Старый Петербург: Адмиралтейский остров: Сад трудящихся - [58]
Очевидно, пользуясь известностью среди петербуржцев, Фридрих Гофман не мог заслужить благорасположение «сильных мира сего» и не мог проникнуть ко двору. Это обстоятельство подтверждает косвенно нами высказанное предположение о недостаточности образования Гофмана, о неимении у него докторского свидетельства. И слава первого (нам известного) придворного зубного врача принадлежит французскому доктору Жеродли.
«Для услуг Его Высококняжеской светлости герцога Курляндского, из Франции призванной сюда зубной лекарь г. Жеродли, уже свое лечение окончил. А его высококняжеская светлость в изрядное и совершенное состояние здоровия своего приведен. Помянутый лекарь имел пред недавним временем высочайшую честь ее императорскому величеству зубы чистить и за оные труды получил в вознаграждение 600 рублев. От ее светлости герцогини Курляндской же тоже подарено ему 200 рублей. А от его высокоупомянутой княжеской светлости герцога прислан ему пред несколькими днями в подарок, золотым позументом обложенная и преизрядным лисьим черевьим мехом подбитая, епанча»[357]. Мы нарочно привели это известие целиком, так как оно очень характерно для столь отдаленной от нас эпохи: у Бирона — высококняжеской светлости, любовника императрицы — болят зубы, выписывается, конечно, на государственные средства, доктор, когда лечение оказалось успешным, то ему подвергается и императрица; а за этими двумя высокими особами следуют, без сомнения, все придворные лица, и, надо думать, что на куртагах и званных балах 1737 года не было видно черных зубов — все они были вычищены французским лекарем Жеродли.
Интересен также и гонорар, полученный этим французом. Принимая во внимание, что деньги того времени около 8 раз дороже довоенного рубля, мы видим, что чистка зубов императрицы обошлась почти в пять тысяч рублей. Следует также обратить внимание и на то обстоятельство, что Бирон заплатил не деньгами, а епанчею — до известной степени подтверждается известие о скупости и скаредности Бирона.
Доктор Жеродли пробыл в Петербурге недолго, до конца весны 1738 года: «понеже французской зубной лекарь Жеродли в публичных ведомостях отъезд долее отсрочил, того ради всем в его пользовании нужду имеющим, чрез сие и объявляется, что он еще некоторое время здесь пробавится, и прежде будущей весны в Париж не поедет»[358].
И лекарь Гофман снова возобновил печатание своих объявлений, снова возобновил практику среди петербужцев. Вообще надо заметить, что чуть ли не до конца 70-х годов XVIII века Петербург довольствовался одним зубным врачем; сперва действовал Гофман, его сменил «зубной врач Теппе», далее в 60-х годах сначала действовал врач из Лифляндии Ян, а потом «парижский врач Ле-Ноар», и только к концу XVIII века столбцы «Санкт-Петербургских Ведомостей» единственной петербургской газеты того времени, печатавшей «частные известия», что соответствует нынешним объявлениям, запестрели от объявлений парижских, берлинских и английских зубных врачей.
С одним из таких врачей, в конце пятидесятых годов XVIII века, случился довольно любопытный инцидент. Этот врач, к сожалению, мы не знаем его фамилии, приехал в Петербург из-за границы по зимнему пути, что уже одно является необычайным. Чающие прибыли иностранцы приезжали обыкновенно осенью с последними кораблями, пробывали в Петербурге зиму и весною отъезжали обратно домой. Но этот зубной врач приехал 4 февраля 1757 года и остановился в лучшей местности Петербурга в доме купца Меера в Миллионной улице. Дом купца Меера уже не существует, но он занимал часть участка, ныне принадлежащего бывшему архиву Государственного Совета и был на углу к Зимней канавке, рядом с ним был «почтовый двор», и у Меера останавливались обыкновенно знатные иностранцы. Остановившись в доме Меера, этот зубной лекарь «искусной и при многих дворах испробованной», поместил в «С.-Петербургских Ведомостях» объявление, из которого было видно, что «этот лекарь весьма искусно вынимает зубы и опять вставливает», причем этими «опять вставленными зубами можно действовать так, как родными», кроме того, «очищает их от всякой нечистоты и имеет надежное средство зубную боль утолять в момент и зубы хранить» — объявление было заманчиво, и «апробованной зубной лекарь» уже заранее предвкушал обильную жатву от доверчивых петербуржцев. Но в защиту последних выступила уже образованная и действующая медицинская канцелярия, которая через неделю после объявления дантиста поместила следующее разъяснение[360]:
«Из медицинской канцелярии сим объявляется, чтоб приехавшего сюда недавно зубного лекаря» и объявленного в прошед ших ведомостях под № 10 от 4 февраля, которого помянутая канцелярия не знает и не экзаменовала и к лечению зубных болезней позволения она ему не давала, никто к себе в силу указов, прежде публикованных о неэкзаменованных лекарях, не призывали, дабы вместо желаемой пользы не получить какого вреда».
