Статьи для «АПН — Агентство Политических Новостей» - [18]
Графоманы начинают сводить счеты с профессионалами, причем во всех сферах: я говорю об эстетике только потому, что она мне ближе. А так-то ведь и 1917, и 1937, и 1991 сопровождались торжеством непрофессионалов во всех сферах — от дипломатии до энергетики.
Журналистике в девяностые еще повезло — настала гласность, — а что творилось в литературе, все мы хорошо помним. Графоманы отстаивали свое священное право писать плохо, потому что они за свободу, а остальные нет. В какие еще времена, кроме 1919, Василий Князев считался бы поэтом? А постмодернисты, самоутверждавшиеся в девяностые с истинно матросской прямотой? Да и структуралистах, воля ваша, тоже проглядывало нечто РАППовское, только слов они знали побольше.
А для довершения аналогии — пара цитат, нагляднейшим образом характеризующая все ту же пресловутую, до рвоты опостылевшую цикличность. Сначала — Виталий Иванов, чья лояльность получает теперь исчерпывающее объяснение: человеку, который так плохо пишет и так куце мыслит, ничего, кроме лояльности, не остается.
Это его шанс смотреться политологом, мыслителем, колумнистом и кто он там еще:
В ситуации, когда парламент кишит левыми популистами и либеральными жуликами, а губернаторами на раз избираются уголовники, юмористы и просто не пойми кто, ни о каком порядке в государстве говорить не приходится. Мы не в той ситуации, когда можно жертвовать порядком ради туманной перспективы когда-нибудь обрести «цивилизованную политику». Я понимаю, что «Единая Россия» и кремлевский политический менеджмент многим не нравятся. Особенно тем, кто в свое время успешно работал на диком политическом рынке. Но альтернатива этому одна — тотальное свинство, как и было сказано. У нас есть и будет полуторапартийная система, предполагающая наличие одной доминирующей партии и нескольких «миноритариев», самостоятельных и полусамостоятельных. КПРФ же, постоянно договариваясь с администрацией президента, кремлевской не становится. Да и эсеры могут сохранить автономию.
Иными словами, свиньи себе грязь найдут.
Что до ткачихи, то эскапады на тему «эстетических разногласий с властью» неизменно оборачиваются демонстрацией отвратительного московско-интеллигентского чванства, а то и откровенного социального шовинизма. Как же, у нас в политике должны участвовать только люди образованные, культурные и вообще «приличные». А тут ткачиха какая-то! Фу! Пахнуло мерзким «совком»! Мы не хотим видеть никаких ткачих, равно как и крестьян, сталеваров и вальцовщиков! Мы не любим оборванной черни! Мы почти привыкли к вашим «андроидам», но ткачиху не переживем!
Если власть и нужно здесь в чем-то упрекать, то только за то, что ткачихи непростительно мало. А «приличная» тусовка перебьется.
Ребята, поезд отходит, а вы стоите на перроне и говорите, что дальше не поедете. Что вам противно, стыдно и вообще… Ваше право. Но только на этом самом перроне вы очень скоро окажетесь в компании конченых идиотов, натуральных отморозков, у которых на уме одна гэбня. Да уже оказались, если честно. Но они вас не примут. Более того, они вам припомнят. Все. Как вы критиковали Запад, Ходорковского и «цветные революции», как смеялись над маршами несогласных, как «плевали на могилы Политковской и Литвиненко» и, конечно, как хвалили Путина. Ой припомнят! С оттяжкой!
Вам будет уже не стыдно, а страшно. Броситесь догонять поезд. Уверены, что догоните?
Это Иванов пугает одумавшихся пропутинцев безбашенными и проплаченными несогласными. А вот републикованная тем же Шенталинским статья из «Петроградской правды» за сентябрь 1918 года — самое начало «красного террора». Называется «Интеллигенция и трагический театр». Подпись — «Незнакомец».
Ну, а теперь, когда вы, граждане-интеллигенты, голодные, обнищавшие, без всякого почти дела, сидите по своим углам, — поняли вы, наконец, в чем заключается сущность истории русской интеллигенции, та сущность, которая привела сейчас всех вас к тупику? Революция с Керенским опьянила вас словоизвержением, а в октябрьские дни на вас напал столбняк, который вы назвали «саботажем». «Саботажная мода» уже вышла из моды. Вы готовы переодеться, но у большинства из вас не хватает средств на новое платье. Вы стараетесь из саботажного костюма выкроить пролетарский. Увы, из этого ничего не выйдет, — на последнюю одежду надо больше материала. Вот почему в лучшем случае вы выглядите сейчас комично. Вас можно только слегка пожалеть. На вас даже и рассердиться нельзя по-настоящему. Нашей развинченной, абсолютно чуждой героизма интеллигенции, очень женственной по своему душевному складу, не мешает приобщиться в той или иной степени к театру трагедии. Что делать, если русский интеллигент не знает, не чувствует всей великой трагедии переживаемого народом момента! Так пускай хоть «литературным путем» придет к нему!..
Горе тому, кто этого не видит, не слышит, не понимает, не чувствует! Он будет выброшен за борт и явится только навозом для удобрения… Жизнь сострадания не знает.
Это пишут с разницей в 80 лет два графомана, вскочившие на подножку локомотива и искренне сострадающие всем, кто не рвется на этот поезд.
Новый роман Дмитрия Быкова — как всегда, яркий эксперимент. Три разные истории объединены временем и местом. Конец тридцатых и середина 1941-го. Студенты ИФЛИ, возвращение из эмиграции, безумный филолог, который решил, что нашел способ влиять текстом на главные решения в стране. В воздухе разлито предчувствие войны, которую и боятся, и торопят герои романа. Им кажется, она разрубит все узлы…
«Истребитель» – роман о советских летчиках, «соколах Сталина». Они пересекали Северный полюс, торили воздушные тропы в Америку. Их жизнь – метафора преодоления во имя высшей цели, доверия народа и вождя. Дмитрий Быков попытался заглянуть по ту сторону идеологии, понять, что за сила управляла советской историей. Слово «истребитель» в романе – многозначное. В тридцатые годы в СССР каждый представитель «новой нации» одновременно мог быть и истребителем, и истребляемым – в зависимости от обстоятельств. Многие сюжетные повороты романа, рассказывающие о подвигах в небе и подковерных сражениях в инстанциях, хорошо иллюстрируют эту главу нашей истории.
Дмитрий Быков снова удивляет читателей: он написал авантюрный роман, взяв за основу событие, казалось бы, «академическое» — реформу русской орфографии в 1918 году. Роман весь пронизан литературной игрой и одновременно очень серьезен; в нем кипят страсти и ставятся «проклятые вопросы»; действие происходит то в Петрограде, то в Крыму сразу после революции или… сейчас? Словом, «Орфография» — веселое и грустное повествование о злоключениях русской интеллигенции в XX столетии…Номинант шорт-листа Российской национальной литературной премии «Национальный Бестселлер» 2003 года.
Неадаптированный рассказ популярного автора (более 3000 слов, с опорой на лексический минимум 2-го сертификационного уровня (В2)). Лексические и страноведческие комментарии, тестовые задания, ключи, словарь, иллюстрации.
Дмитрий Быков — одна из самых заметных фигур современной литературной жизни. Поэт, публицист, критик и — постоянный возмутитель спокойствия. Роман «Оправдание» — его первое сочинение в прозе, и в нем тоже в полной мере сказалась парадоксальность мышления автора. Писатель предлагает свою, фантастическую версию печальных событий российской истории минувшего столетия: жертвы сталинского террора (выстоявшие на допросах) были не расстреляны, а сосланы в особые лагеря, где выковывалась порода сверхлюдей — несгибаемых, неуязвимых, нечувствительных к жаре и холоду.
«История пропавшего в 2012 году и найденного год спустя самолета „Ан-2“, а также таинственные сигналы с него, оказавшиеся обычными помехами, дали мне толчок к сочинению этого романа, и глупо было бы от этого открещиваться. Некоторые из первых читателей заметили, что в „Сигналах“ прослеживается сходство с моим первым романом „Оправдание“. Очень может быть, поскольку герои обеих книг идут не зная куда, чтобы обрести не пойми что. Такой сюжет предоставляет наилучшие возможности для своеобразной инвентаризации страны, которую, кажется, не зазорно проводить раз в 15 лет».Дмитрий Быков.
Микроистория ставит задачей истолковать поведение человека в обстоятельствах, диктуемых властью. Ее цель — увидеть в нем актора, способного повлиять на ход событий и осознающего свою причастность к ним. Тем самым это направление исторической науки противостоит интеллектуальной традиции, в которой индивид понимается как часть некоей «народной массы», как пассивный объект, а не субъект исторического процесса. Альманах «Казус», основанный в 1996 году блистательным историком-медиевистом Юрием Львовичем Бессмертным и вызвавший огромный интерес в научном сообществе, был первой и долгое время оставался единственной площадкой для развития микроистории в России.
Вопреки сложившимся представлениям, гласность и свободная полемика в отечественной истории последних двух столетий встречаются чаще, чем публичная немота, репрессии или пропаганда. Более того, гласность и публичность не раз становились триггерами серьезных реформ сверху. В то же время оптимистические ожидания от расширения сферы открытой общественной дискуссии чаще всего не оправдывались. Справедлив ли в таком случае вывод, что ставка на гласность в России обречена на поражение? Задача авторов книги – с опорой на теорию публичной сферы и публичности (Хабермас, Арендт, Фрейзер, Хархордин, Юрчак и др.) показать, как часто и по-разному в течение 200 лет в России сочетались гласность, глухота к политической речи и репрессии.
Книга, которую вы держите в руках, – о женщинах, которых эксплуатировали, подавляли, недооценивали – обо всех женщинах. Эта книга – о реальности, когда ты – женщина, и тебе приходится жить в мире, созданном для мужчин. О борьбе женщин за свои права, возможности и за реальность, где у женщин столько же прав, сколько у мужчин. Книга «Феминизм: наглядно. Большая книга о женской революции» раскрывает феминистскую идеологию и историю, проблемы, с которыми сталкиваются женщины, и закрывает все вопросы, сомнения и противоречия, связанные с феминизмом.
На протяжении всего XX века в России происходили яркие и трагичные события. В их ряду великие стройки коммунизма, которые преобразили облик нашей страны, сделали ее одним из мировых лидеров в военном и технологическом отношении. Одним из таких амбициозных проектов стало строительство Трансарктической железной дороги. Задуманная при Александре III и воплощенная Иосифом Сталиным, эта магистраль должна была стать ключом к трем океанам — Атлантическому, Ледовитому и Тихому. Ее еще называли «сталинской», а иногда — «дорогой смерти».
Сегодняшняя новостная повестка в России часто содержит в себе судебно-правовые темы. Но и без этого многим прекрасно известна особая роль суда присяжных: об этом напоминает и литературная классика («Воскресение» Толстого), и кинематограф («12 разгневанных мужчин», «JFK», «Тело как улика»). В своём тексте Боб Блэк показывает, что присяжные имеют возможность выступить против писанного закона – надо только знать как.
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?