Стать героем - [38]

Ему захотелось где-нибудь сесть, свернуться клубочком и оказаться дома. Так он был напуган и подавлен. Сам того не заметив, он сел на траву, росшую под раскидистым дубом, который рос неподалеку от дома волхва. Здесь же было оборудованное кострище с горкой прогоревшего пепла, а рядом с ним стоял большой камень.

Солнце понемногу клонилось к горизонту, наступил вечер со свойственным ему теплом и звуками. Паша прикрыл глаза, ворочая в голове воспоминания прошедших дней, постоянно удивляясь собственному везению. Не раз и не два смерть дышала ему в лицо, но он каким-то образом уходил от нее, или она его отпускала. Мысли закружились в голове, картинки и ощущения поочередно сменялись, образуя какую-то бесноватую воронку, втягивающую Павла все глубже и глубже в себя. Он не заметил в костре едва тлеющих угольков, однако сейчас, пока его глаза были закрыты, они разгорались с новой силой, и легкий ветерок нес густую дымку на Павла.

Водоворот образов и чувств полностью поглотил сознание, такое бывает прямо перед тем, как человек засыпает. Слабый шум сердцебиения резко сменился звоном железа и криком тысяч умирающих и убивающих людей, смешивающимся с ржанием лошадей.

Паша открыл глаза и обнаружил себя на поле боя, прямо позади него неслись кавалеристы, грозно выставив копья наперевес. Бежать было некуда, считанные метры отделяли его от первого ряда кавалеристов, он успел повернуться к ним грудью. В нее смотрел безжалостный наконечник копья. А с наконечника на Павла смотрела неминуемая смерть, устрашившись которой Паша в последний миг прикрыл голову руками, припав к земле. Губы сжались в тонкую нить, сердце билось, словно нужно было отстукать все удары, уготованные судьбой именно за эту секунду.

«Почему так долго»: мысль пронеслась мимолетно, но оставила за собой след все нарастающего недоумения и некоторого облегчения. Уже прошло несколько десятков секунд с того момента, как Павел принял свое предсмертное положение. Ежесекундно он ожидал пронзающей боли, оставленной копьем, или глухого удара копыта, но ничего не происходило, хотя гул битвы был все так же отчетлив. Павел раскрыл глаза, с боязнью, будто нехотя. Кавалерия уже громила ряды вражеской пехоты, сея смерть и опустошение, но утопая в ней и сама. Разномастно одетые и экипированные воины слились в общую, громыхающую железом и деревом массу, не оставив зрителю возможности понять кто одерживает верх, и кто с кем ведет борьбу.

Паша попытался встать, но вдруг понял, что у него нет тела, оно куда-то исчезло. Тогда он взлетел над полем битвы, будто всегда это умел. Он парил над армиями от левого фланга к центру, где горели огни, а прямо над воинами сверкала гроза, разя молниями землю и воинов на ней. Такой масштабной битвы он не видел никогда, он даже не мог представить такого количества сражающихся одновременно, на одном поле, людей.

На центральном фронте битвы войска были одеты так, что различить их было гораздо проще, нежели на флангах. Летел же Павел прямо над линией битвы, так что по правую и левую сторону от него находились враждующие армии. Знамена слева в основном изображали солнце либо солярный знак, справа же на флагах изображалась птица, которую Паша посчитал фениксом, фигурировали так же якорь и крест. По экипировке воины несколько разнились, но особых предпочтений у каждой из сторон Павел не наблюдал, разве что слева мелькало чуть больше кольчуг да куяков, а справа пластинчатых кирас и клепаных доспехов из кожи. К тому пехотинцы слева носили с собой топоры и сулицы, справа же было больше коротких мечей и копий, не предназначенных для метания. Больших подробностей он не смог рассмотреть, так как полет его все ускорялся, он несся к правому флангу, куда сместилась аномально маленькая гроза, видимо, совершенно не природного происхождения. Под ливнем и молниями сражались несколько иные воины. Паша был уверен, что слева сражались совсем не люди. Какие-то коренастые карлики стояли крепким строем, под прикрытием больших башенных щитов, пока из-за их спин тонкие фигуры, в легких доспехах поливали врагов стрелами из длинных луков. Конница безуспешно пыталась пробить строй мужественных карликов, но каждая молния делала все новые бреши в, казалось бы, нерушимом строю, эти бреши расширялись кавалерийским клином. Как бы отважно не сражались пехотинцы, их было заметно меньше чем, наступающих на них воинов. Окружение было неизбежно, и оставалось лишь делом времени. Вдруг откуда-то из-за туч во вновь собравшуюся кавалерию устремился поток огня, поджигая воинов и их коней. Поток прошел прямо через Павла, страх вновь пронзил его острой стрелой, но он не почувствовал иной боли, как и тогда, на поле, огонь не причинил ему вреда. Паша заинтересовался, что могло стать источником огня, он полетел вверх и, преодолев бушующую стихию и клубы поднимающегося с земли дыма, воспарил над тучами. Удивлению его не было предела, там, в небесах, кипела своя битва. Воинов было значительно меньше, они не были организованы в полки, как люди, они бились в две сплошные стены. Слева воины восседали на летучих конях, многие на невиданных Павлом ранее птицах. Сами они были одеты в легкие кожаные доспехи, а то и вообще в простые одежды, не стесняющие движений. Удалось увидеть и источник небесного огня, им был молот немолодого, очень большого, в сравнение с человеком, воина, восседающего на неведомо каким образом, но летающем псе. Рядом с ним сражались подобные ему же по размерам копейщик, метающий из копья молнии, а так же ослепительный мечник, будто наполненный солнечным светом. Летучих животных под ними Павел попросту не распознал, слишком быстро развивались события, слишком многое ему хотелось увидеть.