Стать человеком - [9]

— Привет, Банди! — улыбнулась она и, обойдя лужу, в которой тускло отражался свет фонаря, остановилась перед братом.

Не сдержавшись, Эндре ударил ее по лицу. Удар был настолько неожиданным, что Жока не успела опомниться и на ее губах продолжала блуждать радостная улыбка. Она только ойкнула. Все еще не понимая, что же произошло, она заплакала не столько от боли, сколько от обиды, из ее глаз потекли крупные слезы. От стыда она была готова провалиться сквозь землю. На мгновение мелькнула мысль бежать, все равно куда, лишь бы подальше отсюда, туда, где ее никогда не найдет Банди. Однако у нее не было сил шевельнуться, ноги словно онемели, слезы застилали глаза, и она уже не видела ни деревьев, ни кустов, ни виллы. Перед ней лишь маячило искаженное злобой лицо брата. Вокруг стояла странная тишина. Не слышно было даже шума работавшего мотора. Затем лицо Банди стало расплываться, до нее донесся звук захлопнувшейся дверцы машины и чьи-то приближающиеся шаги. Громко всхлипнув, она побежала во двор.

Услышав рыдания Жоки, Эндре повернулся и посмотрел ей вслед. Поднявшаяся из глубин сознания злоба лишала его возможности рассуждать здраво. Он увидел перед собой суровое, изможденное лицо мужчины с прищуренными глазами, узкую линию его тонких губ, которые шевелились и что-то говорили ему на удивление мягким голосом. Но Эндре видел в нем уже не человека, а этакого пижона с автомобилем, соблазнителя родной сестры, и не раздумывая со всей силы ударил его.

Благодушно настроенного и ничего не подозревавшего спутника Жоки удар застиг врасплох. Потеряв равновесие, он рухнул на капот машины и медленно сполз на землю. А Эндре повернулся и направился в дом.

Мучительно медленно текли минуты, казавшиеся часами. Эндре стоял у раскрытого окна и отрешенно смотрел в сад. «Я, видимо, рехнулся, — думал он. — Что это со мной происходит?» Он попытался найти оправдание своему поведению, но все аргументы, которые приходили ему в голову, мягко выражаясь, хромали на обе ноги. Он как бы взглянул на себя со стороны, ведь он всегда глубоко ненавидел любые формы насилия и не мог представить себе большего позора, чем избиение беззащитного человека. В детстве он из принципа никогда не дрался, хотя был хорошим спортсменом и мог легко справиться даже с ребятами постарше себя. Но он всегда старался избегать столкновений. Сначала в спортивной секции в школе, потом в спортивном обществе «Металлист» он занимался боксом. Тренеры, используя все свое красноречие, не раз уговаривали его выступить на соревнованиях, однако он и слышать об этом не хотел, ссылаясь на то, что учится боксу лишь в целях самозащиты.

А сейчас разве кто-нибудь нападал на него? Никто. Охваченный неистовой злобой, он ударил Жоку — эту гадкую черту характера он, видимо, унаследовал от отца, хотя постоянно протестовал против его вспышек гнева.

Втайне Эндре надеялся, что Жока придет к нему и начнет объяснять: «Ты, конечно, был прав, я понимаю тебя». Но она не шла, а продолжала плакать в своей комнате.

Ее слезы всегда причиняли Эндре душевную боль. Правда, сестрица не принадлежала к числу слезливых, но если уж начинала плакать, то это означало, что с ней приключилась настоящая беда: либо кто-то грубо оскорбил ее, либо по отношению к ней совершена вопиющая несправедливость. В таких случаях Эндре предпринимал все, чтобы как-то успокоить и развеселить сестру. Однако сейчас он не мог пойти к ней, не мог дурачиться, поскольку понимал, что смертельно обидел ее. С каждой минутой он чувствовал себя все более отвратительно.

Плача Жоки уже не было слышно. Это несколько успокоило Эндре, хотя и не сняло душевной боли. Из окна, у которого он стоял, были видны далекие мерцающие огоньки спящего города, отчего тишина казалась еще более глубокой. «Пойду-ка к ней и попрошу прощения, — решил Эндре. — Но что я ей скажу? Мол, конечно, нельзя было тебя бить, однако ты должна понять, что виновата во всем сама. Я потому и потерял голову, что очень люблю тебя и беспокоюсь за тебя».

Он вошел в комнату сестры. Свет от бра падал на лицо Жоки. Она лежала с закрытыми глазами, прижав к себе любимого плюшевого медвежонка Тедди, и все еще всхлипывала. Она слышала, как открылась дверь, как под чьими-то ногами заскрипел паркет, однако глаз не открыла. Эндре отвернул край одеяла и присел на краешек ее кровати.

— Не сердись, Жо, — проговорил он смущенно и погладил сестру по блестящим волосам. — Сам не знаю, что со мной случилось. Я прямо-таки очумел...

Тело Жоки вновь затряслось от рыданий. Она вся съежилась, как испуганный зверек, и, судорожно прижимая к себе медвежонка, роняла горькие слезы.

— Не плачь, Жо.. Очень прошу тебя, перестань. — Только теперь Эндре по-настоящему понял, как сильно любит сестру.

Жока еще долго не могла успокоиться, а когда перестала плакать, они проговорили до самого утра.

— Мне обидно, что ты мне не веришь, — сказала она, — хотя давно должен был понять, что я не такая...

— Понимаю, Жо, понимаю, но я так волновался за тебя. И потом, я знаю мужчин. Собственно говоря, где ты была?

— В Доме киноактера. Там показывали новый фильм Феллини. Я звонила тебе несколько раз, однако никто не брал трубку.