Стать героем - [40]

Хоть уже и настала пора перестать удивляться происходящему, молодой человек не решился верить тому, что осколок прилетел прямиком из сна. Поэтому он отмел воспоминания о том, что на земле не лежало ни единой мусоринки или щепки, до того, как он заснул. Удовлетворенный объяснением, он все-таки встал, сжимая кровоточащую ладонь. Грязный осколок, который являлся причиной этой неприятной потери крови, он решил взять с собой.

Кое-как бредя на затекших ногах обратно к дому волхва, Паша напряженно обдумывал детали сна. Теперь, когда сознание работало в полную силу, ему было легче обдумывать увиденное. «Видимо, это сражались… боги?»: не соглашаясь сам с собой, он помотал головой. Однако вывод напрашивался сам. По всем стереотипам, которые были прочно вбиты в его голову еще с детства, на небе сражалась либо авиация, либо боги. В данной ситуации, крылатые существа никак не были похожи на истребители.

«Почему тогда ангелы были заодно с демонами, или это не ангелы и не демоны?»: вопросы оставались без ответа.

— Ты где так долго пропадал? — прервал поток мыслей голос Еремея.

— Под дубом спал, — как-то отрешенно ответил Паша, — Вот, руку поранил.

Паша показал испачканную кровью руку, рана все еще пульсировала красной жидкостью.

— Хм… Вижу, — лицо волхва переменилось, на нем появилось выражение крайней озабоченности, — Чем ты поранился?

— Вот, — протянув здоровую руку, Паша показал осколок.

Осторожно сняв с ладони вещицу, волхв поднес ее ближе к лицу, чтобы рассмотреть. На секунду Павлу показалось, будто волхв испугался.

Еремей протер вещь платком, вынутым из-за пазухи. Осколок, казалось, был металлическим, с характерным блеском.

— Ты видел сон? — озадаченно спросил волхв у парня, — Что ты видел?

— Не знаю… — пожал плечами Павел, — Битва какая-то, особо не разобрать было. Да и как-то все теперь расплывчато вспоминается.

— Кто там сражался? — торопливо выуживал информацию волхв, — Кто победил в той битве?

— Не знаю я, там был большой взрыв, меня им… Разбудило.

— Это осколок копья?

— Да, насколько я помню, во сне в меня отлетел осколок от древка, — озадаченно отвечал Павел, он не понимал, как волхв так быстро определил принадлежность осколка.

— Хм, вот это новости, — покачивая головой, Еремей сел на лавку.

Перекладывая осколок из ладони в ладонь, волхв продолжил:

— Этот осколок… Он откололся от копья Перуна, бога — покровителя дружины.

— Там во сне был всадник на летучем коне, с копьем. И был воин в черном с огромным мечом. Они… Сражались, и вот второй, в черном, ударил мечом в копье. Я почему-то плохо все помню… В общем, взорвалось там все, и в меня этот осколок попал, потом я проснулся, — бессвязно рассказывал о событиях Павел.

В комнате воцарилось молчание, волхв обдумывал услышанное, а Паша понимал, что с каждой секундой все сильнее забывает увиденное во сне. Впрочем, волхв не продолжил расспросов, молча отдал осколок Паше. Уже отойдя на несколько шагов, Еремей обернулся и предупредил гостя:

— Не вздумай его утерять, он тебе понадобится.

— И что мне с ним делать?

— Потом поймешь, я и сам не уверен, но таких подарков терять нельзя. Думаю, этот осколок отныне твой оберег. Береги и ты его, чтобы он берег тебя, — волхв отвернулся с тем, чтобы уйти из комнаты.

Паша недоверчиво взглянул на дар богов, который так неудачно разрезал ему руку. Хмыкнув, он упрятал его в своей рубахе. После он вспомнил о ранении, рука была липкой от крови.

— Может, перевязать что-то дашь, или мазь какую-нибудь заживляющую? — крикнул он в след волхву, разглядывая разрез.

Кровь сочилась из продолговатой, глубокой раны. Сосредоточившись на созерцании ранения, он даже несколько испугался неожиданного прикосновения к руке. Рядом стояла Любава. Она склонилась над рукой и принялась промакивать рану тряпицей, при этом она сочувственно поглядывала на Пашу. Тряпица была пропитана каким-то раствором, который сильно жег рану, наподобие йода. Жжение вызывало не только боль, эффект был заметен и визуально, края пореза покрывались корочкой запекшейся крови, постепенно стягиваясь между собой. Почему-то такое волшебство Паше показалось нелицеприятным, и он отвернулся. Плотно сжав зубы, он делал вид, будто ему совсем не больно. Свободной рукой он вытащил осколок, чтобы еще раз его осмотреть. С одного края осколок был заострен, отчего и порезал руку так глубоко, с другой же стороны покрыт узором. Но понять, что именно представлял собой узор в целом, было не возможно, больно уж мал был осколок.

Когда Любава наложила повязку, туго стянув руку, в комнату вошел волхв.

— Так, завтра вместе пойдем к тому дубу, — заговорил он, прохаживаясь по комнате, — кстати, рану тебе Любава врачевала тем самым, что ты давеча по мешочкам раскладывал. Как такую мазь сделать она же тебе и расскажет, а я в деревню пойду по делам, к ужину буду.

С этими словами он, не собирая никаких вещей, вышел из дому.

— Пойдем какашки мешать? — обратился Павел к девушке, пытаясь улыбнуться.

Улыбка вышла больше похожей на оскал, однако Любаву это не смутило.

— Пойдем.

Она повела его за собой через коридор, не доходя до спальни, Любава свернула в узкий проход, который скрывался темной занавеской. Следуя за Любавой, Паша ловил себя на мысли, что разглядеть ее бедра в это широкой юбке невозможно, но его фантазия сама рисовала ему округлые очертания фигуры. Замечтавшись, он споткнулся о высокий порог, и чуть ли не кубарем влетел в маленькую светлую комнатку, запах которой ударил в нос десятком разнообразных ароматов трав. Стремясь найти опору в своем неминуемом падении, Паша схватился за Любаву, чуть ли не утащив ее за собой. Восстановив равновесие, он тихо «ойкнул» и отдернул руки от девичьих плеч.