Стать бессмертным - [6]

— Зачем ты пришёл? — спрашивает она, не глядя на меня.

— Я заблудился в метро, — отвечаю я, понимая, как это глупо звучит «заблудился в метро», хотя всё, что я говорю — чистая правда, — а когда выбрался на поверхность, смотрю, твой дом…

— И что ты там делал?

— Отмечал день рождения…

— Поздравляю.

— Спасибо.

Принимаю сидячее положение и пытаюсь её обнять, но она делает вялое движение плечом, показывая, что это ей уже не интересно. Боже мой, сколько у меня уже было вот таких вот пробуждений!

— В холодильнике, должно быть, что-то есть, — сообщает Галина и поворачивается ко мне спиной.

Медленно и нехотя вылезаю из кровати. Холодно. Иду на кухню, по дороге подбирая разбросанную одежду.

Говорят, отсутствие порядка у женщины на кухне свидетельствует о её расстроенной душевной организации. У Галины на кухне сущий бардак. Такой бардак, что она больше похожа на мою кухню, чем моя собственная. А ещё говорят, чем тоньше эта самая душевная организация, тем толще талия. Чёрт их всех разберёт…

Возвращаюсь в комнату с одной чашкой кофе. Галина опять сидит по-турецки и смотрит на меня с каким-то недоступным мужскому пониманию выражением своих карих, очень мягких глаз, которые никогда не блестят. Я уже не пытаюсь её понять — это глупо — достаточно того, что она открыла мне дверь, и мы вместе провели ночь. Она непонятно на меня смотрит, а я непонятно зачем ухожу обратно на кухню.

— Кстати, если тебе интересно, сегодня первое сентября, — бросает она мне вдогон.

Меня словно бьёт током: твою ж мать, первое сентября! Ну почему за тридцать первым августа всегда должно быть именно первое сентября!

В какой уже раз этот день подкрался ко мне незаметно, как пятиногий пёс. Опять этот чёртов день знаний, в который, по давней традиции преподаватели приносят друг другу глубокие соболезнования, налетел внезапно, без предупредительной вспышки в сознании, предвещающей что-то близкое и недоброе. И ведь вроде бы должен был уже выработаться условный рефлекс на связке: день рождения — первое сентября. Не тут то было. Не выработался, стервец. Каждый раз одно и тоже.

Вскакиваю с табурета и со скоростью, на которую способен разве что любовник за миг до прихода мужа, одеваюсь. Спустя десять секунд я уже на улице, несусь, словно опоздавший школьник.

Разумеется, вся кафедра уже в сборе. Только один я опоздал.

Грузный алкоголик в перепачканном пиджаке, крючковато возвышающийся над кучкой разнокалиберных лысин — заведующий кафедрой, профессор Красиков. Между прочим, с недавних пор мой научный руководитель. Он что-то бубнит себе под нос. Разумеется, никто его не слушает. Точнее, не вслушивается, и так понятно, о чём можно говорить на первом в учебном году заседании кафедры.

Я сажусь на последний свободный стул, позади Саши Гайворонского, который улыбается мне через плечо, мол, привет. Мы с ним тут одни не пенсионного возраста. Все остальные работают на кафедре с войны. Или, в крайнем случае, с Карибского кризиса.

Обвожу глазами рассевшееся вокруг уже ставшее родным полное собрание всевозможных видов научно-исследовательской импотенции. Здесь и старческая немочь, и врождённая неспособность, но чаще всего, приобретённая мозговая дисфункция — все стили и направления постсоветского научно-технического бессилия. Выбирай на вкус. Разве что профессор Цыплёнков, выделяющийся благородной полнотой и хорошим костюмом среди остальных малосимпатичных персонажей, ещё на что-то способен. Возможно даже на многое, мне судить сложно. При всём при этом, вся эта окаменелая братия имеет дипломы кандидатов, а некоторые даже докторов наук, а я…

— И последнее, — мямлит заведующий, — о планах кафедры на текущий учебный год…

Я его почти не слушаю. Про новые учебные программы и методические пособия, которые на самом деле старые, как экскременты Фомы Аквинского, слушать всё равно невозможно; но уж если он заговорил о планах, то довольно скоро доберётся до моей скромной персоны.

Ну вот, пожалуйста:

— …защита кандидатской диссертации ассистента Цейслера запланирована на ноябрь — декабрь.

Тут все просыпаются и медленно поворачивают головы в мою сторону.

То, что мне нужно сказать, я знаю наизусть. Сто раз уже это говорил. Первые две главы готовы и даже отпечатаны, третья в черновике, а четвёртой и пятой ещё нет, но планируется, поскольку работа ведётся. А без четвёртой и пятой глав, то есть без экспериментального подтверждения первых трёх, мой дисер никому даром не нужен. Даже мне самому.

— …натурный эксперимент планировалось провести на заводе НПО «Спецстрой», но по причине смены руководства и последующего закрытия самого завода, этого сделать не удалось. Единственное, что тормозит защиту моей диссертации, это Отсутствие Экспериментальной Базы, — говорю я как можно отчётливее, — подтверждать же теоретические выкладки только лишь численным экспериментом считаю недостаточным…

— Ну а если вы не найдёте базу, так в девках и останетесь? — довольно едко прерывает меня профессор Бахтеяров.

— Вероятно, — безразлично отвечаю я.

— Знаете, Цейслер, у меня складывается впечатление, что вы нарочно затягиваете проведение эксперимента, поскольку, как бы это помягче сказать, не до конца уверены в результате…