Статьи и интервью, 2007 г. - [170]

Однако летнее наступление свободных профсоюзов оказалось не слишком удачным. В большинстве случаев забастовки и протесты были не подготовлены. Они заканчивались поражением, активисты и лидеры увольнялись, а профсоюзу приходилось теперь бороться не за улучшение условий труда рабочих, а за собственное выживание. В других регионах России было еще хуже, чем в Питере, где у нового рабочего движения всё же имелась своего рода критическая масса (отсюда дополнительные возможности взаимопомощи, существование Комитета солидарных действий и т.д.). Кульминацией неудач стала провалившаяся стачка на АвтоВАЗе в Тольятти.

К началу осени 2007 года казалось, что рабочие выступления пошли на спад, многие профсоюзные вожди испытывали растерянность, не зная точно, что делать дальше, а общественное мнение было отвлечено начинавшейся думской выборной кампанией и спорами политологов о том, кто станет преемником Путина.

Однако события ноября вновь изменили ситуацию. В то время как бессодержательная и вялая избирательная кампания вызывала в обществе усталость и недоумение, из Петербурга стали приходить вести о новых акциях рабочего протеста. Вслед за предупредительной забастовкой «Форда» началась 13 ноября стачка докеров. К концу месяца на некоторых предприятиях докеры отказались от попыток полностью остановить работу, перейдя к «итальянской забастовке» или «работе по правилам», что в российских условиях может оказаться для владельцев порта еще хуже. Конфликт на питерской почте вновь стал заметен, дополнившись судебными делами и акциями солидарности, проводимыми в защиту уволенных профсоюзников. Локомотивные бригады объявили о предстоящей стачке, назначенной на 28 ноября. Конфликт на «Форде» вступил в резонанс с общим подъемом рабочего протеста.

Почему опять Питер?

Хотя город на Неве считался в начале прошлого века «колыбелью трех русских революций», еще несколько лет назад трудно было представить в качестве нового центра рабочих выступлений. В позднее советское время ленинградцы, обиженные на новую столицу, разозленные тупостью местных «провинциальных» властей, были в постоянной оппозиции, а потому антикоммунистические настроения распространялись здесь даже быстрее, чем в других крупных городах России. После распада СССР Питер стал центром распространения либерализма, причем не только в верхах общества, но и в массах. Не случайно здесь имелась одна из самых крупных организаций партии «Яблоко». Однако в ходе промышленного подъема 2000-х годов ситуация опять стала меняться.

Приход к власти Путина исцелил петербуржцев от комплекса неполноценности. По мере того как выходцы из «города на Неве» заполняли московские кабинеты, менялся и его статус. Петербург вновь стал обретать психологию и самоощущение столичного города со всеми вытекающими отсюда плюсами и минусами. Но еще более важную роль сыграли экономические перемены, произошедшие за последние 5-7 лет. В силу географических особенностей Ленинградская область оказалась идеальной зоной для производственной экспансии транснациональных корпораций.

С одной стороны, здесь имелась большая масса рабочей силы, хорошо образованной, не слишком дорогой и (в отличие от Москвы) на первых порах не слишком избалованной различными льготами. С другой стороны, здесь же имелась и значительная масса потребителей, причем доходы и покупательная способность их росли благодаря квазистоличному статусу региона, опережая общероссийские. Наконец, имелась подходящая инфраструктура, включая петербургский порт.

Вообще-то с петербургским портом всегда были проблемы, поскольку со времен Петра Великого никто не мог точно понять, зачем он нужен. И лишь в новых условиях, когда Россия потеряла доступ к оказавшимся в «новых независимых государствах» портам Балтики, значение Петербурга в качестве приморского города вновь возросло. Поскольку же значительная часть новых производств основана была на сборке деталей, поступающих по морю из-за рубежа, близость порта оказывалась очень кстати. В перспективе открывалась возможность экспорта местной продукции в Прибалтику и Северную Европу. Предприятия стали расти как на дрожжах. Даже сейчас, пока «Форд» бастует, другие автомобилестроительные корпорации продолжают по соседству сооружать свои производственные корпуса.

Транснациональные компании сделали ставку на создание молодых коллективов, не зараженных советской трудовой культурой, способных быстро освоить новые технологии. Расчет был верен - производительность труда оказалась на качественно другом уровне, чем на старых заводах (достаточно сравнить тот же «Форд» с АвтоВАЗом). Но вместе с ростом производительности росло и самосознание рабочих. На экономическом уровне это выразилось просто: появились новые профсоюзы, потребовавшие повышения зарплаты. Дисциплинированные коллективы, привыкшие к четкой и слаженной работе, оказались способны так же эффективно и дисциплинированно бастовать. А «вирус классовой борьбы», найдя для себя благоприятную среду на новых предприятиях, постепенно стал заражать и старые. Вместе с первыми успешными выступлениями распространялась и информация, передавался опыт, а главное - чувство уверенности в себе.