе на юге Франции.
Королева огромной империи, сравнимой лишь с античным Римом, бабушка всей Европы, правительница, при которой произошла индустриальная революция, была чувственной женщиной, любившей красивых мужчин, военных в форме, шотландцев в килтах и индийцев в тюрбанах. Лучшая плясунья королевства, она обожала балы, которые заканчивались лишь с рассветом, разбавляла чай виски и учила итальянский язык на уроках бельканто Высокородным лордам она предпочитала своих слуг, простых и добрых. Народ звал ее «королевой-республиканкой» Полюбив цветы и яркие краски Средиземноморья, она ввела в моду отдых на Лазурном Берегу.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта книга о человеке, который оказался сильнее обстоятельств. Ни публичная ссора с президентом Путиным, ни последовавшие репрессии – массовые аресты сотрудников его компании, отъем бизнеса, сперва восьмилетний, а потом и 14-летний срок, – ничто не сломило Михаила Ходорковского. Хотел он этого или нет, но для многих в стране и в мире экс-глава ЮКОСа стал символом стойкости и мужества.Что за человек Ходорковский? Как изменила его тюрьма? Как ему удается не делать вещей, за которые потом будет стыдно смотреть в глаза детям? Автор книги, журналистка, несколько лет занимающаяся «делом ЮКОСа», а также освещавшая ход судебного процесса по делу Ходорковского, предлагает ответы, основанные на эксклюзивном фактическом материале.Для широкого круга читателей.Сведения, изложенные в книге, могут быть художественной реконструкцией или мнением автора.
Тему автобиографических записок Михаила Черейского можно было бы определить так: советское детство 50-60-х годов прошлого века. Действие рассказанных в этой книге историй происходит в Ленинграде, Москве и маленьком гарнизонном городке на Дальнем Востоке, где в авиационной части служил отец автора. Ярко и остроумно написанная книга Черейского будет интересна многим. Те, кто родился позднее, узнают подробности быта, каким он был более полувека назад, — подробности смешные и забавные, грустные и порой драматические, а иногда и неправдоподобные, на наш сегодняшний взгляд.
Советские люди с признательностью и благоговением вспоминают первых созидателей Коммунистической партии, среди которых наша благодарная память выдвигает любимого ученика В. И. Ленина, одного из первых рабочих — профессиональных революционеров, народного героя Ивана Васильевича Бабушкина, истории жизни которого посвящена настоящая книга.