Старый порядок и революция [заметки]
Примечания автора
О могуществе римского права в Германии и о том, каким образом оно заменило германское право
На исходе средневековья римское право стало главным и почти единственным объектом изучения немецких законоведов. В то время большинство из них даже образование получало за пределами Германии в итальянских университетах. Законоведы эти не были хозяевами политического положения в обществе, но тем не менее взяли на себя обязанность толковать и применять законы. Поэтому если они так и не смогли уничтожить германское право, то по крайней мере так видоизменили его, что стало возможным силой втиснуть его в состав римского права. Законы римского права применялись ими по всему, что в германских институтах имело хоть какую-либо отдаленную аналогию с законодательством Юстиниана, тем самым они привнесли в немецкое законодательство новый дух, новые обычаи, и мало-помалу оно настолько видоизменилось и стало настолько непохожим на самое себя, что, например, в XVII веке его уже вовсе нельзя было узнать. Оно было заменено Бог знает чем, что было еще германским по названию, но римским по сути.
У меня есть причины полагать, что благодаря этой работе законоведов многое в положении германского общества ухудшилось, в частности, положение крестьянства. Большинство крестьян, которым еще до сих пор удавалось сохранять хотя бы часть своих свобод или своих владений, утратили их окончательно и благодаря ученым уподоблениям были низведены до положения римских рабов или эмфитевтов.
Постепенное видоизменение национального права и бесплодные попытки ему противостоять прекрасно видны в истории Вюртемберга.
С самого основания графства Вюртемберг в 1250 г. и вплоть до создания здесь герцогства в 1495 г. законодательство здесь носило исключительно местный характер. Оно вобрало в себя обычаи, местные законы, изданные городами или при дворах крупных вельмож, а также уложения, издаваемые землями. Одни только церковные дела управлялись чуждым каноническим правом.
Характер законодательства изменяется с 1495 г.: начинается проникновение римского права. Изучавшие право в зарубежных школах доктора, как их называли, входят в правительство и завладевают управлением в высших судебных учреждениях. С начала XV века и вплоть до середины этого столетия все политическое общество ведет против них борьбу, аналогичную той, что велась в то же время в Англии, но совсем с другими результатами. Представители феодальной знати и депутаты от городов в 1514 г. и во все последующие годы направляют в сейм Тюбингена всяческие протесты против происходящего. Они выступают против федистов, проникших во дворы и изменивших дух и букву всех обычаев и законов. Преимущество, похоже, изначально было на их стороне: они добились от правительства обещания отныне назначать в высшие судебные инстанции почитаемых и просвещенных людей из дворянства или из правления герцогства, но не из числа докторов; также решено было создать комиссию из правительственных чиновников и представителей земель, которая должна была составить проект уложения, способного служить законом для всей страны. Бесплодные усилия! Римское право в конечном итоге вытеснило национальное право из законодательства и укоренилось даже в тех областях, где германское право преимущественно имело силу.
Триумф иностранного права над местным объяснялся многими немецкими историками двумя обстоятельствами: во-первых, захватившим в то время все умы течением, обращенным к античным языкам и литературе и пренебрежительно относившемуся к духовным продуктам деятельности национального гения; во-вторых, занимавшей умы на протяжении всего немецкого средневековья и проникшей даже в законодательство той эпохи идеей о том, что Святая империя есть продолжение Римской империи и что законодательство первой является прямым наследником римского законодательства.
Но названные причины недостаточны для понимания того обстоятельства, что то же самое право в то же самое время было введено сразу по всей Европе. Я считаю, что произошло это потому, что абсолютная власть государей одновременно и прочно устанавливалась повсеместно в Европе на обломках прежних вольностей, а римское право — право рабское — прекрасно соответствовало их взглядам.
Римское право, повсеместно усовершенствовавшее гражданское общество, пыталось разрушить политическое общество, коль скоро это последнее было в основном творением высоко цивилизованного и крайне порабощенного народа. Поэтому короли со страстью его восприняли и установили повсюду, где это было в их власти. Толкователи римского права по всей Европе стали министрами или высшими чиновниками при королях. В случае необходимости законоведы всегда помогали королям найти правовую поддержку, обращенную против того же права. С тех пор они часто действовали подобным образом. Почти всегда рядом с государем, нарушившим законы, находился легист, уверявший, что подобные действия законны, и глубокомысленно доказывавший, что насилие справедливо и что угнетенные неправы.
Переход от феодальной монархии к монархии демократической
Поскольку к тому времени все монархии обрели характер абсолютных, то нет никакой вероятности, что данное изменение в общественном устройстве обусловлено неким частным обстоятельством, которое бы случайным образом имело место в каждом государстве одномоментно. Следовательно, надо полагать, что все одновременные и схожие события должны иметь общую причину, действующую повсеместно и одновременно.
Этой общей причиной был переход от одного общественного состояния к другому — от феодального неравенства к демократическому равенству. Дворянство было уже побеждено, но народ еще не поднялся; положение одних было слишком низким, других слишком высоким, чтобы сдерживать движения власти. Прошедшие 150 лет были как бы золотым веком государей, когда они пользовались всемогуществом и стабильностью, которые обычно являются вещами взаимоисключающими: власть государей была столь же священна, как и власть наследственной главы феодальной монархии, и столь же абсолютна, как власть главы демократического общества.
Распад свободных городов Германии. — Имперские города (Reichsstœdten)
По мнению немецких историков, наибольший расцвет этих городов приходится на XIV и XV века. Они были в то время средоточием богатства, искусства, знаний, властителями европейской коммерции, наиболее мощными центрами цивилизации. На севере и юге Германии они образовали независимые конфедерации с проживающим в округе дворянством, подобно тому, как в Швейцарии города заключали союз с крестьянством.
В XVI веке города сохраняли свое благополучие. Но период упадка наступил. Тридцатилетняя война ускорила разорение городов. В этот период не осталось почти ни одного города, который бы не был разрушен или разорен.
Тем не менее Вестфальский договор отзывается о них положительно и сохраняет за ними характер непосредственных владений, то есть земель, зависящих только от Императора. Но, с одной стороны, соседствующие с ними владетельные князья, а с другой, сам Император, власть которого после Тридцатилетней войны простиралась лишь на этих мелких вассалов империи, то и дело ограничивают их самостоятельность, постоянно сужая ее пределы. В XVIII веке число городов достигало пятидесяти одного, и представители их занимали в сейме две скамьи и обладали собственным, отличным от других голосом, хотя фактически они уже не могли ничего сделать в управлении общими делами.
Все города были обременены внутренними долгами, происхождение которых отчасти объяснялось тем, что имперские налоги с городов взимались с учетом их прежнего великолепия, а отчасти и тем, что управление в городах было совершенно негодным. И что особенно следует отметить, так это то, что дурное управление кажется следствием присущей всем городам скрытой болезни независимо от формы правления. При аристократическом, равно как и при демократическом правлении жалобы поступают сходные, по крайней мере, они одинаково эмоциональны. Говорят, что аристократическое правление обращается в замкнутый кружок небольшого числа знатных фамилий; здесь правит частный интерес, процветает покровительство. При демократии повсюду проявляется чиноискательство и взяточничество. В обоих случаях жалуются на недостаток честности и бездействие властей. Император вынужден беспрестанно вмешиваться в дела городов, дабы восстановить порядок. Города постепенно пустеют, впадают в нищету. Они перестают быть очагом германской цивилизации; искусства оставляют их и блистают в новых городах, созданных государями и представляющих новый мир. Торговые пути обходят их стороной; их прошлая энергия, их патриотическая мощь исчезают. Гамбург остается практически единственным центром богатства и просвещения, но в силу особых лишь ему присущих благоприятных обстоятельств.
О времени уничтожения крепостничества в Германии
Из приведенной ниже таблицы вы увидите, что отмена крепостничества в большинстве земель Германии произошла очень недавно. Крепостничество было отменено лишь:
1. На земле Баден — в 1783 г.;
2. В Гогенцолернских землях — в 1789 г.
3. В Шлезвиге и Гольштейне — в 1804 г.;
4. В Нассау — в 1808 г.;
5. Пруссия. Фридрих-Вильгельм 1 с 1717 г. отменил крепостничество в своих владениях. Особый кодекс Фридриха Великого, как мы видели, утверждал его отмену во всем королевстве. В действительности же он уничтожал только самую жестокую форму крепостничества, leibeigenschaft, но сохранял его в смягченной форме, erbunterhaenigkeit. И лишь в 1809 г. крепостничество здесь перестало существовать.
6. В Баварии крепостничество исчезло в 1808 г.;
7. Декрет Наполеона, из Мадрида, датированный 1808 г.; уничтожает крепостничество в великом герцогстве Бергском и в других мелких владениях как, например, Эрфурт, Байрейт и проч.
8. В королевстве Вестфалия отмена крепостничества датируется 1808 и 1809 гг.;
9. В Липп-Детмольдском княжестве — в 1808 г.;
10. В Гамбурге-Липпе — в 1810 г.;
11. В Шведской Померании также в 1810 г.;
12. В Гессен-Дармштадте — 1809 и 1811 г.;
13. В Вюртемберге — в 1817 г.;
14. В Мекленбурге — в 1820 г.;
15. В Ольденбурге — в 1814 г.;
16. В Саксонии — в 1832 г.;
17. В Гогенцоллерне-Зигмарнинге только в 1832 г.;
18. В Австрии в 1811 г. С 1782 г. Иосиф II уничтожил Leibeigenschaft; но смягченная форма крепостничества, Erbunterthanigkeit, просуществовала до 1811 г.
Часть сегодняшних немецких государств как, например, Бранденбург, старая Пруссия, Силезия, первоначально населенные славянами, была завоевана и частично оккупирована немцами. В этих областях тип крепостничества был еще более жестоким, чем в Германии и оставил там в конце XVIII века еще более заметные следы.
Кодекс Фридриха Великого
Из всех деяний Фридриха Великого, наименее известным даже в его стране, является кодекс, составленный по его указанию и изданный его последователями. Между тем я не знаю какого-либо иного произведения, столь ярко освещавшего как фигуру самого его творца, так и его эпоху и лучше демонстрировавшего их взаимное влияние.
Этот кодекс представляет собой настоящую конституцию в полном смысле этого слова. Он имеет целью урегулирование отношений не только между гражданами, но и между гражданами с одной стороны и государством — с другой. Это одновременно и гражданский кодекс, и уголовный кодекс, и хартия.
Он основан или, скорее, кажется основанным на известном числе общих принципов, выраженных в очень философской и очень абстрактной форме и во многих отношениях схожих с принципами, которыми исполнена Декларация прав человека в конституции 1791 г.
В кодексе провозглашено, что благо государства и его жителей является целью государства и пределом закона; что законы могут ограничивать свободу и права граждан только в целях всеобщей пользы; что каждый гражданин должен работать ради общего блага в соответствии со своим общественным положением и состоянием; что права индивидов должны быть подчинены всеобщему благу.
Нигде в тексте нет упоминания о наследном праве государя, его семьи, ни даже об особом его праве, отличном от права всего государства. Понятие государства выступает уже единственным понятием для обозначения королевской власти.
Напротив, речь в кодексе идет об общих правах всех людей: общие права человека основываются на его естественной свободе творить свое собственное благо, не затрагивая при этом прав другого. Любые действия, не запрещенные естественным законом или позитивным законом государства, считаются дозволенными. Каждый гражданин может требовать от государства защиты своей личности и своей собственности и имеет право силой защищать самого себя, если государство не приходит ему на помощь.
Изложив эти великие принципы, законодатель вместо того, чтобы вывести из них догму народного суверенитета и народного правительства в свободном обществе, что было сделано в конституции 1791 г., внезапно приходит к иному выводу, равным образом демократическому, но не либеральному. Он рассматривает государя как единственного представителя государства и наделяет его всеми правами, которые только что признал за всем обществом, В кодексе правитель не выступает более в качестве представителя Бога, он — только представитель общества, его агент, его служитель, как откровенно писал Фридрих во всех своих произведениях. Но он представляет общество единолично и единолично осуществляет все властные функции. В предисловии к кодексу говорится, что глава государства, обязанный заботиться о всеобщем благе как единственной цели общества, уполномочен последним руководить и направлять все действия индивидов к этой цели.
Среди основных обязанностей этого всемогущего служителя общества я выделяю следующие: поддерживать общественный мир и безопасность внутри общества и гарантировать каждому защиту от насилия. За пределами своего государства ему надлежит поддерживать мир или вести войну. Он один должен издавать законы и вырабатывать общие нормы общественной безопасности. Он один имеет право помилования и приостановки уголовного преследования.
Все существующие в государстве сообщества, все общественные учреждения находятся под его надзором и управлением в интересах мира и всеобщей безопасности. Для того, чтобы глава государства мог исполнять перечисленные обязанности, ему необходимо иметь некоторые доходы и материальные выгоды; таким образом, он обладает властью устанавливать налоги на частные состояния, на лица, на их занятия, на коммерцию, производство и потребление. Приказы общественных чиновников, действующих от имени государя и в рамках своих функций, должны восприниматься как его собственные приказы.
И вот мы видим, что такая совершенно современная голова прикреплена к готическому телу. Фридрих лишь убрал то, что могло стеснять действия его собственной власти. Таким образом, было порождено чудовищное создание, кажущееся чем-то средним между двумя различными существами, В своем удивительном творчестве Фридрих выказывает столько же презрения к логике, сколько проявляет заботы о своем могуществе и в то же время стремление не создавать ненужных трудностей, нападая на то, что еще имело силы сопротивляться.
Сельские жители за исключением нескольких округов и местностей подчинены переходящей по наследству зависимости, не ограничивающейся одной лишь барщиной или повинностью, неотделимой от владения землей, но простирающейся, как мы видели, и на личность владельца.
Кодекс вновь санкционировал большую часть привилегий землевладельцев. Можно даже сказать, что привилегии теперь существуют вопреки кодексу, так как кодекс утверждает, что в случае разногласия между местным обычаем и новым законодательством надлежит следовать первому. Формально декларируется, что государство может уничтожить какую-либо из привилегий не иначе как путем выкупа ее в соответствии с нормами права.
Правда, кодекс утверждает отмену собственно крепостничества (Leideigeschaft), поскольку оно устанавливает личное рабство, но сохраняет заменяющее его наследственное подчинение (Erbunterthanigkeit), которое также является видом рабства, насколько можно судить по тексту кодекса.
В этом же кодексе горожанин заботливо отделяется от крестьянина. Между буржуа и дворянином признается существование своего рода промежуточного класса: он включает в себя высших чиновников, не имеющих дворянского титула, священнослужителей, преподавателей учебных заведений, гимназий и университетов.
Названные лица держатся особняком среди буржуа, однако, никогда не смешиваются с дворянством, напротив, они находятся в сравнительно низшем отношении по сравнению с ним. Как правило, они не могли ни приобрести сословных дворянских привилегий, ни занять более высокие места в гражданской иерархии. Не являлись они и hoffachig, то есть не имели права быть представленными ко двору за исключением редких случаев, и то без семьи. Как и во Франции, такая подчиненность унижала тем более, что с каждым днем класс людей, о котором идет речь, становился все более просвещенным и более влиятельным, и что буржуазные государственные чиновники занимали если и не наиболее блестящие посты, то, по крайней мере, посты наиболее выгодные. Возмущение против привилегий дворянства, столь способствовавшее Революции во Франции, в Германии подготовило почву для одобрения, с которым эта революция была первоначально воспринята. Основным составителем кодекса меж тем был буржуа, но он, без сомнения, следовал указаниям своего господина.
В этой части Германии старое европейское государственное устройство еще не настолько было разрушено, чтобы Фридрих вопреки внушаемой ему неприязни счел своевременным уничтожение остатков прежнего режима. В целом он ограничивается лишением дворянского права образовывать собрания и управлять целым обществом, он оставляет за каждым дворянином его личные привилегии, лишь ограничивая и регулируя пользование ими. Таким образом, получается, что кодекс, составленный под руководством ученика наших философов и введенный в действие после начала французской Революции, представляет собой самый подлинный и новейший законодательный документ, дающий законную основу тому самому феодальному неравноправию, которое Революция вскоре уничтожит во всей Европе.
Дворянство провозглашается кодексом основным сословием Европы; дворяне должны преимущественно назначаться на все почетные должности, если они способны их исполнять. Только дворяне способны владеть имениями, создавать определенный порядок наследования, пользоваться правом охоты и суда, присущими привилегированному землевладению, равно как правом опеки над церквями. Одни дворяне могут носить имя земли, которой они владеют. Буржуа, наделенные в порядке особого исключения правом обладания имением, лишь в весьма ограниченных пределах пользуются правами и почестями, связанными с подобным землевладением. Являясь владельцем имения, буржуа имеет право передать его по наследству буржуа только в том случае, если последний является наследником первой степени. В том случае, если таких наследников не окажется, равно как не окажется и наследников дворянского происхождения, имение подлежит продаже с торгов.
Одной из наиболее характерных частей кодекса Фридриха является постановление о наказаниях за политические проступки.
Последователь Фридриха Великого, Фридрих-Вильгельм II вопреки феодальной и абсолютистской части законодательства, обзор которой я только что сделал, усматривал в произведении своего дяди революционные тенденции, из-за чего протянул с публикацией кодекса до 1794 г. и, по слухам, успокаивался, лишь вспоминая о превосходном уголовном уложении, с помощью которого кодекс был способен исправить содержащиеся в нем дурные принципы. И в самом деле, никогда, даже в более поздние времена, среди произведений подобного рода не встречалось ничего более полного и совершенного. С наибольшей строгостью карались не только бунты и заговоры, но также сурово наказывалась неуважительная критика правительственных действий. Тщательно запрещается покупка и распространение опасных сочинений: за проступок автора несут ответственность также и типографщик, и издатель, и распространитель. Публичные балы, маскарады и прочие развлечения объявлены общественными собраниями, и разрешение на их проведение должно быть получено в полиции. То же относится и к обедам в публичных местах. Свобода слова и прессы всегда подчинена контролю со стороны властей. Запрещено ношение огнестрельного оружия.
Во всем этом произведении, наполовину заимствованном из средневековья, в конечном итоге проявляются положения, чей исключительно централизаторский дух соприкасается с социализмом. Так, например, кодекс провозглашает, что государство должно заботиться о пропитании, предоставлении работы и выплате жалованья всем тем, кто не в состоянии сам содержать себя и не получает помощь со стороны сеньора или общины: таким людям должна быть предоставлена работа в соответствии с их силами и способностями. Государство должно создавать учреждения, помогающие гражданам в их бедности. Кроме того, государство наделено властью закрывать заведения, поощряющие леность, и самому распределять денежные суммы, коими распоряжались данные учреждения.
Основные черты этого произведения Фридриха Великого смелость и новизна в теории и робость в области практики — переплетаются здесь повсеместно. С одной стороны, провозглашается великий принцип современного общества — все в равной степени должны исправно платить налоги; с другой стороны, продолжают существовать законы провинций, содержащие исключение из этого правила. Кодекс утверждает, что любой судебный процесс между подданным и его господином должен вестись в соответствии с процедурой и предписаниями, действующими для всех прочих видов тяжб; однако в действительности этому правилу никогда не следовали, если были затронуты интересы и чувства короля. Выставлялся на показ известный эпизод с мельницею в Сан-Суси, тогда как во многих других случаях без особого шума шли в обход правосудия.
Прусская нация, казалось бы, едва обратила внимание на выход в свет кодекса. И это — главное обстоятельство, доказывающее, что кодекс, внешне столь новый, в действительности же нового принес мало; в силу этого же обстоятельства кодекс остается примечательным для тех, кто стремится узнать подлинное состояние общества в этой части Германии в конце XVIII века. Кодекс изучали одни лишь законоведы, и в наши дни немало просвещенных людей его никогда не читали.
Крестьянские имения в Германии
Среди крестьян часто встречались семьи, не только обладавшие собственностью, но и имевшие земли, которые образовывали своего рода постоянный майорат. Находящаяся в их владении земля была неделимой; она целиком наследовалась одним сыном: как правило, это был младший сын, как в некоторых обычных правах Англии. Наследник должен был лишь выплатить приданое своим братьям и сестрам.
Эти так называемые крестьянские Erbgüter были более или менее распространены по всей Германии, поскольку нигде здесь земля не была полностью включена в феодальную систему. Даже в Силезии, где дворянство и до наших дней сохранило огромные владения, включающие большинство деревень, встречались села, полностью свободные и находящиеся во владении их жителей. В таких частях Германии, как Тироль и Фрисландия, господствующей формой землевладения было Erbgüter.
Но в подавляющем большинстве земель Германии данный вид собственности был лишь более или менее частым исключением. Там, где он встречался, такого рода мелкие собственники составляли своеобразную аристократию среди крестьян.
Положение дворянства и распределение земли в долине Рейна
Из сведений, добытых непосредственно на местах и у лиц, живших при Старом порядке, явствует, что, например, в Кельнском курфюршестве существовало множество сел без господ, управлявшихся чиновниками курфюрста; что в тех местах, где дворянство существовало, власть его была ограничена; что положение дворянства характеризовалось скорее блеском, чем могуществом (по крайней мере, это касалось отдельных личностей): что дворянство обладало многими почестями, занимало должности при государе, но не имело прямой и непосредственной власти над народом. С другой стороны, как я мог убедиться, в том же самом курфюршестве собственность была крайне раздробленной, значительное число крестьян являлись собственниками, что объяснялось главным образом состоянием стесненности и полунищеты, в котором пребывала уже значительная часть дворянских семей. Из-за стесненности в средствах дворяне были вынуждены без конца отторгать незначительные части своих земель, которые приобретались крестьянами либо за ренту, либо за наличные деньги. Мне в руки попал список населения Кельнской епархии начала XVIII века, в котором описывалось и состояние земель; из данного документа явствует, что уже в то время треть земли принадлежала крестьянам. Данное обстоятельство порождало у населения идеи и чувства, приближавшие его к Революции в гораздо большей степени, нежели население других частей Германии, где эти особенности еще не выявились.
Каким образом закон о ссуде под проценты ускорил раздробление земель
В конце XVIII века был еще в силе закон, запрещающий ссуды под проценты вне зависимости от величины процента. Тюрго показывает нам, что даже в 1769 г. действие данного закона можно было наблюдать во многих местах. Закон существует, говорит Тюрго, хотя и очень часто нарушается. Консульские судьи допускают уплату процентов без отчуждения капитала, тогда как обычные суды их отвергают. Часто недобросовестные должники привлекают к уголовной ответственности своих кредиторов за то, что те ссудили им деньги без отчуждения капитала. Вне зависимости от последствий, которые это законодательство не могло не иметь для торговли и вообще для развития промышленных нравов нации, оно оказывало существенное влияние на раздел земель и ленную зависимость. Оно способствовало разрастанию вечных рент, как земельных, так и неземельных. Оно принуждало прежних землевладельцев вместо того, чтобы сделать заем по своим потребностям, распродавать мелкими частями свои владения, частично за наличные деньги, частично на условиях пожизненной ренты. Все это способствовало, с одной стороны, раздробленности земель, а с другой, — обременению мелкой собственности множеством вечных повинностей.
Пример страстей, возбуждаемых уплатой десятины за 10 лет до Революции
В 1779 г. мелкий адвокат из Люсе подал полную предчувствий Революции очень горькую жалобу на кюре и прочих лиц, взимающих десятину и продающих земледельцам по крайне высокой цене солому, полученную ими в счет десятины и совершенно необходимую земледельцам для производства удобрений.
Пример того, как благодаря своим привилегиям духовенство отдалило от себя народ
В 1779 г. настоятель и каноники Лавальского приората подали жалобу по поводу того, что их хотят заставить выплачивать пошлину за предметы потребления и материалы, необходимые для подправки здания церкви. Они утверждают, что вовсе ничего не должны платить на том основании, что тарифные пошлины являются разновидностью тальи, от которой свободны духовные лица. Министр отсылает их в податной округ с правом перенесения дела в суд, решающий спорные дела о налогах.
Феодальные права священнослужителей. Один из многих примеров: Шербурское аббатство (1753)
В те времена Шербурское аббатство взимало сеньоральную ренту почти во всех приходах в окрестностях Шербура, выплачиваемую либо деньгами, либо натурою. Только один приход должен был выплатить 306 мер пшеницы. В собственности аббатства находились баронское поместье Сен-Женевьев, баронское поместье и господская мельница в Ба-дю-Руль, баронское поместье Невиль-о-Плен, расположенное по меньшей мере в 10 лье от аббатства, кроме того, аббатство взимало десятину с двенадцати приходов полуострова, большинство из которых находились весьма далеко от него.
Негодование крестьян по поводу феодальных прав, в особенности феодальных прав духовенства
Приведу в пример письмо, написанное незадолго до Революции одним земледельцем самому интенданту. Описанные в нем факты не являются правилом, но письмо дает прекрасное представление о состоянии умов того класса, которому принадлежит его автор.
«Хотя в наших краях мало дворянства, — говорится в письме, — это вовсе не означает, что недвижимость менее отягощена поборами. Напротив, почти все лены принадлежат соборной церкви, архиепископу, церкви братства св. Мартина, бенедиктинцам из Нуармутье и Сен-Жюльене и прочим церковным особам, чьи права не имеют права давности, и без конца обнаруживаются покрытые плесенью старые дворянские грамоты, одному Богу известно откуда берущиеся!
Весь край наводнен налогами. Большинство земель выплачивают седьмую часть пшеницы с каждой десятины, другие вносят ту же долю вином; одни отдают сеньору четверть всех собранных плодов, другие — пятую часть, но всегда после предварительной уплаты десятины; один хозяин отдает двенадцатую часть, другой — тринадцатую и т. д. Все эти платежи настолько разнообразны, что мне известны случаи выплаты как ¼, так и 1/40 от всех собранных плодов.
Как следует понимать все эти платежи — зерном, овощами, деньгами, домашней птицею, барщиною, мясом, фруктами, свечами? Мне известны весьма странные налоги, взимаемые хлебом, воском, яйцами, свиными тушами, лепестками роз, букетами фиалок, золотыми шпорами и т. д. Но есть и бесчисленное множество иных сеньоральных поборов. Почему Францию до сих пор не освободили от всех этих нелепых платежей? Мы начинаем, наконец, открывать глаза, и у нас есть все основания надеяться на мудрость нынешнего правительства, на то, что оно протянет руку помощи бедным жертвам лихоимства старого фискального порядка, жертвам так называемых помещичьих прав, никогда не подлежащих ни отчуждению, ни продаже.
А как следует понимать тиранию пошлины с продажи земель? Покупатель тратит все свои средства на приобретение земли и сверх того обязан еще выплачивать значительные суммы в виде издержек с торгов и договоров, ввода во владение, протоколов; он должен уплатить сотый денье, 8 су с ливра и т. д. и также предъявить свой контракт сеньору, который заставит его заплатить пошлину со всей суммы приобретения — кто требует двенадцатой, кто — десятой ее части, одни заявляют притязания на пятую долю, другие — на пятую и еще плюс пятую часть от пятой части; наконец, мне известны и такие, кто заставляет платить треть от основной суммы. Нет, самые жестокие и варварские народы в мире никогда не изобретали столь незаконных поборов и в таком количестве, какие наши тираны обрушили на головы наших отцов». (Последняя философическая и литературная тирада страдает полным небрежением к правописанию).
«Как! Блаженной памяти король мог позволить выкуп поземельных рент, взимаемых с наследства в городах, позабыв о наследстве в селах? Ведь именно с последних и следовало бы начать. Почему бы не позволить бедным земледельцам разбить свои цепи, внести выкупной платеж и освободиться наконец от множества сеньоральных земельных поборов, причиняющих столь много зла вассалам и столь мало выгоды сеньорам? Пошлины в городах и селах не должны разниться меж собою, равно как и выплаты сеньоров и прочих людей.
Управляющие имениями священнослужителей при каждой передаче земли грабят и облагают поборами всех арендаторов. Вот самый свежий пример тому. Управляющий нашего архиепископа по приезде своем объявил о выселении всех арендаторов г-на де Флери, своего предшественника, аннулировав все прежние договоры и выставив прочь тех, кто не захотел удвоить сумму по своему контракту, присовокупив к ней еще и солидный бочонок вина, подобный тому, который уже был принесен управляющему г-на де Флери. Тем самым арендаторов лишили семи или восьми лет, остававшихся у них до истечения срока их договоров, подписанных в полном соответствии с законом, и принудили их покинуть свои жилища и отправиться Бог весть куда накануне Рождества, то есть в самое трудное время для прокорма скота. Прусский король не мог бы поступить хуже».
Действительно, в отношении имений духовенства договоры с предшествующим должностным лицом не являются законным обязательством для его преемника. Автор письма, отмечая, что феодальные ренты подлежат выкупу в городах, хотя в селах по-прежнему остаются невыкупаемыми, выявляет очень важный факт.
Это — новое подтверждение запущения, в котором проживал крестьянин, а также демонстрация методов, при помощи которых удавалось выкрутиться всем, кто стоял над крестьянином в общественной иерархии.
Всякий господствующий в течение долгого времени институт, утвердившись в естественной для себя сфере деятельности, проникает вскоре за ее пределы и в конечном итоге оказывает значительное влияние даже на ту часть законодательства, которой он не управляет. Хотя феодальные отношения и принадлежат прежде всего к области политического права, они трансформировали и право гражданское и глубоко видоизменили условия существования как имущества, так и людей во всех проявлениях их частной жизни. Они воздействовали на порядок наследования через принцип неравноправного раздела, действие которого в некоторых провинциях распространялось и на средний класс (пример тому дает Нормандия). Феодальные отношения опутали, так сказать, всю земельную собственность, поскольку не затронутых ими земель практически не осталось, как не осталось и земель, владельцы которых не ощущали бы на себе последствий действия феодальных законов, феодализм затрагивал не только частную жизнь индивидов, но и жизнь общин. Он воздействовал на промышленность через систему ретрибуций, оказывал влияние на доходы через неравноправие налогов и вообще затрагивал денежные интересы людей во всех их предприятиях: он воздействовал на собственников через оброк, ренты, барщину; он воздействовал на земледельца тысячью способов, главные среди которых — налог с имущества за обязательное пользование оным, земельная рента, налог с продаж и т. п.; он воздействовал на торговцев обязательной пошлиной за рынки и ярмарки; на купцов — дорожными пошлинами и т. д. Покончив с феодализмом, Революция, казалось, затронула одновременно все болевые точки частного интереса.
Общественная благотворительность, осуществляемая государством. Фаворитизм
В 1748 г. король выделяет 20.000 фунтов риса (это был год сильной нужды и неурожая, каких было много в XVIII веке). Архиепископ Турский утверждает, что помощь, которой он лично добился, должна распределяться им самим и в его епархии. Интендант настаивает, что помощь выделена для всех и должна распределяться по всем приходам. После долгой и продолжительной борьбы король, дабы всех примирить, удваивает количество риса с тем, чтобы архиепископ и интендант могли раздать его каждый по половине. Впрочем, и архиепископ и интендант сходятся в том, что раздача риса должна проводиться священниками. Ни о сеньорах, ни о старшинах речи и не шло. Из переписки интенданта с генеральным контролером мы узнаем, что, по мнению первого, архиепископ собирался раздать рис своим протеже, в частности, большую его часть распространить в приходах, принадлежащих герцогине де Рошешуар. С другой стороны, среди этих писем мы находим и записки знатных сеньоров, требующих помощи для своих приходов, и письма генерального контролера, указывающие на приходы известных лиц.
Официальная благотворительность дает повод к злоупотреблениям независимо от системы; она представляется невыполнимой задачей, когда осуществляется центральным правительством с дальнего расстояния и без гласности.
Пример того, каким образом осуществлялась официальная благотворительность.
В докладе провинциальному собранию Верхней Гиени в 1780 г. мы читаем: «Из суммы 385.000 ливров, составляющих общественные фонды, выделенные Его Величеством на нашу провинцию с 1773 г., когда были начаты благотворительные общественные работы, и вплоть до 1779 г. включительно одному только округу Монтобан, резиденции и месту пребывания г-на интенданта, было выделено 240.000 ливров, причем из этой суммы большая часть передана самой общине Монтобана».
Полномочия интенданта по части регламентации промышленности
Архивы интендантств полны дел, относящихся к регламентации промышленности.
Промышленность в те времена не только испытывала на себе притеснения со стороны цехов, института мастеров и проч., но была принесена в жертву капризам правительства, представленного в общих уложениях королевским советом, а в решении частных вопросов — интендантами. Как замечали современники, интенданты беспрестанно озабочены то длиною отрезов материи, то выбором тканей, то методами ведения дел и способами избежать ошибки в процессе производства. В своем подчинении они имели помимо субделегатов независимых от последних местных инспекторов промышленности. В этой области централизация простиралась еще дальше, чем в наши дни, была более своенравной и более властной; она множила государственных чиновников и порождала привычки подчинения и зависимости.
Заметьте, что привычки эти были свойственны главным образом буржуа, торговцам, коммерсантам, то есть классам, которым предстояло одержать победу, а вовсе не тем, кому пришлось оказаться поверженными. Таким образом, Революция вместо того, чтобы разрушить эти пристрастия, распространила их и сделала господствующими.
Все предшествующие замечания подсказаны чтением многочисленных писем и заметок, озаглавленных «Мануфактуры, фабрики, сукно, москательная торговля», которые я обнаружил в архивах интендантства Иль-де-Франс. Там же я нашел частые и подробные доклады, адресованные инспекторами интенданту о посещениях фабрикантов для удостоверения в том, насколько соблюдаются установленные правила изготовления товара. Кроме того, там имелись и составленные по докладам интенданта постановления королевского совета, разрешающие или запрещающие производство, определяющие его местоположение, вид изготавливаемой ткани, наконец, определенные приемы ее изготовления.
В наблюдениях инспекторов, свысока взирающих на фабриканта, господствует идея о том, что государство обязано и имеет право принудить последнего работать как можно лучше не только в интересах общества, но и в его собственных интересах. И как следствие, инспекторы считают себя вправе заставлять фабриканта следовать лучшей методе, они входят в малейшие детали его искусства, что сопровождается избытком нарушением и наложением больших штрафов.
Дух правления Людовика XI
Лучшим документом, позволяющим наиболее правильно оценить подлинный дух правления Людовика XI, являются многочисленные грамоты, дарованные им различным городам. Я имел случай особо тщательно изучить те из них, которыми Людовику обязаны города Анжу, Мен, Турен.
Все грамоты составлены примерно по одному образцу, и в них со всей очевидностью открывается один замысел. Фигура Людовика XI предстает здесь несколько отличной от той, что нам хорошо известна. Обычно в этом государе видят врага дворянства и в то же время сердечного, хотя и несколько грубоватого друга народа. Здесь же он проявляет ненависть к политическим правам как народа, так и дворянства. Он использует буржуазию как для того, чтобы оказать давление на высшие по отношению к ней слои, так и для того, чтобы обуздать низшие. Людовик XI одинаково антиаристократичен и антидемократичен: это преимущественно буржуазный король. Он осыпает городскую власть привилегиями, желая тем самым поднять ее значение, и в то же время полностью разрушает народный и демократический характер городской администрации, сосредотачивая правление в руках небольшого числа фамилий, приверженных его реформам и связанных с его властью оказываемыми им значительными привилегиями.
Городская администрация в XVIII веке
Из расследования, проведенного в 1764 г. относительно городского управления, я выбираю дело, касающееся Анжера. В этом деле мы находим конституцию этого города, которую анализировали, подвергали нападкам или защищали поочередно президиальный суд, городская коллегия, субделегат и интендант. Поскольку подобные факты многократно воспроизводятся и в иных городах, в представленной вам картине нужно видеть нечто большее, чем единичный случай.
«Поскольку городская коллегия Анжера, — говорит президиальный суд, — почти никогда не советуется со всеми жителями даже относительно важнейших дел за исключением случаев, когда оно принуждается к тому особым приказом, характер управления городом неизвестен никому, кроме членов городской коллегии, и даже городские заседатели (эшевены) имеют о нем лишь поверхностное представление».
(И действительно, мелкие городские олигархии стремились как можно меньше консультироваться с тем, кто здесь зовется всеми жителями).
«По распоряжению от 29 марта 1681 г. городская коллегия состоит из 21 чиновника:
Одного мэра, получающего дворянское достоинство; его обязанности длятся 4 года;
Четырех заседателей (эшевенов), остающихся в должности 2 года;
Двенадцати советников, избирающихся раз и навсегда;
Двух городских прокуроров;
Одного прокурора, имеющего права на занятие должности в случае открытия вакансии;
Одного регистратора.
Все эти лица пользуются различными привилегиями, в частности: уплата подушной подати (капитация) в строго установленном и умеренном размере; освобождение от воинского постоя, поставки военной утвари, припасов и контрибуций; льготы в уплате налогов, старого и нового акциза, добавочного налога на предметы потребления, а также добровольного дара, от которого, по словам президиального суда, чиновники сочли возможным освободиться собственной властью. Кроме того, они получают вознаграждение свечами, а некоторые также денежное жалованье и бесплатные квартиры».
Из этого подробного изложения явствует, насколько хорошо жилось в то время в Анжере заседателям. Отметим, что система, освобождающая от налогов наиболее зажиточных граждан, существовала всегда и везде. Мы находим ее, например, и в записке, относящейся к более позднему периоду: «Этих должностей в особенности домогаются богатые жители, поскольку занятие должности дает значительное сокращение подушной подати, тяжесть которой падает на других. В настоящее время установленная подушная подать многих муниципальных чинов достигает 30 ливров вместо положенных 250-300 ливров; есть меж ними и такой, который по своему состоянию должен был бы платить по меньшей мере 1000 ливров подушной подати». В другом месте той же записки мы читаем, что «в числе наиболее богатых жителей города находятся 40 чиновников или вдов чиновников, чьи должности дают им привилегии не платить значительный налог, коим обложен город и вся тяжесть коего ложится на плечи бесчисленного множества бедных ремесленников. Эти последние, считая свое бремя излишне тяжелым, постоянно возмущаются против чрезмерности налогов, но почти никогда не имеют для этого основания, ибо распределение остающейся суммы налога между жителями города нельзя назвать неравноправным».
Общее собрание города состоит из 76 человек:
Мэр
Два депутата от капитула
Старшина (синдик) приходского духовенства
Два депутата от президиального суда
Один депутат от университета
Главный начальник полиции
Четыре заседателя
Двенадцать советников
Королевский прокурор президиального суда
Городской прокурор
Два депутата от ведомства вод и лесов
Два депутата от податного округа
Два представителя от соляного амбара
Два представителя от торгов
Два от монетного двора
Два от коллегии адвокатов и прокуроров
Два представителя торгового суда
Два представителя нотариусов
Два от коллегии торговцев
Наконец, по два депутата от каждого из 16 приходов.
Именно последние призваны представлять собственно народ и, в частности, промышленные корпорации; мы видим, что все устроено таким образом, чтобы постоянно держать их в меньшинстве.
Когда в городской коллегии появляются вакантные места, именно общее собрание делает свой выбор из трех претендентов, представленных на каждую вакансию.
Большинство мест в городском совете не закреплено за сословиями, как я видел это во многих других муниципальных конституциях, то есть избиратели не обязаны выбирать либо судью, либо адвоката и т. п., поскольку члены президиального суда находят такой порядок весьма дурным.
Президиальный суд терзается самой жестокой ревностью по отношению к городской коллегии и, как я подозреваю, возмущается таким недостатком муниципальной конституции, как содержащееся в ней малое количество привилегий. По его мнению «испрашивать совета у общего собрания, слишком многочисленного и состоящего частично из мало образованных людей, следовало лишь в случае отчуждения общинных владений, займа, учреждения акциза и выборов городских должностных лиц. Все прочие дела возможно подвергать обсуждению в более узком собрании, состоящем только из высших чинов. Членами такого собрания могли бы быть только главный наместник сенешальства, королевский прокурор и двенадцать других нотаблей, взятых от шести корпусов — духовенства, магистратуры, дворянства, университета, коммерсантов, буржуа и других неназванных здесь сословий. Выбор высших должностных лиц в первый раз будет доверен общему собранию, а впоследствии — собранию нотаблей или тому сословию, от которого должно быть избрано каждое данное должностное лицо».
Все государственные чиновники, входившие в состав муниципальных коллегий при Старом порядке, либо купив должность, либо получив ее по праву принадлежности к знати, часто походят на нынешних чиновников названием исполняемых ими обязанностей, а иногда даже и природой самих этих обязанностей. Но они глубоко разнятся своим положением, и на это нужно обратить особое внимание, если мы не хотим прийти к ошибочным выводам. Почти все чиновники при Старом порядке в действительности принадлежали городской знати еще до того, как были облачены общественными функциями или добивались должности для получения дворянского достоинства. У них не было и мысли покинуть свой пост, равно как не было надежды подняться выше: и этого обстоятельства было достаточно, чтобы видеть в тогдашнем чиновничестве нечто совсем иное, чем то, что мы знаем под этим именем в наши дни.
Из них явствует, что городское управление создавалось Людовиком XI на обломках прежнего городского демократического устройства, причем преобразователь следовал вышеозначенной системе сосредоточения большинства политических прав в руках одного только среднего сословия и ослабления народной власти, а также создания значительного числа муниципальных должностей с целью заинтересовать в своих преобразованиях как можно большее число лиц, щедрой раздачи дворянского достоинства и пожалования всякого рода привилегий тем лицам, в руках которых находилось управление.
В той же самой записке мы находим и жалованные грамоты преемников Людовика XI, которые признают новое городское устройство, одновременно еще более ограничивая власть народа. Мы узнаем, что в 1485 г. грамоты, дарованные на сей случай Карлом VIII, были оспорены жителями Анжера перед парламентом, точно так же, как в Англии прошли судебные процессы, возбужденные против городских хартий. В 1601 г. появляется еще одно уложение парламента, определяющее политические права, вытекающие из королевской хартии. Но впоследствие подобными делами ведает один лишь королевский совет.
Из той же записки следует, что по постановлению королевского совета от 22 июня 1708 г. не только на пост мэра, но и на все прочие должности в городской коллегии общее собрание представляет трех кандидатов, из которых король выбирает достойного. Из постановления вытекает также и то, что по постановлению совета от 1733 и 1741 г. торговцы могли испрашивать для себя места заседателя или советника (речь идет о постоянных советниках). Наконец, мы обнаруживаем здесь, что в ту эпоху городская коллегия была уполномочена распределять полученные от налогов суммы на приобретение инструментария, размещение войск, содержание военнослужащих, неимущих, береговую стражу и найденных детей.
Далее следует очень длинный перечень трудов, коими занимаются городские чиновники и кои с лихвой оправдывают, по их мнению, привилегии и пожизненный характер должностей, которые они так боятся утратить. Весьма любопытны многие из причин, которыми они объясняют трудность выполняемых ими работ. Вот пример тому: «Основное их занятие, — говорится в записке, — состоит в рассмотрении финансовых вопросов, постоянно возникающих из-за беспрестанного увеличения налогов, соляной пошлины, права на пробу драгоценных металлов, записи актов, недозволенного взимания налогов за право регистрации с дворянских имений, находящихся во владении буржуа. Иски по поводу этих обложений принуждают членов городской администрации от имени города вести процессы в различных судебных инстанциях, в парламенте или королевском совете, дабы противостоять притеснениям, заставляющим всех стенать. Тридцатилетний опыт отправления своих обязанностей научает их, что жизни едва хватает, чтобы остеречься козней и капканов, которые беспрестанно расставляют горожанину уполномоченные всевозможных откупов с целью сохранения своих должностей».
И самое любопытное, что все это пишется самому генеральному контролеру, чтобы склонить его к поддержке обращающихся к нему — настолько сильна была привычка смотреть на компании по сбору налогов как на врага, на которого можно нападать со всех сторон, не опасаясь чьего-либо неодобрения. Привычка эта, все более укоренявшаяся и распространявшаяся, привела к тому, что в государственной казне видели ненавистного и злобного тирана, не радетеля за общее благо, но общего врага.
«Впервые все должности, — добавляет та же записка, — были собраны в городскую администрацию постановлением королевского совета от 4 сентября 1694 г. за сумму 22.000 ливров», то есть в том году должности были выкуплены за эту сумму. Постановлением от 26 апреля 1723 г. к городскому чиновничеству были присоединены еще должности, созданные эдиктом от 24 мая 1722 г., иными словами, городу позволили их выкупить.
Другим постановлением от 24 мая 1723 г. городу позволено было сделать заем в 120.000 ливров для приобретения названных должностей. Еще одно постановление от 26 июля 1728 г. разрешало заем в 50.000 ливров для выкупа должности секретаря регистратора городского совета. «Город, — говорится в записке, — выплатил эти деньги, чтобы сохранить свободу выбора и позволить должностным лицам, избранным кто на два года, а кто и пожизненно, пользоваться различными правами и льготами, связанными с их полномочиями».
Поскольку часть муниципальных должностей была восстановлена ноябрьским эдиктом 1733 г., 11 января 1751 г. было издано постановление королевского совета по прошению мэров и старшин, по которому цена выкупа была определена в сумме 170.000 ливров, для ее уплаты было разрешено отсрочить выплату городских акцизов на 15 лет.
Этот пример являет собой прекрасный образчик городского управления при Старом порядке. Город принуждают погрязнуть в долгах, а затем ему позволяют устанавливать чрезвычайные налоги для избавления от долгов. К этому следует лишь добавить, что позднее временные налоги превращаются в постоянные и, как я часто подмечал, из них уже государство берет свою долю.
Записка продолжает: «Лишь после основания королевского судебного ведомства муниципальные чиновники были лишены своих весьма обширных судебных полномочий, дарованных им Людовиком XI. До 1669 г. они сами ведали всеми спорами между хозяевами и их работниками. Отчет о выплате пошлины отдавался интенданту в силу всех постановлении о создании или отсрочке названных пошлин».
Из записки мы узнаем также, что заседающие в общем собрании депутаты от 16 приходов, речь о которых шла выше, избираются различными компаниями, коллегиями или общинами и являются в строгом смысле слова уполномоченными делегирующего их небольшого коллектива. По каждому делу они связаны данными им инструкциями.
Наконец, записка демонстрирует, что в Анжере, как, впрочем, и повсюду, расходы независимо от их характера должны утверждаться интендантом или королевским советом. Нужно признать также, что в том случае, когда городское управление отдается в полную собственность определенным людям, пользующимся вместо фиксированного жалованья известными привилегиями, избавляющими их лично от последствий их собственного правления для остальных сограждан, — в этом случае административная опека может оказаться необходимой.
Вся эта записка, в остальном довольно неумело составленная, обнаруживает необычайный страх части должностных лиц перед изменением существующего порядка вещей. Все виды оправданий, добрых и дурных, собраны ими в интересах поддержания statu quo.
Интендант, получив две эти противоположные по смыслу записки, желает узнать мнение своего субделегата. И субделегат, в свою очередь, излагает свое мнение.
«Записка муниципальных советников, — говорит он, — не заслуживает того, чтобы на ней останавливаться; она имеет только одну цель — заставить уважать привилегии этих чиновников. Записку же президиального суда можно с пользою принять к сведению, но нет смысла предоставлять все привилегии, требуемые высшими чинами».
По мнению субделегата, устройство городского совета давно уже следовало бы улучшить. Он сообщает нам, что мэр на протяжении всего срока исполнения им своих обязанностей помимо уже известных нам льгот, коими обладали муниципальные чины Анжера, имел жилище, обходившееся по меньшей мере в 600 франков, получал 50 франков жалованья и сверх того еще 100 франков на почтовые расходы и жетоны. Прокурор-синдик и регистратор также имели жилище. Дабы освободиться от уплаты пошлин и акцизов, муниципальные чиновники устанавливали для каждого из своего круга специально предусмотренный размер потребления: каждый из них мог беспошлинно ввозить в город известное количество бочек вина в год и т.д. по всем товарам.
Субделегат не предлагает предоставлять лишь муниципальным чиновникам налоговых льгот, но он желал бы, чтобы их подушное положение, являющееся строго регламентированным и явно недостаточным, ежегодно устанавливалось бы интендантом. Он хочет также, чтобы эти чиновники подобно всем прочим делали бы добровольный взнос, от которого они были освобождены неизвестно в силу каких обстоятельств.
Муниципальные чиновники, говорится кроме того в записке, занимаются составлением списков горожан по уплате подушной подати, но они относятся к этому поручению без должного внимания и произвольно. А интендант ежегодно получает множество нареканий и прошений. Было бы предпочтительнее, чтобы отныне это распределение производилось в интересах каждой компании или общины ее членами в общем установленном порядке. На долю муниципальных чиновников выпадало бы тогда лишь распределение подати среди буржуа и прочих лиц, не принадлежащих никакой корпорации, например, среди ремесленников и домашних слуг.
Записка субделегата подтверждает сказанное муниципальными чиновниками: в 1735 г. муниципальные должности были выкуплены городом за 170.000 ливров.
Собрав все эти документы, интендант обращается к министру. «В интересах жителей и общего блага, — говорит он, — было бы полезно сократить городскую коллегию, слишком большое число членов которой постоянно находятся на общественном попечении по причине используемых ими льгот».
«Я был поражен, — добавляет интендант, — величиной суммы, выплаченной в Анжере за все время для выкупа муниципальных должностей. Эти выплаты, употребленные на полезные предприятия, обернулись бы большой пользой для города, который напротив, ощущает одну лишь тяжесть власти и привилегий этих чиновников». «Внутренние злоупотребления этой администрации заслуживают всяческого внимания со стороны королевского совета, — добавляет интендант. Помимо расходов на жетоны и свечи, потребляющие годовой фонд 2.127 ливров (это была сумма, предусмотренная для подобных расходов нормальным бюджетом, время от времени предписываемым городам королем), общественные суммы употребляются и расходуются по усмотрению чиновников на секретные нужды; и королевский прокурор, владеющий своей должностью на протяжении 30 или 40 лет, до такой степени держал в руках всю администрацию, скрытые пружины которой были известны лишь ему, что жители ни разу не имели возможности получить хоть малейшие сведения об использовании общественных фондов». И как следствие, интендант спрашивает позволения министра сократить городскую коллегию до одного мэра, назначаемого на 4 года, шести заседателей, назначаемых на шесть лет, одного прокурора, назначаемого на 4 года, шести заседателей, назначаемых на шесть лет, одного прокурора, назначаемого на восемь лет, и пожизненно назначаемых регистратора и сборщика.
В остальном же предлагаемый интендантом состав городской коллегии такой же, как и предлагаемый им состав коллегии города Тур. По его мнению, следует:
1. Сохранить общее собрание, но только как коллегию выборщиков, предназначенную для избрания муниципальных городских лиц.
2. Создать чрезвычайный совет нотаблей, предназначенный для выполнения обязанностей, предписываемых общему собранию эдиктом 1764 г. Совет состоит из 12 членов, имеющих полномочия на 6 лет и избираемых не общим собранием, но двенадцатью коллегиями, которые почитаются именитыми, причем каждая коллегия избирает своего представителя. В качестве таких коллегий нотаблей он называет следующие:
Президиальный суд
Университет
Податной округ
Управление водами и лесами
Ведомство соляного амбара
Откупное ведомство
Управление монетным двором
Адвокаты и прокуроры
Торговые судьи
Нотариусы
Торговцы
Буржуа
Следует заметить, что почти вся знать имела должности, а все должностные лица были знатью. Из этого, как и из множества подобных примеров в подобных документах, следует, что средние слои были жадны до должностей и, как и в наши дни, не видели иной сферы приложения своих сил, кроме общественной деятельности. Как я указывал в тексте книги, единственной разницей было то обстоятельство, что в прежние времена люди покупали те пустяки, что дают служебные места, а ныне просители должности требуют, чтобы им оказали благодеяние, отдавая ее задаром.
Из приведенного проекта интенданта явствует, что реальная власть в городе была сосредоточена в чрезвычайном совете. Данное обстоятельство окончательно ограничивало доступ к административной деятельности очень узким кругом буржуазии, так, единственное собрание, в котором народ еще изредка появляется, сохраняет за собой лишь право избрания муниципальных чиновников и не имеет возможности высказать свою точку зрения. Следует заметить также, что интендант обнаруживает больше ограничительных и антинародных тенденций, чем король, передавший своим эдиктом, по-видимому, основные функции городского управления общему собранию.
Но, в свою очередь, интендант более либерален и демократичен, чем буржуа, по крайней мере, если судить по цитируемой мною записке, в которой знать другого города высказывает намерение отрешить народ даже от права выборов городских чиновников, оставляемого за народом королем и интендантом.
Как мы могли заметить, интендант пользуется двумя понятиями — буржуа и торговцы — для обозначения двух различных категорий нотаблей. Представляется небесполезным дать точное определение указанным словам, чтобы продемонстрировать, на сколько мелких частей была раздроблена буржуазия и сколько видов мелкого тщеславия ее снедало.
Слово буржуа имело как широкий, так и узкий смысл: оно обозначало людей, принадлежащих к среднему классу, и кроме того, известное число людей в рамках этого класса. «Буржуа являются все те, кому их происхождение и состояние позволяло жить благопристойно, не предаваясь никакому труду, приносящему доход», — говорится в одной из записок, созданной по результатам проверок в 1764 г.
Из продолжения записки мы видим, что слово буржуа не применяется к тем, кто входит либо в компании, либо в промышленные корпорации; но точно определить, к кому оно должно быть применено, кажется довольно затруднительным. «Ведь среди приписывающих себе название буржуа можно часто встретить лиц, коим оно не подходит, хотя они и предаются праздности; в остальном же они лишены состояния и ведут жизнь безвестную и темную. Буржуа же, напротив, всегда должны отличаться своим состоянием, происхождением, талантами, нравами и образом жизни. Входящие в цехи ремесленники никогда не могут быть возведены в ранг нотаблей».
Торговцы наряду с буржуа составляли второй тип людей, не принадлежавших ни компании, ни корпорации. Но где границы этого небольшого класса? «Следует ли смешивать торговцев низкого происхождения и ведущих мелкую торговлю с крупными торговцами?» — говорится в записке. Для разрешения возникших затруднений записка предлагает возложить на старшин ежегодное составление списка именитых торговцев с предоставлением данного списка старшине торговцев, чтобы тот приглашал для обсуждения дел в городском совете лишь тех, кто занесен в списки, Предписано было составлять списки тщательно, дабы в них не попали слуги, разносчики, возчики и люди прочих низменных занятий.
Одной из самых выдающихся черт городской администрации XVIII века было не столько уничтожение всякого народного представительства и вмешательства в общественные дела города, сколько исключительная изменчивость правил, которым подчинялась городская администрация, и такое положение, при котором права то раздавались, то отбирались, то возвращались, то расширялись, то урезались, менялись на тысячу ладов и беспрестанно. Никто не обратил еще должного внимания на беспрестанное изменение регулирующих городскую жизнь законов, а между тем данное обстоятельство лучше других показывает, какому унижению подвергались местные вольности. Одной этой изменчивости законов было достаточно, чтобы с самого начала разрушить любую идею, всякий вкус к воспоминаниям, всякий местный патриотизм в действии институтов, которые более всего к нему располагали. Таким образом подготавливалось великое разрушение прошлого, осуществленное Революцией.
Сельская администрация в XVIII веке (по материалам интендантства Иль-де-Франс)
Документы, о которых пойдет речь, взяты мною из многих подобных, чтобы показать некоторые формы приходской администрации, часто присущую ей медлительность и, наконец, показать, что представляло собою общее собрание прихода.
Например, речь идет о починке дома священника и колокольни в сельском приходе Иври провинции Иль-де-Франс. К кому следует обратиться, чтобы произвести ремонт? Как определить, на кого должно лечь основное бремя расходов? Как выручить необходимую сумму?
1. Письменное прощение священника, адресованное интенданту, сообщает, что колокольня и дом нуждаются в срочной починке; что предшественник просителя пристроил к упомянутому дому ненужные строения и полностью исказил характер всей постройки; что, поскольку жители это допустили, то им и следует нести бремя предстоящих расходов на восстановление жилища в прежнем виде с правом последующего взыскания суммы с наследников бывшего священника.
2. Ордонанс интенданта (от 29 августа 1747 г.), приказывающий по просьбе интенданта созвать приходское собрание для обсуждения вопроса о необходимости требуемых священником работ.
3. Постановление прихожан, в котором они объявляют о своем решении не противиться починке дома священника, но не согласны с проведением ремонта колокольни ввиду того, что колокольня выстроена над хорами, а хоры обязан ремонтировать священник, получающий крупные суммы в виде десятины. (Действительно, постановление королевского совета, датированное концом прошлого столетия (1695 г.), починку хоров вменяло в обязанность тех, кто владел правом сбора десятины в приходе, тогда как прихожане должны были поддерживать в порядке один только неф).
4. Новое распоряжение интенданта, который ввиду открывшегося противоречия в фактах посылает архитектора, г-на Кордье, чтобы произвести посещение и описание дома священника и колокольни, составить смету работ и провести расследование на месте.
5. Протокол всех означенных выше действий, констатирующий, в частности, что во время расследования посланнику явилось известное число жителей Иври; они потребовали внести в протокол их мнение за или против притязаний священника. По-видимому, эти люди — местные дворяне, буржуа, крестьяне.
6. Новый ордонанс интенданта, сообщающий, что вниманию жителей и собственников Иври на новом общем собрании, созванном по просьбе синдика, будут представлены сметы, составленные архитектором по указанию интенданта.
7. В соответствии с этим ордонансом созывается новое собрание прихода, на котором прихожане настаивают на своем предшествующем решении.
8. Ордонанс интенданта предписывающий:
1) в присутствии субделегата и в его резиденции в Корбейле приступить к отдаче с торгов работ, занесенных в смету; отдача с торгов должна происходить в присутствии священника, синдика и других наиболее знатных жителей прихода.
2) ввиду опасности промедления возложить всю сумму расходов на прихожан с предоставлением права вести дело обычным судебным порядком тем из них, кто упорствует в своем мнении, что колокольня составляет часть хор и должна быть отремонтирована за счет получателя десятины.
9. Уведомление всем сторонам о явке в Корбейль, где будет иметь место аукцион и отдача с торгов.
10. Прошение священника и некоторых прихожан не возлагать административные издержки, как обычно, на берущего подряд с торгов, ибо издержки эти очень значительны и могут помешать найти подходящего подрядчика.
11. Указ интенданта, провозглашающий, что расходы по организации торгов будут утверждены субделегатом и что сумма оных должна составить часть общих расходов на торги и налогообложение жителей.
12. Полномочия, переданные некоторыми знатными прихожанами некоему г-ну Х для присутствия на торгах и изъявления согласия на подряд по заранее составленной архитектором смете.
13. Удостоверение синдика в том, что обычная в таких случаях процедура объявления и извещения имела место.
14. Протокол торгов.
| Сумма необходимых ремонтных работ | 487 ливров |
| Издержки на производство торгов | 237 лив. 18 су 6 денье |
| 724 лив. 18 су 6 денье |
15. Наконец, постановление совета (от 23 июня 1748 г.) об утверждении суммы обложения прихожан, необходимой для покрытия вышеозначенных расходов.
Как вы можете заметить, во всей этой процедуре неоднократно поднимался вопрос о созыве приходского собрания. Перед вами — протокол одного из таких собраний. Он продемонстрирует читателю, каким образом вообще велись дела в подобных случаях.
Вот документ, заверенный нотариусом: «Сегодня по окончании обедни на обычном и привычном месте по звону колокола для участия в собрании жителей означенного прихода в присутствии X, нотариуса Корбейля, нижеподписавшегося, и нижепоименованных свидетелей явились: г-н Мишо, виноградарь, синдик означенного прихода, представивший указ интенданта, дозволяющий созыв собрания; он дал зачесть указ и потребовал удостоверения в исполнении своих обязанностей.
Вслед за ним выступил житель означенного прихода, заявивший, что колокольня выстроена над хорами и, следовательно, находится на попечении священника. Затем выступили также (следует перечень лиц, которые, напротив, поддержали прошение священника) … Потом собранию представились 15 крестьян, работников, каменщиков, виноградарей, присоединившихся к тому, что говорили выступавшие прежде. Также явился и г-н Рембо, виноградарь, сказавший, что в этом деле он вполне полагается на решение г-на интенданта. Также выступил г-н X, доктор Сорбонны, священник, настаивавший на показаниях и намерениях, изложенных в его прошении. По поводу всего вышесказанного присутствующие на собрании потребовали составления документа. Совершено в указанном месте Иври, напротив кладбища означенного прихода в присутствии нижеподписавшихся; составлялся настоящий акт от 11 часов утра до 2 часов пополудни».
Как видим, данное приходское собрание было ничем иным, как административным расследованием, имеющим соответствующую форму и утвердившем расходы, соответствующие судебному следствию. Мы видим, что собрание не завершается голосованием, то есть выражением воли прихожан, но служит лишь выражением мнения отдельных лиц и никоим образом не связывает воли правительства. И действительно, многие документы говорят нам о том, что приходские собрания существовали лишь для того, чтобы разъяснять решения интенданта, но никак не для того, чтобы препятствовать его намерениям даже в тех случаях, когда дело касалось исключительно интересов прихода.
Из тех же документов мы узнаем, что дело, о котором шла речь, дало повод для трех расследований: одно из них проводилось нотариусом, другое архитектором, и, наконец, третье — двумя нотариусами с целью выяснения, настаивают ли прихожане на своих прежних показаниях.
Как это случалось со всеми расходами подобного рода, установленный указом от 23 июня 17-18 г. налог в 524 ливра 10 су должны были выплачивать все собственники, как обладающие привилегиями, так и не имеющие оных. Но основание для определения выплат одних и других было различно. Собственники, выплачивающие талью, облагаются налогом пропорционально их талье; привилегированные же платят в соответствии с предполагаемым размером их состояния, что дает им значительные преимущества перед первыми.
Наконец, из того же дела явствует, что распределение общей суммы налога в 524 ливра 10 су осуществляется двумя сборщиками из жителей деревни, но не выборными или отрабатывающими свои обязанности в порядке очередности, как это бывало чаще всего, а официально назначенными субделегатом и интендантом.
Для разрушения муниципальных вольностей городов Людовик XIV воспользовался предлогом дурного управления городскими финансами. Между тем, как не без основания замечает Тюрго, и после преобразований, проведенных этим государем, тяжелое положение в финансах сохранялось или даже продолжало усугубляться. Большинство городов сегодня обременено долгами, продолжает Тюрго, обязанными своим происхождением отчасти фондам, заимствованным у правительства, отчасти из-за расходов на работы по украшению городов, проводимые с целью отличиться, а иногда и обогатиться городским чиновникам, располагающими чужими деньгами и не дающими отчета жителям об их трате и не получающим никаких наставлений на сей счет.
Пример опеки, которую государство брало над монастырями и над общинами
Генеральный контролер дает полномочия интенданту выделить 15 тыс. ливров монастырю Кармелитов, которому следовало получить вознаграждение за понесенные убытки. Он рекомендует интенданту убедиться в том, что эта сумма, составляющая целый капитал, будет использоваться по назначению. Подобные факты встречаются на каждом шагу.
Каким образом в Канаде можно было наилучшим образом оценить административную централизацию Старого порядка
О характере правительства метрополии лучше всего судить по состоянию дел в колониях, поскольку именно здесь обычно характерные черты управления становятся более выпуклыми и заметными. Поэтому, если я хочу получить представление о характере и пороках правления Людовика XIV, то я должен обратиться к Канаде. В этом случае мы как в микроскоп увидим всю уродливость изучаемого нами предмета.
В Канаде не существовало препятствий, явно или скрыто противопоставляемых свободному развитию правительственного духа предшествующим историческим или социальным развитием. Дворянства там почти совсем не было или, по крайней мере, оно там почти утратило свои корни. Церковь не занимала господствующего положения, феодальные традиции были утрачены или поблекли, судебная власть не пустила корней в прежних институтах и нравах. Ничто не препятствовало здесь центральной власти развивать свои естественные наклонности и придавать всем законам вид, сообразный ее собственному духу. Таким образом, в Канаде не было и тени муниципальных или провинциальных институтов, никакой узаконенной коллективной силы, никакой дозволенной личной инициативы. Интендант занимал куда более прочное положение, чем его собратья во Франции; администрация еще больше, чем в метрополии, вмешивалась во всевозможные дела, также желая править всем из Парижа, несмотря на разделяющие их 1800 миль. Эта администрация никогда не приемлет великих начал, способных превратить колонию в густонаселенный и цветущий край, зато использует всякого рода мелкие уловки и притеснительные полумеры, способствующие росту и распространению населения: обязательная обработка земли принудительным способом, передача в ведение администрации любого судебного дела, связанного с приобретением или арендой земель, принуждение к поселению в определенных местах и т. д. Все это происходит при Людовике XVI; его эдикты скреплены подписью Кольбера. Можно подумать, что речь идет об Алжире времен современной централизации. И в самом деле, Канада представляет собой точную картину того, что мы могли здесь наблюдать. В обоих случаях мы сталкиваемся с администрацией, почти столь же многочисленной, как и само население, действующей, притесняющей, понуждающей, регламентирующей, стремящейся все предвидеть и за все берущейся, всегда знающей интересы управляемых лучше, чем они сами, неустанно деятельной и бесплодной.
В Соединенных Штатах английская система децентрализации уклоняется в противоположную сторону: здесь общины превращаются в почти независимые муниципалитеты, своего рода демократические республики. Республиканский элемент, составляющий как бы основу английской конституции и английских нравов, всегда на виду и беспрестанно развивается. Собственно администрация в Англии мало что делает, зато частным лицам дела хватает. Также и в Америке администрация, так сказать, ни во что не вмешивается, а все делают объединившиеся в союзы индивиды. Отсутствие высших классов ставит жителя Канады в еще большую зависимость от правительства, чем француза того же времени, а обитателей английских провинций делает все более независимым от властей.
В обеих колониях в конечном итоге складывается полностью демократическое общество. Но в Канаде, по крайней мере, пока она остается под властью Франции, равенство соединяется с неограниченной властью; в Алжире же оно сочетается со свободой. Что касается материальных последствий обоих колониальных методов, то известно, что в 1763 г., в год английского завоевания, население не превышало 60 тыс. душ, тогда как английские провинции насчитывали около 3 млн.
Один из примеров постоянно издаваемых государственным советом общих установлений, имеющих на всей территории Франции силу закона и создающих особые преступления, по которым единственными судьями выступают административные трибуналы
Я беру первые попавшиеся примеры: указ совета от 29 апреля 1779 г., устанавливающий, что впредь во всем королевстве земледельцы и скототорговцы под страхом штрафа в 300 ливров обязаны метить своих баранов определенным способом. Его Величество приказывает интендантам следить за исполнением указа, говорится далее в документе. Из этого следует, что интенданту предоставляется право взимать штраф в случае нарушения. Другой пример: указ совета от 21 декабря 1778 г., запрещающий возчикам складировать перевозимые ими товары под страхом штрафа в 300 ливров. Надзор за соблюдением данного указа Его Величество возлагает на начальника полиции и интендантов.
Провинциальное собрание Верхней Гиени вопиет о создании новых бригад конной стражи точно так же, как в наши дни генеральный совет какого-нибудь Авейрона или Лота требует учреждения новых бригад жандармерии. Идея все та же: жандармерия — это порядок, а порядок вместе с жандармом может исходить только от правительства.
И дальше в докладе собранию следует: «Постоянно доносятся жалобы от отсутствии полиции в деревнях (откуда бы ей там взяться? Дворянин ни во что не вмешивается, буржуа проживает в городе, а община, представленная неотесанным мужиком, вообще не имеет никакой власти), и не существует никакого средства, могущего сдержать невежественных, грубых и вспыльчивых людей. Исключение составляют лишь несколько кантонов, в которых справедливые и благодетельные сеньоры пользуются соответствующим их положению влиянием на вассалов для предупреждения насилий, к коим деревенские жители естественно склонны в силу грубых нравов и жестокого характера.»
При Старом порядке, как и сейчас, табачные бюро были предметом домогательства. Самые знатные люди домогались их для своих клевретов. Я нашел примеры получения этих мест по рекомендации знатных дам, а некоторые из них отдавали по ходатайству архиепископа.
Угасание всякой местной жизни превосходило все мыслимые пределы. Одна из дорог, ведущих из Мэна в Нормандию, была непроходима. Кто же просит о ее исправлении? Округ Type, который она пересекает? Или провинции Мэн и Нормандия, заинтересованные в развитии торговли скотом, пролегающей через этот путь? Или, наконец, какой-либо кантон, терпящий особый ущерб от плохого состояния дороги? Нет, округ, провинция, кантон безмолвствуют. Проезжающие по этому тракту и часто увязающие на нем купцы сами должны позаботиться о привлечении внимания центрального правительства. Они пишут в Париж генеральному контролеру и просят его прийти им на помощь.
Значимость сеньоральных рент в различных провинциях
В одном из своих сочинений Тюрго говорит: «Я должен заметить, что такого рода повинности в богатых провинциях — таких, как, например, Нормандия, Пикардия и окрестности Парижа, имеют совершенно особое значение. Основное богатство здесь составляет самая земля, объединенная в крупные фермы и приносящая собственникам большую арендную плату. Сеньоральные ренты с самых обширных земель составляют здесь лишь очень скромную часть дохода, и эта статья дохода рассматривается как имеющая лишь почетное значение. В менее богатых провинциях с различными принципами обработки земли сеньоры и дворяне почти не имеют в собственности земель. Крайне раздробленные наследственные владения обременены тяжелыми податями зерном, к уплате которых все арендаторы обязаны круговой порукой. Эти оброки поглощают зачастую наибольшую часть доходов с земель, и доходы сеньоров почти целиком складываются из них».
Антисословное влияние общего обсуждения дел
Антисословное влияние совместного обсуждения общих интересов мы можем проследить по не представляющим особой значимости трудам земледельческих обществ XVII века. Хотя собрания эти проходили за 30 лет до Революции, при полном господстве Старого порядка, и хотя речь на них шла только о теории, но уже из того только, что на них обсуждались вопросы, в которых были заинтересованы все классы и которые разрешали сообща, видно сближение и смешение людей. И хотя дело идет только о сохранении существующих форм земледелия, уже ощущается, что идеи разумных преобразований овладевают привилегированными классами, равно как и всеми прочими. Я убежден, что только правительство, опирающееся на самого себя и постоянно стремящееся к разделению людей, каковым и было правительство при Старом порядке, могло поддерживать до смешного бессмысленное неравенство, существовавшее во Франции к моменту начала Революции. Малейшее соприкосновение с self-government глубочайшим образом видоизменило бы это неравенство, быстро переделав его или разрушив.
Вольности провинций могут существовать какое-то время и без общественной свободы всей нации при условии, что вольности эти имеют древнее происхождение, что они тесно связаны с привычками, нравами и воспоминаниями и что деспотизм, напротив, зародился недавно. Но нет никакого основания полагать, что местные вольности можно создать по желанию или что их вообще можно поддерживать длительное время при подавлении общей свободы.
В своей записке на имя короля Тюрго, как мне кажется, очень точно определяет истинный размер привилегий дворян в деле налогообложения:
1) Пользующиеся привилегиями лица могут добиться освобождения от тальи участка в 4 сохи*, что в окрестностях Парижа составляет 2 тыс. франков.
2) Те же лица не платят ровно ничего за леса, луга, виноградники, пруды, равно как и за огороженные участки, прилегающие к их замкам, вне зависимости от их размера. В некоторых кантонах основную продукцию дают луга и виноградники. В этом случае дворянин, передающий управление своими землями в чьи-либо руки, освобождается от всякого налогообложения, чье бремя ложится на плечи податного населения. Это — второе преимущество, и притом очень значительное.
Косвенные привилегии в деле налогообложения. Различия в способах взимания даже равных по размерам налогов
Этому факту Тюрго также дает описание, которое на основании прочитанных документов считаю точным. «Косвенные преимущества привилегированных лиц в области подушной подати (капитации) также значительны. Капитация есть по природе своей налог произвольный. Распределить ее среди всех граждан возможно только вслепую. Поэтому при ее взимании сочли наиболее удобным взять за основу уже составленные податные списки выплачивающих талью. Лица, имеющие привилегии, были занесены в особый список. Но так как они умеют отстаивать свои интересы, а за податное население вступиться некому, то вышло так, что капитация первых в провинциях мало-помалу свелась к весьма незначительной сумме, тогда как подушное обложение вторых почти равнялось сумме выплачиваемой тальи».
Известно, что местные налоги платило все население. Как говорится в постановлениях совета, утверждающих такого рода расходы, «означенные суммы имеют быть возложены совокупно с капитацией или соразмерно с нею на все подведомственные лица, имеющие или не имеющие податные изъятия, привилегированные или непривилегированные безо всякого исключения».
Заметим, что поскольку подушная подать платившего талью приравнивалась к размеру последней и была сравнительно выше подушной подати привилегированного лица, то неравенство проявлялось даже в тех условиях, которые, казалось бы, должны были его полностью исключать.
В проекте эдикта 1764 г., пытающегося установить равенство в налогообложении, я обнаружил всякого рода распоряжения, имеющие целью сохранить особое положение привилегированных при взимании налогов. Я заметил между прочим, что все меры, направленные на определение ценности подлежащего обложению предмета, могут быть применены к привилегированным лицам только в их присутствии, либо в присутствии их поверенного.
«Я вижу, — пишет министр в 1766 г., — что представляющая наибольшие трудности для сбора часть налогов составляется из платежей, выплачиваемых дворянами и привилегированными. Сборщики тальи считают себя обязанными соблюдать по отношению к ним осторожность, вследствие чего накапливаются очень давнишние и слишком значительные недоимки в их капитации и двадцатине».
В «Путешествиях» Артура Юнга в 1789 г. мы находим картину, так привлекательно и правильно рисующую состояние двух этих обществ, что я не могу устоять против желания воспроизвести здесь это описание.
При пересечении Франции в момент порожденной взятием Бастилии первой волны Революции Юнг был остановлен в одной деревне толпою народа, которая, не обнаружив у него кокарды, хотела доставить его в тюрьму. Чтобы вывернуться из неприятного положения, путешественник сочиняет небольшую речь, с которой обращается к народу:
«Господа, — говорит он, — мне сказывали, что вы должны платить налоги как прежде. Конечно, налоги выплачивать нужно, но не так, как прежде. Их следует платить как в Англии. У нас есть много податей, которых нет у вас, но третье сословие, народ, их не платит, они затрагивают только богатых. У нас каждое окно обложено налогом, но тот, у кого в доме только шесть окон, не платит ничего. Богатый платит за своих лошадей, за экипажи, за слуг; он платит за право стрелять в собственных куропаток. Мелкий владелец не платит ни одного из этих налогов. Больше: того, у нас в Англии есть налог, который платит богатый, чтобы помочь беднякам. Итак, следует продолжать платить налоги, но платить их следует иначе. Английский способ гораздо лучше.
Поскольку мой плохой французский очень подходил к их наречию, — прибавляет Юнг, — они меня прекрасно поняли; любое мое слово находило у них одобрение, и они сочли меня добрым малым, что я и подтвердил, воскликнув „Да здравствует третье сословие!“. Тогда они отпустили меня с криками „ура!“».
В местечке Шолле, в селении Х разрушилась церковь. Ее следовало починить, следуя процедуре, указанной в постановлении от 16 декабря 1684 г., то есть используя средства от налога, взимаемого со всех жителей. Когда сборщики приступили к взиманию налога, сеньор этого прихода, маркиз де Х заявил, что поскольку он один берется починить хоры, налог платить он не будет. Прочие жители не без основания отвечают ему, что в качестве сеньора и получателя десятины (он, без сомнения, получал феодальные десятины) он обязан был сам ремонтировать хоры за свой счет, и следовательно, данное обстоятельство не может служить основанием для освобождения его от общего налога. Спор решается постановлением интенданта, объявляющим притязания маркиза неосновательными и призывающим сборщиков взыскать с него налог. Дело содержит более десяти писем маркиза, одно настойчивее другого, громкогласно требующих, чтобы прихожане заплатили за дворянина. Дабы добиться желаемого, маркиз снисходит до того, что величает интенданта монсеньером и даже умоляет его.
Пример того, каким образом правительство Старого порядка уважало приобретенные права, формальные договоры и вольности городов или сообществ
Перед нами декларация короля, «приостанавливающая на время войны выплаты всех займов, произведенных городами, местечками, коллегиями, сообществами, администрациями больниц, благотворительных учреждений, художественными и ремесленными товариществами и прочими, которые расплачиваются доходами от ввозных пошлин или налогов, разрешенных нами на предмет названных займов, причем проценты продолжают нарастать».
Это не только приостановка выплаты займа в сроки, указанные в договоре кредиторами, но и ущерб для залога, данного под обеспечение займа. Подобные меры, которыми изобилует Старый порядок, никогда не были бы возможны при правительстве, поставленного под надзор гласности или общественных собраний. Сравните эти меры с мерами, принимавшимися в аналогичных обстоятельствах в Англии или даже в Америке. Презрительное отношение к праву в данном случае настолько же очевидно, как и презрение к местным вольностям.
Приведенный в тексте пример — далеко не единственный случай того, что привилегированные лица заметили, каким образом феодальное право, тяготевшее над крестьянами, затрагивает и их самих. Вот что говорило за 30 лет до Революции одно земледельческое сообщество, почти все состоявшее из привилегированных:
«Непогашенные ренты, будь то поземельные или феодальные, коими обложены даже самые малозначительные имения, становятся столь обременительны для плательщика, что скоро приводят его к разорению, а вслед за ним к разорению и самого имения. Владелец бывает вынужден забросить землю, ибо он не может найти источников для займа под обеспечение отягощенного долгами имения или покупателя в том случае, если захочет его продать. Если бы ренты подлежали выкупу, то владелец не имел бы недостатка ни в кредите для их погашения, ни в покупателях, способных выкупить и имение, и ренты. Люди всегда охотно содержат и благоустраивают свободное имущество, если могут считать себя его обладателями. Большой подмогой для земледелия было бы изыскание средств для того, чтобы сделать подобные ренты погашаемыми. Многие ленные владельцы, убежденные в этой идее, охотно заключали бы такие сделки. Итак, было бы очень важно изыскать и указать подходящие средства, чтобы достигнуть освобождения поземельных рент».
Все общественные должности, в том числе и должности чиновников по откупам, оплачивались освобождением от налогов. То была привилегия, дарованная указом от 1681 г. В письме, адресованном министру интендантом и датированном 1782 г., говорится: «Среди всех привилегированных лиц самый многочисленный класс составляют служащие, занятые сбором соляного налога, пошлин, а также чиновники по управлению государственным имуществом, почтового ведомства, податного суда и других управлений разного рода. Мало найдется приходов, где не было бы подобных случаев, а во многих приходах таких чиновников по двое или по трое».
В письме предпринимается попытка разубедить министра в его намерении предложить совету издание указа, распространяющего освобождение от налога на служащих и челядь привилегированных чиновников. По словам интенданта, этой свободы беспрестанно требуют главные откупщики с тем, чтобы освободиться от выплаты вознаграждения своим подручным.
Эти должности существовали также и в иных местах. В Германии они были введены несколькими мелкими князьями, но должностей здесь было немного, и существовали они лишь в малозначительных областях государственного управления. В крупных размерах подобная система практиковалась только во Франции.
Каким бы странным это ни казалось, да и действительно было странным, не следует удивляться тому, что при Старом порядке чиновники, многие из которых принадлежали к собственно администрации, спорят в парламенте, пытаясь разграничить свои полномочия. Все разъясняется, если вспомнить, что вопросы, касающиеся общественного управления, касались также и частной собственности. То, что принимается за незаконное вмешательство в дела судебной власти, было только следствием ошибки, совершенной правительством, обратившим общественные должности в откупные места. После выкупа должности каждый чиновник получал вознаграждение в соответствии с выполняемыми им действиями, и характер должности не мог быть изменен без нарушения права, купленного у предшественника. Один пример из множества подобных: начальник полиции в Авансе ведет длительный процесс против финансового управления того же города с целью доказать, что, осуществляя полицейский надзор за улицами города, названный чиновник должен также заниматься мощением улиц и получать соответствующее вознаграждение. В данном случае спор разрешает не королевский совет: поскольку речь идет главным образом о доходе с капитала, помещенного в приобретение должности, приговор выносит парламент. Административное дело превращается в гражданский процесс.
Разбор дворянских наказов 1789 г
Я полагаю, что французская Революция представляет собою единственное в истории явление, в начале которого различные общественные классы имели возможность каждый в отдельности продемонстрировать усвоенные ими идеи и воодушевлявшие их чувства еще до того, как Революция исказила или видоизменила эти идеи и чувства. Эти подлинные свидетельства, как известно, приведены в наказах, составленных каждым из сословий в 1789 г. Данные наказы или записки составлялись совершенно свободно, при самой широкой гласности каждым из сословий, которого они касались. Наказы долго обсуждались заинтересованными лицами и зрело обдумывались составителями, ибо правительство того времени, обращаясь к нации, не затрудняло себя ответами на поставленные им же вопросы. Когда составление наказов было завершено, их составные части были объединены в трех напечатанных томах, которые можно видеть в библиотеках. Оригиналы помещены в национальный архив вместе с протоколами собраний, составлявших наказы, и отчасти вместе с относящейся к тому же времени перепиской между г-ном Неккером и его помощниками по поводу этих собраний. Данное издание составляет целую вереницу томов in folio. Это драгоценнейший документ, оставленный нам старой Францией, и к нему постоянно должны обращаться все желающие изучить умонастроения наших отцов в момент начала Революции.
Я полагал, что опубликованные в трех томах извлечения, речь о которых шла выше, возможно, представляют собою работу одной из сторон и не воспроизводят в точности подлинного характера этого громадного наследия. Однако, сравнивая их между собою, я обнаружил значительное сходство между великой картиной и ее уменьшенной копией. Приводимые мною здесь извлечения из наказов дворянства дают подлинное понимание чувств, владевших большинством этого сословия. Из извлечений со всей ясностью видно, какие именно из былых привилегий дворянство упрямо стремилось сохранить, какие — готово было уступить, а какие само приносило в жертву. Нам открывается дух, воодушевлявший в то время все сословие в его отношении к политической свободе. Любопытная и печальная картина!
Дворяне прежде всего требуют, чтобы была издана ясная декларация прав, принадлежащих всем людям, и чтобы данная декларация подтвердила их свободу и обеспечила их безопасность.
Дворяне желают уничтожения рабского прикрепления к земле там, где оно еще существует, и изыскания способов отмены рабства и торговли неграми. Они требуют предоставления каждому свободы передвижения и поселения там, где он пожелает, будь то в пределах или за пределами королевства, не подвергаясь риску произвольного ареста. Они настаивают на устранении полицейских злоупотреблений и передачу впредь полиции в руки судей, даже в случае народных волнений. Они также выдвигают требование, чтобы каждый человек мог быть арестован и судим обычными судьями, вследствие чего государственные тюрьмы и прочие места незаконного содержания должны быть уничтожены. Некоторые требуют уничтожения Бастилии. На этом пункте особенно настаивает дворянство Парижа.
Всякие тайные и подметные письма должны быть запрещены. Если безопасность государства требует задержания гражданина и передачи его правосудию в обычном порядке, следует принять меры к предупреждению злоупотреблений либо путем передачи сообщения о задержании государственному совету, либо каким-то иным путем.
Дворянство желает уничтожения всех особых комиссий, всех специальных и исключительных судов, всех привилегий, commitimus, указов об отсрочке и т. д.; принятия самых суровых мер к тем, кто либо издает незаконные повеления, либо исполняет их; принятия необходимых мер в обычном судопроизводстве, единственном, которое должно быть сохранено, для обеспечения личной свободы, особенно во всем, что касается преступника; бесплатного отправления правосудия и уничтожения всех ненужных юридических инстанций, «Чиновники существуют для народа, а не народ — для чиновников», — говорится в одном наказе. Выдвигается даже требование установить институт бесплатных защитников для неимущих; требование гласности следствия и права для каждой из сторон на собственную защиту; требование, чтобы в уголовных процессах обвиняемый имел защитника и чтобы в течение всей судебной процедуры судье помогало бы известное число граждан, принадлежащих к тому же сословию, что и подсудимый, на которых должна быть возложена обязанность выносить приговор о преступлении или проступке подсудимого (по этому поводу ссылаются на английскую конституцию). Дворяне желают, чтобы наказания соответствовали тяжести совершенного проступка и были равны для всех; чтобы смертная казнь применялась реже, а все виды телесных наказаний, пыток и т. п. были бы отменены; наконец, чтобы участь осужденных, а особенно подследственных, была бы улучшена.
В соответствии с высказанными в наказах пожеланиями следует изыскать способы уважения личной свободы при наборе морских и сухопутных войск. Следует допустить замену обязательной личной воинской службы денежною податью, проводить жеребьевку новобранцев в присутствии депутации от трех сословий; наконец, объединить обязательность дисциплины и военного подчинения с правами гражданина и свободного человека. Нанесение ударов саблею плашмя должно быть запрещено.
Собственность должна быть неприкосновенной, и нарушать ее неприкосновенность возможно только в случае необходимости ради общественной пользы. В этих случаях государство должно безотлагательно возмещать убытки по самой высокой стоимости. Конфискация земель должна быть отменена.
Утверждается свобода торговли и промышленности. Сообразно с этим положением, подлежат отмене цехи и прочие привилегии, дарованные отдельным компаниям; таможенные линии должны быть отнесены к границам королевства.
Католическое вероисповедание должно быть единственно господствующей религией во Франции. Но каждому гражданину должна быть предоставлена свобода совести; некатолики должны быть восстановлены в их гражданском состоянии и правах собственности.
Должна быть обеспечена свобода прессы, и ограничения этой свободы в общественных интересах заранее должны быть определены законом. Церковная цензура должна касаться только книг, относящихся к догматике; в прочих случаях достаточно принять необходимые меры, чтобы иметь представление об авторах и издательстве. Многие требуют, чтобы проступки прессы подлежали суду присяжных.
В особенности все наказы единодушно настаивают на необходимости строго соблюдать тайну переписки с тем, чтобы письма не могли служить документом на суде или средством обвинения. Вскрытие писем прямо называется отвратительным шпионством, поскольку оно заключает в себе нарушение общественного доверия.
Наказы дворянства ограничиваются требованием деятельного покровительства воспитанию, его распространением в городах и селах и руководства им на началах, сообразных с предполагаемым назначением детей. Детям в особенности надлежит прививать национальные чувства, разъясняя им обязанности и права гражданина. Дворяне выражают пожелание, чтобы для детей был составлен особый катехизис, где бы в доступной форме были изложены принципы государственного устройства. В остальном они не указывают способов облегчения доступа к образованию и к его распространению, ограничиваясь требованием устройства воспитательных учреждений для детей неимущих дворян.
Многие наказы настаивают на том, чтобы народу уделялось больше внимания. Они высказываются против злоупотреблений полицейских властей, которые обычно незаконно, без честного суда содержат в тюрьмах, исправительных домах и т. д. множество ремесленников и других граждан, способных приносить пользу, часто за незначительный проступок или даже просто по подозрению, что является нарушением естественной свободы. Все наказы требуют окончательной отмены барщины. Дворяне большинства уездов желают, чтобы им был дозволен выкуп дорожных пошлин и права взимать доход с имущества за обязательное пользование оным вассалами. Многие требуют послабления во взимании феодальных повинностей и уничтожения налога на приобретение дворянских имений недворянами. Государство заинтересовано в облегчении купли и продажи земель, говорится в одном из наказов. Именно этот довод приводится в пользу уничтожения всех сеньоральных прав и в пользу обращения в продажу неотчуждаемых имений. Многие наказы требуют, чтобы голубятни наносили меньший вред земледелию. Они настаивают также на скорейшей отмене учреждений, предназначенных для охраны королевской дичи и известных под именем капитанств, расценивая их как покушение на право собственности. Высказывается также пожелание заменить существующие налоги на поборы, размеры которых были бы менее обременительны для народа.
Дворянство требует, чтобы государство взяло на себя заботу о благополучии и довольстве деревень; об устройстве прядилен и ткацких производств грубых тканей для обеспечения занятием сельских жителей в глухую пору года. Оно требует создания в каждом округе общественных житниц под надзором местной администрации в целях предупреждения голода и поддержания цен на провизию на известном уровне. Оно настаивает на усовершенствовании земледелия и улучшении положения деревень; на расширении общественных работ, в особенности работ по осушению болот и предупреждению наводнений; наконец, на раздаче всем провинциям пособий для развития торговли и земледелия.
Дворяне хотели бы, чтобы больницы были разделены на мелкие отделения, которые были бы учреждены в каждом округе; чтобы были уничтожены приюты для нищих и заменены благотворительными мастерскими; чтобы под управлением провинциальных штатов были бы устроены кассы помощи; чтобы за счет провинций содержались хирурги, врачи и акушерки, которые распределялись бы округам для оказания безвозмездной помощи беднякам; чтобы правосудие для народа всегда отправлялось бесплатно; наконец, чтобы правительство подумало об устройстве учреждений для слепых, глухих, немых, найденных детей и т. п.
В остальном по всем этим вопросам дворянское сословие ограничивается общим выражением своих пожеланий относительно реформ, не входя в особые детали их осуществления. Из наказов явствует, что по сравнению с духовенством дворянство меньше общалось с низшими классами и, менее соприкасаясь с их нуждами, оно меньше размышляло о средствах их излечения.
Пожалуй, в особенности, или лучше сказать, единственно в том, что касается иерархии чинов и различий между званиями, дворянство отступает от общего духа требуемых реформ и, соглашаясь с некоторыми важными уступками, придерживается принципов Старого порядка. Оно осознает, что в данном случае борется за самое свое существование. Его наказы настойчиво требуют сохранения дворянства и духовенства в качестве обособленных сословий. Оно даже желает, чтобы были изысканы средства для сохранения дворянского сословия по всей его чистоте: чтобы в этих целях было запрещено приобретение дворянского титула за деньги, чтобы титул не был связан ни с какими должностями, а давался бы за долгую службу, приносящую пользу государству. Дворяне высказывают пожелание, чтобы лица, незаслуженно присвоившие себе дворянский титул, подлежали розыску и судебному преследованию. Наконец, все наказы настаивают на том, чтобы за дворянством были сохранены все его почести. Некоторые хотели бы даже, чтобы дворянам был присвоен особый отличительный знак, позволяющий узнавать их по внешнему виду.
Невозможно представить себе ничего более характерного, чем подобное требование, демонстрирующее совершенное сходство, уже существовавшее между дворянином и простолюдином вопреки всем различиям в их положении. Вообще в своих наказах дворянство выказывает известную уступчивость в отношении многих своих прав, приносящих доходы, но с беспокойной горячностью цепляется за почетные привилегии. Оно настолько уже вовлечено в водоворот демократии и настолько боится в нем раствориться, что стремится сохранить уже имеющиеся привилегии и желало бы изобрести новые, каких никогда не имело. Странное дело! Дворянство инстинктивно ощущает опасность, но не имеет о ней ни малейшего понятия. Что же касается распределения должностей, то дворяне требуют уничтожения продажи должностей магистратуры. Когда речь идет о должностях такого рода, любой гражданин может быть представлен народом королю и назначен им на должность лишь с учетом его возраста и способностей. Касательно военных чинов, большинство дворян полагало, что третье сословие не следует отстранять от них и что всякий военный, имеющий выдающиеся заслуги перед отечеством, имеет право достичь самых высоких степеней. «Дворянское сословие не одобряет ни одного из законов, закрывающих третьему сословию доступ к военным должностям», — говорится в одном из наказов. Единственно только дворяне желают, чтобы право поступать в полк офицерам, не прошедшим предварительно низших ступеней, было предоставлено им одним. В остальном же все наказы выражают требование точных и применимых ко всем правил распределения армейских чинов, пожалование которых должно зависеть не от милости, а от служебного старшинства; это правило не распространяется на высшие офицерские чины. Относительно духовных чинов дворяне требуют восстановления выборов при раздаче бенефиций или по крайней мере учреждения королем особого комитета, который мог бы проводить раздачу бенефиций. Наконец, они заявляют, что отныне нужно проявлять больше разборчивости при раздаче пенсий, которые не следует сосредотачивать в нескольких семьях, и что ни один гражданин не должен получать более одной пенсии или пользоваться доходами одновременно от нескольких мест. Право на преемственность должно быть отменено.
Однако дворянство смотрит иначе, когда речь идет не о собственных его правах или внутренней его конституции, но о привилегиях и об организации Церкви: здесь его глаза широко открыты на злоупотребления.
Оно требует, чтобы духовенство не получало бы никаких налогов и привилегий и чтобы оно оплатило свои долги, не перекладывая их на народ. Монашеские ордена должны подвергнуться глубокому преобразованию. Большинство наказов заявляет, что учреждения подобного рода удаляются от заложенного в них изначального духа. Дворяне большинства округов желают, чтобы десятина была менее обременительной для земледелия, а многие и вовсе требуют ее отмены. «Самая значительная часть десятины, — говорится в наказах, — взимается теми священниками, которые менее всего радеют о духовной помощи народу». Как видим, второе сословие мало щадит первое в своих замечаниях. Не более уважительно относятся дворяне и к самой Церкви. Многие округа формально признают за Генеральными Штатами право упразднить некоторые религиозные ордена и найти их имуществу иное применение. Семнадцать округов заявляют, что в компетенцию Генеральных Штатов входит регламентация церковной дисциплины. Многие утверждают, что многочисленные церковные праздники наносят вред земледелию и поощряют пьянство, вследствие чего большую часть праздников следует отменить, перенеся их на ближайший воскресный день.
В области политических прав дворянские наказы прямо либо косвенно признают за всеми французами право принимать участие в деятельности правительства, то есть избирать и быть избранным, сохраняя, однако, при этом иерархию чинов. Например, получить назначение или назначить кого-либо на должность можно только в пределах своего сословия. Система представительства исходя из этого принципа должна быть установлена таким образом, чтобы гарантировать всем сословиям нации возможность подлинного участия в управлении делами.
Относительно же способа голосования в Генеральных Штатах мнения разделяются: большинство настаивает на раздельном голосовании по сословиям; некоторые считают, что следует сделать исключение из этого правила при голосовании о налогах; другие, наконец, во всех случаях требуют иного порядка. «Подсчет голосов следует вести поголовно, а не по сословиям, — говорят последние, — так как такая форма подсчета является единственно разумной и позволяющей избежать сословного эгоизма, являющегося главным источником наших бед; она может сблизить людей и подвести их к долгожданному результату собрания, в котором патриотизм и высокие добродетели будут подкреплены познаниями». Тем не менее, при наличествующем состоянии умов такое слишком внезапное нововведение представлялось опасным, поэтому большинство рассудило, что применять его можно с осторожностью и что собранию следовало бы обсудить, не будет ли более благоразумным отложить поголовное голосование до следующих Генеральных Штатов. Во всяком случае, дворянство требует, чтобы каждое сословие могло сохранять достоинство, по праву принадлежащее каждому французу. Как следствие, оно настаивает на отмене унизительных порядков, распространявшихся на третье сословие при старом режиме, например, обычая коленопреклонения, ибо, как говорится в одном из наказов, «зрелище человека, стоящего на коленях перед другим человеком, оскорбляет человеческое достоинство и указывает на существование между равными по природе существами неполноценности, несовместимой с существеннейшими правами».
Относительно формы правления дворянство требует поддержки монархического устройства, сохранения законодательной, исполнительной и судебной власти в лице короля, но в то же время и установления основополагающих законов, призванных гарантировать права нации при отправлении ею властных полномочий.
В силу этого наказы провозглашают, что нация имеет право созывать Генеральные Штаты, количество членов которых должно быть достаточным для обеспечения независимости собрания. Дворяне высказывают пожелание, чтобы Штаты впредь собирались периодически в точно установленные сроки, равно как и при каждом новом восшествии на престол, так, чтобы отпала потребность в созывных грамотах. Многие округа провозглашают желательным постоянную работу такого собрания. Если в установленный законом срок Генеральные Штаты не собираются, народ должен иметь право на отказ от уплаты налога. В отдельных наказах высказывается требование, чтобы в промежутках времени, отделяющих одну сессию Генеральных Штатов от другой, была бы установлена временная комиссия, уполномоченная надзирать за деятельностью администрации королевства; но большинство наказов формально отвергают образование подобной комиссии, объявляя такой орган антиконституционным. Любопытна причина этого заявления; дворяне опасаются, как бы немногочисленная комиссия, оказавшись лицом к лицу с правительством, не поддалась бы на подстрекательства последнего.
Дворяне требуют также, чтобы министры были лишены права распустить собрание и чтобы они наказывались по закону, если будут нарушать порядок собраний своими происками; чтобы ни один чиновник, никакое лицо, в чем бы то ни было зависимое от правительства, не могло быть депутатом; чтобы личность депутата была неприкосновенной и чтобы его нельзя было преследовать за высказанные мнения; наконец, чтобы заседания Штатов были открыты для публики и чтобы сведения о них широко распространялись в печати, дабы пригласить народ к обсуждению дебатируемых вопросов.
Дворянство единодушно выступает за то, чтобы принципы, положенные в основу государственного управления, применялись также и к управлению отдельными частями территории. С этой целью в каждой провинции, в каждом округе, каждом приходе должны быть созваны собрания, куда должны войти люди, свободно избранные на определенный срок.
Многие наказы высказываются за отмену должностей интенданта и главного сборщика податей. Все полагают, что впредь распределением налогов и соблюдением особых интересов каждой провинции должны заниматься провинциальные собрания. Предполагается, что то же самое относится и к собраниям округов и приходов, которые отныне будут зависеть только от провинциальных штатов.
Что касается разделения властей между представленной в собраниях нацией и королем, то дворянство требует, чтобы ни один закон не мог вступить в силу, если он не будет принят Генеральными Штатами и королем и записан в реестр судов, уполномоченных следить за его исполнением; чтобы право устанавливать и определять количество налогов принадлежало исключительно Генеральным Штатам; чтобы утвержденные таким образом подати взимались только в течение времени, отделяющего одну сессию Штатов от другой; чтобы все налоги, установленные или взимаемые без согласия Штатов, были бы объявлены незаконными и чтобы министры и сборщики, устанавливающие или собирающие такие налоги, подлежали преследованию как лихоимцы.
Равным образом без согласия Генеральных Штатов не может быть произведен никакой заем; также и кредит открывается только в том случае, если он утвержден Генеральными Штатами; правительство может пользоваться им в случае войны или больших бедствий с обязательством созвать Генеральные Штаты в самый кратчайший срок.
Все национальные кассы должны состоять под контролем со стороны Генеральных Штатов; Генеральные Штаты также определяют расходы каждого департамента; надлежит принимать самые действенные меры, дабы расходы не превышали выделяемых сумм. Большинство авторов наказов считает необходимым добиваться отмены стеснительных налогов, известных под названием налога за регистрацию акта, сотого денье, и других, устанавливаемых Управлением королевскими имуществами. «Одно только имя Управления достаточно для оскорбления нации, ибо оно провозглашает существенную часть собственности граждан как бы принадлежащей королю», — говорится в одном наказе. Неотчужденные королевские земли должны быть переданы под управление провинциальных штатов, и никакой указ, никакой налоговый эдикт не может быть издан без согласия всех трех сословий.
Очевидно, что идея дворянства заключается в передаче народу через посредство Генеральных Штатов и провинциальных собраний всего финансового ведомства, как в отношении разрешения займов и налогов, так и в отношении взимания податей.
Равным образом в организации судебной власти дворянство стремится поставить суд в зависимость от нации, представленной собранием. Вот что гласят многие наказы: «Судебные чины должны нести ответственность за отправление своих обязанностей перед национальным собранием»; они подлежат смещению только с согласия Генеральных Штатов; без согласия последних нельзя воспрепятствовать осуществлению судами их полномочий; нарушение обязанностей кассационным судом, равно как и парламентами, должны разбираться Генеральными Штатами. В соответствии с большинством наказов судьи назначаются королем не иначе как по представлению их народом.
Исполнительная власть оставляется исключительно за королем, но и на нее накладываются необходимые ограничения, дабы предотвратить злоупотребления.
Так, в отношении администрации наказы требуют опубликования в печати финансовых отчетов различных департаментов и ответственности министров перед национальным собранием. Король должен поставить в известность Генеральные Штаты о своих намерениях использовать войска для внешней защиты. Внутри страны те же войска могут быть использованы против граждан только по требованию Генеральных Штатов. Контингент войск должен быть ограничен, и в мирное время ⅔ общего состава будут оставлены в резерве. Что касается иностранных войск, которые правительство может содержать на жаловании, то их следует удалить из центра королевства и разместить у его границ.
Что больше всего поражает в дворянских наказах, но не может быть воспроизведено никакими извлечениями, так это то, до какой степени дворяне являются детьми своего времени: они проникнуты его духом, они бегло владеют его языком. Они говорят о «неотчуждаемых правах человека», о «принципах, проистекающих из общественного договора». Когда речь идет об индивиде, они обычно говорят о его правах, а когда речь заходит об обществе, то о его обязанностях. Принципы политики представляются им «столь же безусловными, как и принципы морали, ибо в основании тех и других лежит разум». Если они хотят уничтожить остатки крепостничества, то говорят о том, чтобы «изгладить последние следы унижения человеческого рода». Порой они называют Людовика XVI «королем-гражданином» и неоднократно заявляют о «преступлении перед нацией», которое впоследствии будет вменено ему же в вину. По их мнению и по мнению многих других, общественное воспитание подает великие надежды, и государство должно взять на себя труд направлять это воспитание. «Генеральные Штаты, — говорится в одном из наказов, — приложат все старания к тому, чтобы создать национальный характер при помощи изменений в воспитании детей». Как и все их современники, дворяне выказывают живую и постоянную склонность к единообразному устройству законодательства, за исключением тех случаев, когда оно касается существования других сословий. Так же как и третье сословие, они стремятся к административному единообразию, к единообразию принимаемых мер и т. д. Они замечают разного рода реформы и считают, что реформы эти должны быть радикальными. По их мнению, все без исключения налоги должны быть либо отменены вовсе, либо видоизменены. Следует изменить всю систему правосудия, кроме сеньоральных судов, которые надобно только совершенствовать. Для дворян, так же как и для всех французов, Франция представляет собою опытный полигон, что-то вроде образцовой фермы в политике, где все, за исключением небольшого уголка, на котором произрастают их личные привилегии, должно быть перевернуто вверх дном, все должно быть испытано и перепробовано. Но к чести дворян нужно сказать, что и этот-то уголок они не особенно щадят. Короче, прочитав дворянские наказы, можно прийти к выводу, что для того, чтобы совершить Революцию, дворянам недоставало только одного — быть простолюдином.
Пример духовного управления епархией в середине XVIII века
1. Архиепископ
2. Семь главных викариев
3. Два церковных суда: один, именуемый «архиепископским церковным судом», ведает приговорами викариев; другой, именуемый «епархиальным», ведет дела следующего рода:
– личные дела, возникающие между членами клира;
– дела о действительности браков по отношению к таинствам.
Епархиальный суд состоит из трех судей. К его персоналу принадлежат также нотариусы и прокуроры.
4. Два фискальных суда.
Один из них, называемый «епархиальным бюро», ведет в первой инстанции дела по налогообложению в пределах епархии (как известно, духовенство само облагало себя налогами). Этот суд под председательством архиепископа состоит из шести других духовных лиц.
Второй суд по апелляции разбирает дела, которые вели другие епархиальные бюро церковной епархии. Все суды привлекают к работе адвокатов и выслушивают прения сторон.
Настроения духовенства в провинциальных штатах и собраниях
Все, что я говорил в тексте книги о штатах Лангедока, можно также отнести и к провинциальным собраниям, заседавшим в 1779 и в 1787 гг., в частности, в Верхней Гиени. В этом провинциальном собрании духовные лица были одними из наиболее просвещенных и либеральных чинов. Не кто иной, как епископ Родезский внес предложение предать гласности протоколы собрания.
Либеральные настроения духовенства, проявившиеся в 1789 г., не были обусловлены исключительно остротою момента: проявления этих настроений отмечены и в более ранний период. Они особенно ярко показали себя в Берри в 1779 г.: духовенство здесь добровольно пожертвовало 68 тыс. ливров при единственном условии сохранения провинциальной администрации.
Следует обратить особое внимание на то, что политическое общество было лишено связующих уз, но гражданское общество еще сохраняло их. В рамках сословий люди были тесно связаны друг с другом; уцелело даже кое-что от былой прочной связи сеньоров с народом. И хотя отношения эти существовали в гражданском обществе, последствия их опосредованно давали о себе знать и в обществе политическом: объединенные таким образом люди образовывали беспорядочную и неорганизованную массу, которая, однако, выказывала строптивость перед лицом власти. Разрушив эти социальные связи и не создав на их месте связей политических, Революция подготовила одновременно равенство и рабство.
Примеры заявлений судов по поводу отдельных актов произвола
Из представленной в 1781 г. генеральному контролеру интендантом парижского округа записки следует, что в этом округе приходы имели, как правило, двух синдиков. Один из них избирался жителями на собрании под председательством субделегата, другой назначался интендантом и надзирал за первым. В Рюэйльском приходе между обоими синдиками произошел спор: избранный синдик не хотел повиноваться назначенному. Интендант добился от г-на де Бретейля, чтобы избранный синдик был заключен в тюрьму на 15 дней, и, действительно, синдик был арестован, затем смещен, а на его место был назначен другой. По жалобе заключенного в тюрьму синдика парламент возбудил дело, продолжения которого я не нашел; но в возбужденном деле говорилось, что привлечение апеллирующего к суду и кассация его избрания не могут рассматриваться иначе, как «произвольные и деспотические действия». Правосудию того времени порой не удавалось заткнуть рот!
Просвещенные и живущие в достатке классы при Старом порядке были далеко не подавлены и не угнетены. Можно даже сказать, что все они, включая и буржуазию, часто пользовались слишком большой свободой и делали то, что считали удобным, поскольку королевская власть не осмеливалась препятствовать членам высших сословий в создании ими для себя и в ущерб для народа особого положения. Она почти всегда считала необходимым отдать народ на произвол высших классов, чтобы заполучить их расположение или избежать их недоброжелательности. Можно сказать, что в XVIII веке французу из высших классов зачастую было гораздо легче оказывать сопротивление правительству и заставлять его бережно обращаться с собою, чем англичанину того же времени в аналогичном положении. Власть порой считала себя обязанной соблюдать по отношению к привилегированному гражданину большую умеренность и сдержанность, чем английское правительство сочло бы обязанным проявлять по отношению к подобным своим подданным, вот до какой степени неправомерно смешивать независимость со свободою! Нет ничего менее независимого, чем свободный гражданин.
О причинах, принуждающих неограниченную власть при Старом порядке ограничивать себя
В обычное время ничто не создавало столь значительного препятствия для правительства и не вызывало волнений в народе, как повышение прежних налогов и в особенности введение новых. При старом финансовом устройстве Европы во всех тех случаях, когда государь имел склонность к расточительству, или пускался в политические авантюры, или вносил беспорядок в финансы, или сильно нуждался в средствах, чтобы привлечь на свою сторону множество лиц путем подкупа или назначения незаслуженного высоких жалований, расширяя армию или организуя непомерно крупные работы, — ему всегда приходилось прибегать к налогам. А это сразу же возбуждало и приводило в действие все классы, а в особенности же класс, осуществляющий кровавые революции — народ. Сегодня в подобных случаях прибегают к займам, непосредственные последствия которых почти незаметны, а конечный результат ощущается только следующим поколением.
Среди множества примеров, подтверждающих вышесказанное, я могу привести следующий. Крупнейшие имения Майенского округа были отданы на откуп главным откупщикам, которые пересдали их мелким беднякам арендаторам, не имевшим ровно ничего, так что их приходилось снабжать всем вплоть до самой необходимой домашней утвари. Понятно, что откупщики не щадили арендаторов или должников прежнего феодального владельца, чье место они заняли, в силу чего феодальные отношения, создаваемые этими откупщиками, могли принимать более жесткие формы, чем в Средние века.
Жители Монтабазона занесли в податные списки управляющих герцогства, которым владел князь де Роган, хотя управляющие пользовались имением только от имени князя. Князь же, который, без сомнения, был очень богатым человеком, не только кладет конец этим «злоупотреблениям», как он их называет, но и добивается возвращения суммы в 5344 ливра 15 су, которую его незаконно заставили выплатить и которая подлежала взысканию с жителей.
Пример того, каким образом денежные права духовенства отчуждали от него тех, кто в силу своего изолированного положения, напротив, должен был бы тяготеть к духовенству
Священник из Нуазе утверждает, что прихожане обязаны починить его ригу и винодельню и требует установления в этих целях местного налога. Интендант отвечает, что прихожане обязаны ремонтировать только дом священника, а починка риги и винодельни остаются на попечении пастора, который озабочен делами своей усадьбы более, нежели своею паствою (1767 г.)
В одной из записок, представленных в 1788 г. крестьянами в ответ на запрос провинциального собрания, — записке, составленной с большой ясностью и в спокойном тоне, — мы читаем следующее: «К злоупотреблениям в сборе тальи добавляются еще и злоупотребления экзекуционных сыщиков. Как правило, на протяжении всего сбора тальи они наведываются пять раз. Чаще всего в сыщики идут солдаты-инвалиды или швейцарцы. При каждом своем приезде они проводят в приходе от четырех до пяти дней, и бюро по взиманию податей определяет их ежедневное содержание в 36 су. Мы не будем здесь излагать ни хорошо известные злоупотребления в сборе тальи, ни дурных последствий составления реестров обязанностей. Реестры составляются чиновниками чаще всего неумелыми и почти всегда пристрастными и мстительными. Эти реестры всегда были источником беспокойств и споров. Они породили немало процессов, весьма убыточных для тяжущихся сторон и очень прибыльных для окружных судов».
Признаваемое даже чиновниками центрального правительства превосходство методов управления в провинциях со Штатами
В конфиденциальном письме, отправленном 3 июня 1772 г. директором ведомства обложений интенданту, мы читаем следующее: «Поскольку в провинциях со Штатами обложение установлено в определенном размере, всякий налогоплательщик обязан его выплачивать и действительно выплачивает. При распределении податей к этой определенной доле делается надбавка к общей сумме, подлежащей выплате; надбавка пропорциональна сумме, требуемой королем (например, 1 млн. вместо 900 тыс. ливров) . Это очень простая операция. В то же время в обычных провинциях распределение налогов носит личный и, так сказать, произвольный характер: одни выплачивают полностью всю сумму, какую они и должны платить; другие — лишь половину, третьи — треть или четверть или вовсе ничего. Каким же образом здесь можно увеличить обложение на десятую долю?»
О том, как привилегированные лица вначале понимали прогресс цивилизации, связывая его с улучшением дорог
В своем письме интенданту некий граф де Х жалуется на то, что дороги по соседству с его имением прокладываются крайне медленно. Он усматривает в этом ошибку субделегата, прилагающего, по мнению графа, слишком мало рвения к выполнению своих обязанностей и не принуждающего крестьян к отправлению барщинных работ.
Случаи произвола при тюремном заключении из-за барщины
Пример: в письме главного прево, написанном в 1768 г., мы читаем: «Вчера по жалобе г-на С, помощника инженера, я приказал заключить в тюрьму трех человек за неудовлетворительное выполнение ими барщинных работ. Вследствие этого среди деревенских женщин возникло волнение. Они кричали: «Вот видите! О бедняках вспоминают только тогда, когда речь идет о барщине, и вовсе не интересуются тем, есть ли им на что жить».
Способы устройства дорог были двоякого рода: 1) главным способом была барщина на всех крупных дорожных работах, требовавших одного только труда; 2) менее значимым способом было общее обложение налогом, все сборы от которого поступали в управление дорог и мостов на устройство искусственных сооружений. Привилегированные лица, то есть крупнейшие собственники, более других заинтересованные в исправном состоянии дорог, никоим образом не участвовали в барщине. Более того: они не платили и налога на мосты и дороги, поскольку налог этот присоединялся к талье и взимался вместе с нею, а от тальи привилегированные лица были освобождены.
Пример барщины при перевозке каторжников
Из письма, адресованного в 1761 г. интенданту комиссаром каторжной полиции, следует, что крестьян принуждали перевозить каторжников в повозках и что они исполняли это крайне неохотно, вследствие чего подвергались дурному обращению со стороны конвойных команд: «ввиду того, — объясняет комиссар, — что конвойные неотесанны и грубы, а крестьяне, исполняющие обязанность против воли, часто бывают дерзки».
После прочтения соответствующих документов описания, данные Тюрго неудобствам и тяготам барщины, применяемой для перевозки военных грузов, не кажутся мне преувеличенными. Среди прочего Тюрго указывает на крайне неравномерное распределение повинности, уже самой по себе достаточно тяжелой. Эта повинность выпадает главным образом на долю небольшого числа приходов из-за их неудачного месторасположения. Часто приходится проезжать по 5–6, а иногда и по 10 или 15 лье; на поездку в оба конца уходит три дня. Вознаграждение, выплачиваемое за это собственникам, не превышает пятой части расходов по несомой ими повинности. Чаще всего исполнение повинности выпадает на лето, то есть на период сбора урожая. Волы после поездки почти всегда изматываются, а иногда и заболевают, поэтому многие предпочитают заплатить 15–20 ливров, чем отдавать повозку и четырех волов. Наконец, и в этом деле также царит неизбежный беспорядок, крестьяне постоянно подвергаются насилию со стороны военных. Офицеры почти всегда требуют большего, чем им полагается; иногда они принуждают силой запрягать в повозки верховых лошадей, рискуя их изувечить. Солдаты заставляют везти себя на и без того уже перегруженных повозках, а иной раз, приходя в нетерпение от медлительности волов, они колют их шпагами, а если крестьянин вздумает возражать, ему тоже приходится плохо.
Пример повсеместного применения барщины
Интендант флота в Рошфоре жалуется на недоброжелательность крестьян, в качестве барщины обязанных перевозить строевой лес, закупленный поставщиками флота в различных провинциях. Из переписки интенданта явствует, что действительно в то время (1775 г.) крестьяне были обязаны нести эту повинность, цену которой определял интендант. Морской министр, пересылая это письмо интенданту Тура, наказывает ему предоставить требуемые повозки. Министр отвечает интенданту угрожающим письмом, предостерегая, что тот будет нести ответственность перед королем. Интендант незамедлительно и твердо возражает, что в течение всех десяти лет, что он занимает в Type эту должность, он никогда не хотел признавать указанной повинности ввиду неизбежно сопутствующих ей злоупотреблений, кои не компенсировала плата за перевозки. «Ведь животные часто оказываются искалеченными из-за непомерного груза, который им надобно тащить по дорогам, столь же плохим и неудобным, как неудобно и время года, когда следует совершать перевозки», — говорит интендант. По-видимому, твердости интенданту придает приложенное к делу письмо г-на Тюрго, датированное 30 июня 1774 г. (время его прихода в министерство), в котором он говорит, что никогда не разрешал подобных работ в Лиможе, и поощряет Дюклюзеля следовать его примеру в Туре.
Из других моментов переписки явствует также, что поставщики леса часто требовали отправления барщины, даже не будучи уполномочены к тому договорами с государством, так как при этом они экономили по крайней мере треть транспортных расходов. Пример такого выгодного сбережения средств показывает один субделегат. «Расстояние для перевозки леса от места его вырубки до реки составляет 6 лье по почти непроезжим проселочным дорогам, — говорит он, — на поездку туда и обратно требуется два дня. Вычислим расходы на вознаграждение за отправление повинности: при стоимости перевозки кубического фута на одно лье в шесть лиаров оно составляет 13 франков 10 су за поездку. Это едва покрывает расходы мелкого собственника, его помощника, его лошадей или волов, запряженных в повозку. Он впустую тратит свое время, свой труд и труд своего скота». В подтверждение своей правоты министр передает интенданту приказ короля от 17 мая 1776 г., заставляющий народ отбывать указанную повинность. Поскольку г-н Дюклюзель уже умер, его преемник г-н Лескалопье спешит обнародовать указ, гласящий, что «субделегат должен распределить отправление повинности между приходами, вследствие чего жители названных приходов, на чью долю выпало ее исполнение, обязаны будут явиться в указанное синдиком время к местонахождению леса, чтобы перевести его за установленное субделегатом вознаграждение».
Примеры отношения к крестьянству
1768 год. Король жалует приходу Блан-Шапель, что близ Сомюра, скидку с тальи в размере 2 тыс. франков. Священник требует выделить ему часть этой суммы для постройки колокольни, дабы избавиться от колокольного звона, причиняющему ему беспокойство в его собственном доме. Прихожане сопротивляются такому решению и пишут жалобы. Субделегат встает на сторону священника и приказывает ночью арестовать и заключить в тюрьму трех главных зачинщиков из прихожан.
Другой пример. Королевский приказ присуждает к пятнадцати дням тюремного заключения женщину, оскорбившую двух конных стражников. Еще один указ также осуждает на 15 дней заключения чулочника, дурно отозвавшегося о дозорной команде. Интендант отвечает министру, что он уже распорядился заключить этого человека в тюрьму, за что получает одобрение министра. Оскорбления в адрес дозорной команды имели место и в случае насильственного задержания нищих — эта мера, по-видимому, взбудоражила население. Распорядившись задержать чулочника, субделегат, по его словам, хотел показать публике, что продолжающие наносить оскорбления дозорной команде будут строго наказаны.
Из переписки субделегатов с интендантом (1760-1770) явствует, что интендант отдавал приказания арестовывать мешающих людей не для того, чтобы привлечь их к суду, а только для того, чтобы заключить в тюрьму. Субделегат испрашивает у интенданта приказа о пожизненном заключении двух опасных нищих, которых он распорядился арестовать. Один родитель настойчиво требует освобождения из-под ареста своего сына, задержанного за бродяжничество, ибо он путешествовал без документов. Некий землевладелец требует ареста своего соседа, ибо, как он утверждает, этот человек поселился в их приходе, получил от прихожан помощь, но дурно ведет себя по отношению к ним, создавая разного рода неудобства. Интендант Парижа просит г-на Руэна не отказать в помощи означенному землевладельцу, его другу.
Некоему человеку, желающему освободить нищих, интендант отвечает, что «дом призрения нельзя рассматривать как тюрьму для нищих, он есть лишь учреждение, предназначенное для административного исправления нищенствующих и бродяг». Соответствующие традиции Старого порядка настолько хорошо сохранились, что эта идея проникла даже в современный уголовный кодекс.
Часто говорят, что отличительной чертой философии XVIII века было своего рода восхищение человеческим разумом, бесконечная вера в его всемогущество и способность изменить законы, институты и нравы по своему подобию. Но нужно хорошо уяснить и другой момент: некоторые из этих философов восхищались не столько человеческим разумом как таковым, сколько собственной разумностью. Никто никогда не выказывал меньшего доверия всеобщей мудрости, чем они. Я мог бы назвать многих мыслителей, презиравших как толпу, так и господа Бога. Они демонстрировали надменность соперника по отношению к Богу и надменность выскочки по отношению к толпе. Подлинное и почтительное преклонение перед мнением большинства было им столь же чуждо, сколь и преклонение перед Божьей волей. Впредь эта особенность стала характерной чертой всех революционеров. Сколь не похоже на нее уважение, питаемое англичанами и американцами к мнению большинства их сограждан. Разум у них горд и уверен в себе, но никогда не дерзок, поэтому-то он и привел их к свободе, тогда как наш разум был способен лишь изобрести новые формы рабства.
Фридрих Великий пишет в своих мемуарах: «Фонтенели и Вольтеры, Гоббсы, Коллинзы, Шефтсбери, Болинброки — все эти великие люди нанесли смертельный удар по религии. Люди пристально всматриваются в то, что до этого бездушно обожали. Разум низверг суеверие. Басни, которым прежде свято верили, теперь вызывали отвращение. Деизм обрел многочисленных последователей. Если эпикуреизм оказался гибельным для идолопоклоннического культа язычников, то деизм в наши дни был не менее губительным для иудаистских представлений, унаследованных от наших предков. Свободомыслие, господствовавшее в Англии, в значительной степени способствовало прогрессу философии».
Из приведенного пассажа явствует, что в момент написания этих строк, то есть в середине XVIII века, Фридрих Великий еще рассматривал Англию той поры как очаг антирелигиозных учений. Но мы видим здесь и еще нечто более удивительное: один из наиболее искушенных в познании людей и событий государь, по-видимому, даже не подозревает о политической пользе религии, настолько духовная ограниченность его наставников повлияла на его собственные способности.
Проявившийся во Франции в конце XVIII века дух прогресса появился в ту же эпоху и в Германии. Повсеместно ему сопутствовало стремление к перемене институтов. Обратите внимание на принадлежащее перу одного немецкого историка описание происходящего в ту пору в его родной стране. «Во второй половине XVIII века, — говорит он, — даже в церковные владения постепенно проникают новые веяния времени. Дух производительности и терпимости повсюду прокладывает себе путь. Идеи просвещенного абсолютизма, уже овладевшие крупными государствами, проявляются даже в делах церкви. Следует признать, что никогда еще на протяжении всего XVIII века в церковных владениях не появлялось правителей столь замечательных и столь достойных уважения, как в последние десятилетия, предшествующие французской Революции».
Нужно отметить, что приведенная здесь картина очень напоминает нам образ Франции, которая в ту же эпоху вступает в полосу поступательного прогрессивного движения, и как раз в тот момент, когда Революция уже была готова поглотить все и вся, появляются люди, самою судьбою предназначенные править. Мы должны признать также, что та часть Германии, о которой только что шла речь, совершенно была вовлечена в цивилизованное и политическое развитие тогдашней Франции.
Каким образом английское судопроизводство доказывает, что политические институты могут заключать в себе множество второстепенных недостатков, что, однако, не препятствует достижении основной цели, заложенной при их установлении
Способность наций к процветанию вопреки несовершенству второстепенных политических институтов при жизненности общих начал и общего духа, пронизывающего все учреждения, лучше всего проявилось в английской организации правосудия, описываемой Блэкстоном.
Здесь прежде всего бросаются в глаза два главных источника разнообразия:
1) многообразие законов,
2) многообразие судов, меняющих эти законы.
1. Существуют различные законы, действующие собственно в Англии, в Шотландии, в Ирландии, в различных владениях Великобритании в Европе, каковыми являются, например, остров Мэн, Нормандские острова и т. д., и, наконец, законы, действующие в колониях.
2. Собственно в Англии различают 4 категории законов: обычное право, установления, римское право, правосудие. Обычное право, в свою очередь, подразделяется на общие обычаи, принятые во всем королевстве, и на обычаи, действующие в отдельных сеньориях, иногда даже употребляемые каким-либо одним классом: например, обычное право торговцев и проч. Эти обычаи подчас противоречат друг другу, как, например, идущий вразрез с общими тенденциями английского законодательства обычай раздела наследства поровну между всеми детьми (gavelkind) и, что еще более поразительно, обычай, отдающий право первородства младшему из детей.
Как утверждает Блэкстон, законом установлено удивительное разнообразие различных судов. О них можно судить по приведенному весьма краткому перечню:
1) Прежде всего мы обнаруживаем суды, учрежденные за пределами собственно Англии, каковыми являются суды Шотландии и Ирландии. Они не всегда зависят от судов Англии, но я полагаю, что в конечном итоге они все подчинены палате лордов.
2) Что касается собственно Англии, то, если я ничего не запамятовал, в классификации Блэкстона мы обнаруживаем следующие моменты:
1. Одиннадцать типов различных судебных палат, существующих в соответствии с общим правом (common law); правда, четыре из них, по-видимому, уже утратили свое значение.
2. Три типа судебных палат, юрисдикция которых распространяется на всю страну, но применяется лишь к определенным видам дел.
3. Десять типов судебных палат. К одному из этих типов принадлежат местные суды, учрежденные различными парламентскими актами или существующие по традиции либо в Лондоне, либо в провинциальных городах и местечках. Эти суды столь многочисленны и столь разнообразны по своему устройству и регламенту деятельности, что Блэкстон отказывается от изложения всех деталей их деятельности.
Таким образом, вслед за Блэкстоном мы обнаруживаем в Англии того времени, то есть второй половины XVIII века, двадцать четыре вида судов, причем каждый из видов подразделялся на великое множество разновидностей, имевших собственную особую физиономию. Даже если не учитывать те суды, которые, по-видимому, уже исчезли с тех пор, то все равно их остается еще восемнадцать–двадцать.
Если мы повнимательнее присмотримся к английской системе судопроизводства, то без особого труда заметим в ней всякого рода несовершенства.
Несмотря на существование общих судов, в Англии часто недоставало мелких трибуналов первой инстанции, расположенных поблизости от подсудных лиц и созданных для разбора на месте мелких дел при малых издержках. Отсутствие такого рода судов делало английское правосудие затруднительным и дорогостоящим. Дела одного рода входят в компетенцию сразу нескольких судов, что придает началу судебного процесса ужасную неопределенность. Почти все апелляционные суды в известных случаях ведут дела в первой инстанции, иногда как суды общего права, иногда как суды справедливости. Апелляционные суды очень разнообразны, их роднит только подчиненность палате лордов. Административные споры не отделены от обычных спорных дел, что в глазах наших легистов выглядело бы страшным уродством. Наконец, все эти суды черпают основания для своих решений в четырех различных законодательствах. Одно из них основывается только на прецедентах; другое законодательство справедливости — и вовсе не основано ни на чем определенном, ибо оно обращено против обычаев и статусов и единоличным действием судьи исправляет обветшалые или слишком жестокие обычаи и статусы.
Таковы пороки этой системы. И если сравнить громадную и старомодную машину английского правосудия с новейшей фабрикою нашей судебной системы, сравнить простоту, связность, тщательно выверенную последовательность всех звеньев последней со сложностью и несвязанностью первой, то пороки английской системы покажутся еще более значительными. Тем не менее во времена Блэкстона не было другой такой страны, где бы великое предназначение правосудия исполнялось с такою полнотою, как в Англии. Иными словами, только в Англии любой человек, какого бы он ни был звания, против кого бы он ни вел дело — против простого обывателя или принца крови — любой человек мог быть уверенным, что его выслушают и что в любом из судов своей страны он найдет наилучшие гарантии для защиты жизни, свободы и состояния.
Это не означает, что пороки английской системы судопроизводства способствуют воплощению того, что я называю здесь великим предназначением правосудия. Сказанное мною доказывает лишь тот факт, что в любой системе судопроизводства существуют пороки второстепенные, которые умеренно вредят достижению предназначения правосудия, и пороки главные, которые не только значительно вредят правосудию, но и разрушают его, даже будучи связанными со многими второстепенными совершенствами. Недостатки первого рода заметить легче всего, именно они прежде всего поражают воображение обывателей. Они, как говорится, бросаются в глаза. Недостатки второго рода чаще всего более скрыты и обычно подмечаются вовсе не юристами или профессиональными знатоками.
Кроме того, отметим, что иные моменты могут выступать то в качестве второстепенных, то в качестве основных недостатков в зависимости от времени и политической организации общества. Во времена господства аристократии и неравенства преобладающее значение обретает стремление смягчить привилегии отдельных лиц перед судом, упрочить гарантии слабой стороны против сильной, усилить роль государства — естественно беспристрастного, когда дело идет только о спорах между двумя его подданными. Но важность этих черт ослабевает по мере того, как общественное состояние и политическое устройство склоняются к демократии.
Если мы взглянем на английскую систему судопроизводства с точки зрения этих принципов, то обнаружим, что соседи наши, сохранив все недостатки, способные сделать правосудие неясным, запутанным, медлительным, дорогостоящим и стесняющим, предприняли бесчисленно много предосторожностей, дабы сильный никогда не смог оказаться в более благоприятном положении, нежели слабый, а государство получило бы ущерб от частного лица. По мере того, как мы углубляемся в изучение деталей английского судопроизводства, мы видим, что государство даст каждому гражданину всякого рода оружие для самозащиты и что вообще отношения в этом обществе строятся таким образом, чтобы предоставить любому человеку все возможные гарантии против продажности судей и собственном смысле этого слова, а также против той продажности, которая носит более обыденный, но и более опасный характер, особенно в периоды демократии — против продажности, порожденной раболепием судов перед государственной властью.
Со всех этих точек зрения английская система правосудия вопреки всем встречающимся еще второстепенным недостаткам кажется мне выше нашей, которая, хоть и не поражена ни одним из указанных пороков, тем не менее не обладает и ее главными достоинствами. Будучи превосходной в отношении главных гарантий, предоставляемых каждому гражданину в его спорах с частными лицами, наша система гораздо слабее английской в другом отношении в области гарантий индивида в его отношениях с государством. Но именно эту сторону как раз и следовало укреплять в демократическом обществе, подобном нашему.
Преимущества парижского округа
Этот округ пользовался равными преимуществами как в отношении правительственных милостей, так и относительно собираемых налогов. Пример: письмо генерального контролера интенданту округа Иль-де-Франс, датированное 22 мая 1787 г., уведомляет интенданта о том, что король назначил Парижскому округу пособие на благотворительные работы — 172800 ливров в год. Кроме того, предполагается выделить 100 тыс. ливров на покупку коров, предназначенных для раздачи земледельцам. Из этого письма мы видим, что означенная сумма в 172800 ливров должна распределяться одним интендантом при условии соблюдения им установленных правительством общих правил и при утверждении ведомости о распределении средств главным контролером.
Администрация Старого порядка слагалась из множества различных властей, созданных в разное время, чаще всего в фискальных, а не в собственно административных целях и имевших порой одно и то же поле деятельности. Путаницы и борьбы между ними можно было избежать только при условии, что каждая из этих властей либо ограничивала свои действия, либо бездействовала вовсе. Но как только они пожелали выйти из этого состояния апатии, то запутались и стали мешать друг другу. Поэтому-то жалобы на сложность административного механизма и смешение его ведомств становились все настойчивее непосредственно перед Революцией, чем за 30 или 40 лет до нее. Это происходило не потому, что политические институты сделались хуже; напротив, они значительно улучшились. Просто политическая жизнь стала деятельней.
Произвольное повышение поборов
Насколько можно судить по приведенной ниже переписке, высказывание короля по поводу тальи можно с тем же основанием отнести и к двадцатине. В 1772 г. генеральный контролер Террей провел постановление о значительном — на 100 тыс. ливров — повышении двадцатины в Турском округе. О том, сколь эта мера была огорчительной и в какое затруднительное положение поставила она интенданта округа, г-на Дюклюзеля, искусного администратора и достойного человека, можно судить по его конфиденциальному письму, в котором говорится следующее: «Легкость, с которой были выплачены 250 тыс. ливров (предшествующее повышение), вероятно поощрила к превратному толкованию событий и породила июньское письмо».
В еще одном конфиденциальном письме, составленном по тому же поводу и адресованном руководителем податных сборов интенданту, говорится: «Если, как вы изволили засвидетельствовать, требуемое повышение представляется всем крайне обременительным и возмутительным во всеобщей нищете, то провинция, усматривающая свою защиту и покровительство лишь в Вашем мягкосердечии, просила бы Вас избавить ее от столь ненавистных дополнительных податных списков, могущих привести ко всеобщему возмущению».
Эта переписка демонстрирует отсутствие всякого основания при решении податных вопросов и царящий в них произвол даже при самых честных намерениях. Интендант, равно как и министр, возлагает бремя прибавочного налога порой на земледелие в большей степени, чем на промышленность, а порой на какой-либо один вид земледелия (например, на виноградарство). Это зависело от того, насколько промышленность или данная отрасль земледелия нуждались, по их мнению, в особо бережном отношении.
Каким образом Тюрго характеризует сельский люд в преамбуле к записке, поданной королю
«На большей части королевства сельские общины состоят из крестьян бедных, невежественных и грубых, неспособных к самоуправлению», — говорит он.
Каким образом революционные идеи естественно развивались в умах при полном господстве Старого порядка
В 1779 г. один адвокат обращается к совету с просьбой издания указа, который бы установил максимальную цену на солому во всем королевстве.
В 1781 г. главный инженер пишет интенданту по поводу одного прошения о дополнительном возмещении убытков: «Проситель не обращает внимания на то, что даруемые пособия составляют особую заслугу Турского округа и что большим счастьем было бы возмещение хотя бы части понесенных потерь. Если возмещать убытки, как того требует проситель, то на это не хватило бы и 4 млн. ливров».
Революция наступила не вследствие этого процветания. Дух, призванный породить Революцию, — деятельный, беспокойный, сметливый, новаторский и честолюбивый дух, демократический дух нового общества — уже начал будоражить все вокруг. И еще до того, как он опрокинул все общество в считанные мгновенья, он достаточно уже расшевелил и взволновал все умы.
Борьба различных административных властей в 1787 г
Пример борьбы такого рода: временная комиссия провинциального собрания Иль-де-Франс требует подчинить своему управлению дом призрения для нищих. Интендант же желает оставить его на своем попечительстве, так как, по его словам, «дом этот содержится не на средства провинции». В продолжении спора временная комиссия обращается к комиссиям других провинций, дабы выяснить их мнение касательно данного предмета. Среди прочих документов мы находим ответ временной комиссии Шампани, которая сообщает комиссии Иль-де-Франса, что ей приходится сталкиваться с теми же трудностями и что она оказывает сопротивление притязаниям интенданта.
В протоколах первого провинциального собрания Иль-де-Франса я нашел следующее мнение, высказанное докладчиком одной из комиссий: «До настоящего момента обязанности синдика в большей степени тягостные, нежели почетные, должны были оттолкнуть от этой должности людей не только зажиточных, но и просвещенных в соответствии с означенным званием».
Примечания переводчика
Мы слышали, что и галлы блистали некогда военными доблестями (лат.)
Наследственные бессрочные арендаторы.
Имущество католической церкви, не подлежащее отчуждению.
Старинная мера сыпучих тел, равная 12,5 л.
Старинная мера измерения земельного участка.
Токвиль Алексис де. Демократия в Америке / Пер. с франц. В. П. Олейника, Е. П. Орловой, И. А. Малаховой, И. Э. Иванян, Б. Н. Ворожцова; Предисл. Гарольда Дж. Ласки; Комм. В. Т. Олейника. — М.: Прогресс, 1992. — 554 с., 16 с. илл. Издание осуществлено при содействии Информационного агентства США (USIA)Книга французского государственного деятеля, историка и литератора Алексиса де Токвиля (1805—1859) — выдающееся сочинение из большого числа тех, что написаны европейскими путешественниками об Америке. Она представляет собой весьма сложный сплав путевых заметок, исследования, документа, философского эссе и публицистики.
Ежемесячный журнал «Сверхновая американская фантастика» — русское издание американского ежемесячника «Magazine of Fantazy and Science Fiction». Выходит с июля 1994 г.Номер 8 КИТАЙ В ФАНТАСТИКЕ.
Ежемесячный журнал «Сверхновая американская фантастика» — русское издание американского ежемесячника «Magazine of Fantazy and Science Fiction». Выходит с июля 1994 г.Номер 13–14 МИФОЛОГИЯ И ЯЗЫЧЕСТВО.
Убедительный и настойчивый призыв Далай-ламы к ровесникам XXI века — молодым людям: отринуть национальные, религиозные и социальные различия между людьми и сделать сострадание движущей энергией жизни.
Первая в России книга о патафизике – аномальной научной дисциплине и феномене, находящемся у истоков ключевых явлений искусства и культуры XX века, таких как абсурдизм, дада, футуризм, сюрреализм, ситуационизм и др. Само слово было изобретено школьниками из Ренна и чаще всего ассоциируется с одим из них – поэтом и драматургом Альфредом Жарри (1873–1907). В книге английского писателя, исследователя и композитора рассматриваются основные принципы, символика и предмет патафизики, а также даётся широкий взгляд на развитие патафизических идей в трудах и в жизни А.
Михаил Наумович Эпштейн (р. 1950) – один из самых известных философов и теоретиков культуры постсоветского времени, автор множества публикаций в области филологии и лингвистики, заслуженный профессор Университета Эмори (Атланта, США). Еще в годы перестройки он сформулировал целый ряд новых философских принципов, поставил вопрос о возможности целенаправленного обогащения языковых систем и занялся разработкой проективного словаря гуманитарных наук. Всю свою карьеру Эпштейн методично нарушал границы и выходил за рамки существующих академических дисциплин и моделей мышления.
Люди странные? О да!А кто не согласен, пусть попробует объяснить что мы из себя представляем инопланетянам.
Антология современной анархистской теории, в которую вошли тексты, отражающие её ключевые позиции с точки зрения американского постлевого анархиста Боба Блэка. Состоит из 11 разделов, а также общего введения и заключения. Составлена специально для издательства «Гилея». Среди авторов: Джордж Вудкок, Джон Зерзан, Мюррей Букчин, Фреди Перлман, Пьер Кластр, Персиваль и Пол Гудманы, Мишель Онфре, сам Боб Блэк, коллективы CrimethInc., Fifth Estate, Green Anarchy и мн. др. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Эрик Вейнер сочетает свое увлечение философией с любовью к кругосветным путешествиям, отправляясь в паломничество, которое поведает об удивительных уроках жизни от великих мыслителей со всего мира — от Руссо до Ницше, от Конфуция до Симоны Вейль. Путешествуя на поезде (способ перемещения, идеально подходящий для раздумий), он преодолевает тысячи километров, делая остановки в Афинах, Дели, Вайоминге, Кони-Айленде, Франкфурте, чтобы открыть для себя изначальное предназначение философии: научить нас вести более мудрую, более осмысленную жизнь.