Статьи и интервью, 1995-2000 гг. - [13]

Триумф «нового лейборизма» на выборах 1 мая 1997 года, как и предшествовавшие ему успехи левоцентристского блока в Италии, победы пост-коммунистических партий в Литве, Польше, Венгрии и т.д. - великолепное доказательство того, что «новый реализм» оказался эффективным средством борьбы за власть. Однако большинство избирателей во всех перечисленных случаях голосовало в сущности не за политику, предлагаемую левыми, и даже не против правых, а прежде всего за перемены. А перемены - это как раз то, чего «новый реализм» принципиально не желает предложить. Его смысл в преемственности по отношению к побежденным правым. Чем больше надежд порождает победа ТАКИХ левых, тем глубже и драматичнее потом разочарование.

«Новые реалисты» приходят к власти только там, где правые партии настолько дискредитированы и ослаблены, что не могут удерживать власть. В Испании после десятилетий правой диктатуры, консервативные политики были столь скомпрометированы, что просто не могли соперничать с социалистами, тем более, что буржуазия вовсе не имела ничего против «левого правительства», проводящего правую политику. Но как только произошла смена поколений и среди правых появились новые люди, не связанные с прошлым, социалисты потеряли власть. Обычным делом оказывается, что социалисты приходят к власти на волне всеобщего раздражения против нео-либеральной политики и продолжают именно эту политику проводить после своей победы. Результатом неизбежно становится утрата ими позиций и авторитета и поражение. Причем не обязательно поражение левых «реалистов» приведет к возвращению к власти умеренных правых. Повсюду пребывание у власти «реалистических» левых сопровождается стремительным ростом радикальных антидемократических правых. В Англии, где левые не были у власти, неофашистов почти нет. Зато во Франции резкий подъем Ле Пена является одним из наиболее очевидных следствий 14 лет правления социалистов. В Венгрии, где в 1994 году к власти пришли социал-демократизировавшиеся коммунисты, ставшие образцовыми «новыми реалистами», ситуация развивалась еще более драматично. Обновленная Социалистическая партия, вернувшаяся к власти в 1994 году, получилась непохожей ни на старую коммунистическую структуру, ни на традиционную рабочую организацию. Представители прежней номенклатуры уже не играют в ней ключевой роли, а сама номенклатура резко изменилась и окончательно обуржуазилась. Социалисты, не пользуясь активной поддержкой рабочих, получили значительную часть своих сторонников в среде технократов, связанных с различными экономическими лобби. Социологи отмечают разрыв между деятельностью «политического класса» и заботами обычных людей 36.

Продолжение левыми неолиберального курса сделало правительство непопулярным. «Традиционные требования левых были отныне присвоены правыми, соединены с расизмом и национализмом, что в венгерских условиях представляет собой ужасную комбинацию,» констатировал идеолог «Левой платформы» в партии Тамаш Краус. Новые правые, пользующиеся поддержкой обездоленной части населения - «куда худшая перспективa, нежели первое консервативное правительство"37.

«Реалисты» менее всего интересуются своей «традиционной» социальной базой. Они уверены, что большинство низов и рабочий класс поддержат их в любом случае, поскольку этим социальным слоям все равно некуда деваться. Политика «новых реалистов» ориентирована на то, чтобы завоевать поддержку средних слоев. Однако забытые всеми низы неожиданно находят свой выход. Очевидное и вполне открытое предательство их интересов «левыми» заставляет их обратиться к крайне правым, которые не только демагогически используют трудности, но в отличие от «реалистических» левых ДЕЙСТВИТЕЛЬНО выдвигают требования, отвечающие конкретным интересам значительной части населения38.

Массы, в отличие от партий, отвергают аргументы пропагандистского «здравого смысла», если их собственный опыт противоречит подобной расхожей мудрости. Это настроение известный журналист Даниел Сингер выразил словами «К черту вашу пропаганду - если то, что вы нам предлагаете, единственно возможное будущее, то лучше вообще не иметь никакого будущего"39. Именно крайне правые, сохранившие своеобразный идеологический иммунитет в условиях неолиберальной гегемонии, не затронутые, в отличие от левых, моральным кризисом, не страдающие политическими неврозами, впервые после Второй мировой войны могут стать в Европе настоящей народной силой. В их речах справедливые требования перемешаны с националистической и расистской ложью об эмигрантах и инородцах как источнике всех бед. Но если мы не осознаем, что, например, антиевропеизм и неприязнь «новых правых» к европейской интеграции вполне соответствуют настроениям и потребностям миллионов людей, мы не поймем причин стремительного успеха политиков типа Ле Пена. «Левые» говорят, что все хорошо, правые это отрицают, а простой человек прекрасно знает, кто в данном случае лжет. «Левые» говорят, что нет иного пути, кроме как затянув пояса идти в Единую Европу, а рядовой француз, англичанин и даже немец очень часто не хочет туда идти, тем более затянув пояс. По мнению социологов, если бы в Англии был в конце 1996 года проведен референдум по вопросу об отношении к Европе, сторонники интеграции проиграли бы40. В этом смысле именно правое крыло Тори в наибольшей степени выражает настроения рядового избирателя. Приход к власти «левых» позволяет консерваторам, освобожденным от груза правительственной ответственности и старых обязательств, сдвинуться дальше вправо - и найти в этом широкую поддержку народных масс.