Статьи и рассказы - [15]

1979

Рассказы Рассказ об оружии

Стыдно признаться: с ясельного возраста люблю оружие. Из маминой зарплаты даже на одежду гроши с трудом выкраивались, а уж о покупке игрушек и речи быть не могло. Мне приходилось производить их самостоятельно. Уже в десять лет у меня был отличный пистолет. Из куска доски я выпилил ложе с рукояткой. На него прикрепил кусок металлической трубки, в которую сзади входил деревянный цилиндр, заканчивающийся призмой. Этот ударный механизм оттягивал резиновую ленту. В призме был выступ, который с оттянутой резиной становился на боевой взвод. Спереди ствол заряжался небольшой стрелой или в худшем случае шариком из жеваной бумаги. И, поверьте мне, это было грозное оружие. Большим пальцем боёк сталкивался с зазубрины. Натянутая резина с силой толкала его в металлическую трубку. И даже плотный бумажный шарик мог причинить боль.

Не помню, сколько времени я был вооружён этим пистолетом. Дело в том, что он был у меня не в одном экземпляре. Моё оружейное производство продолжалось и совершенствовалось. К примитивной дощатой рукоятке я добавлял красивые накладки с двух сторон. Пистолет, оставаясь игрушкой, становился всё более похожим на настоящее оружие. Но точно помню, что в седьмом классе, когда мы стали посещать погранотряд, пограничники обучали нас стрельбе из револьвера «наган», из малокалиберной, а потом и боевой винтовки, моя оружейная мастерская уже давно не функционировала.

В шестнадцать лет и один месяц я уже был вооружён карабином и четырьмя гранатами РГД. А после первого боя у меня появился трофей — пистолет «Вальтер». Не помню, куда я дел карабин, вооружившись вторым трофеем — немецким автоматом. Но очень отчётливо помню душевную боль, наслоившуюся на боль в раненой ноге, когда, выбираясь из окружения, вечером в дождь вынужден был выбросить в Днепр всё оружие — и автомат, и «Вальтер», и две гранаты Ф-1, — чтобы не утонуть, переплывая на левый берег.

В госпитале оружия у меня не было. Во-первых, в госпитале оно не положено по штату. Во-вторых, я уже понимал, где и когда необходимо быть вооруженным.

В семнадцать лет в разведке отдельного дивизиона бронепоездов у меня был положенный мне по штату автомат ППШ, трофейный парабеллум и очень дорогой и красивый кинжал, который подарили мне в Грузии, когда я выздоравливал после ранения. Кинжал — это тема отдельного рассказа. Парабеллум мне очень понравился. Так понравился, что в девятнадцать лет, снова попав на фронт после госпиталя и танкового училища, я снова немедленно вооружился именно этим пистолетом вместо положенного мне «ТТ» или револьвера наган.

Парабеллум пистолет восьмизарядный. Но у меня он был девятизарядным. В патроннике всегда был девятый патрон, а пистолет был на предохранителе. В течение восьми месяцев службы в отдельной гвардейской танковой бригаде парабеллум ни разу не принимал участия в боевых действиях. Когда мы выходили из боёв, я развлекался стрельбой по консервным банкам и другим целям. Только один раз разрядил пистолет, стреляя в живую цель.

Не сомневаюсь, что найдутся охотники осудить меня за то, о чём собираюсь рассказать, а то и подать это как пример совершённых Красной Армией преступлений, призывая меня к ответу, мол, время не амнистирует и такие преступления не имеют срока давности. Слышал уже — и не раз. Но каждый раз мне хочется поставить такого праведника на моё место тогда.

Мы только что прошли Белоруссию. Ни единого уцелевшего села. Обгорелые дымоходные трубы, как молчаливые надгробья. Но главное — запах. Какой там запах?! Смрад. Смесь сладковатой вони разлагающейся человечины с горькой, дерущей горло, гарью. В душном танке, задыхаясь от запаха пороховых газов и отработанной газойли, мы отдыхали от этого смрада — куда более страшного, чем даже кошмарная картина выжженной земли. Изредка мы встречали местных жителей, выползающих из ям и землянок. Голодные, несчастные, они радостно встречали наши танки. Вот только угостить нас им было нечем. «Бульба ёсть, только дробненькая» — стыдливо оправдывались белорусы. Бульба. Гнилая мелкая картошка. Хороший хозяин такую бульбу свинье не скормил бы.

Мы не знали, где проходит граница с Литвой. На наших километровых картах она не была обозначена. Но указатели нам не понадобились. Внезапно мы попали на другую планету. Богатые фольварки, переполненные живностью. Ухоженные огороды. Чистые поля с колосящейся рожью и пшеницей. Большие участки, засеянные льном. И мрачные, неприветливые или враждебные лица хозяев всего этого богатства.

В Вильнюсе пришедшие туда партизаны рассказали нам, что литовцы убивали евреев ещё до прихода немцев, а потом стали такими рьяными помощниками, что даже эсэсовцев поражали эти нелюди.

Все это я вспомнил, увидев мрачное лицо примерно пятидесятилетнего литовца возле фольварка, недалеко от которого остановились три танка моего взвода. Такая злость обуяла меня! И надо же, именно в этот момент из хлева появилась огромная свинья. Следует заметить, что сытыми в ту пору мы не бывали. Говорили, что отстали тылы. Не знаю. Но голод можно было утолить и курицей, и уткой, и гусем. Полно этой птицы было во дворе фольварка. Но ни курица, ни утка почему-то не совмещалась со злостью. Я вытащил из кобуры парабеллум и все девять пуль всадил в свинью, где-то в глубине сознания представляя себе, что это не свинья, а её хозяин. Девять пуль калибром девять миллиметров свинью не убили. Недаром говорят, кричит, как свинья недорезанная. Вот так она кричала. А потом уже дуэтом с хозяином фольварка. Борис, мой механик-водитель, прирезал свинью. Попарно связали лапы. Просунули длинную жердь и вчетвером унесли её к танку. С хозяином поладили.