Старый корабль - [53]

Поход за большую сталь принёс и небывалый расцвет литературы и искусства. Пожилая женщина раздувала мехи плавильной печи и декламировала стихи — за ночь она сочинила пятьдесят с лишним стихотворений. В одной деревне было всего трое грамотных, но эти трое записывали стихи, сочинённые во всей деревне, целый мешок собрали — вскоре парторганизация пошлёт их с нарочным в провинциальный центр. С достижениями сегодняшнего дня люди один за другим начинали понимать, что великий поэт Ли Бо не представляет собой ничего особенного. Этих огромных цифр было столько, что Чжоу Цзыфу не мог заниматься этим целыми днями. Волей-неволей приходилось навещать больного Чжао Бина, обсуждать с ним текущие дела. Сравнительно единодушно они пришли к следующему выводу: кроме урождённой Ван, во всём Валичжэне народу не хватало воображения, это было ясно давно, поэтому по части сочинительства стихов оставалось лишь признать своё поражение. А вот по выплавке стали и научным изобретениям нужно было принимать срочные меры. Было решено немедля организовать научную группу, и первым делом для этого пригласили Ли Цишэна.

Едва избежав смерти, тот ходил грязный и растрёпанный. Он утратил веру во всё, помня лишь, что он проклятый реакционер. В тот раз с него сорвали одежду и подвесили, завязали чёрной тряпкой глаза и стали охаживать дубинкой с криками «До смерти забьём, шпион собачий!» Он молил о пощаде, рыдал, но всё без толку. Под его душераздирающие вопли ему прижигали сигаретой «хозяйство». До сих пор всё тело в шрамах. Они с женой не переставали возмущаться шрамами на этой штуковине. И когда Четвёртый Барин с Чжоу Цзыфу позвали его вступить в научную группу, он, конечно, вспомнил все эти унижения. И молчал. В конце концов вспылила жена: «Какой же ты неблагодарный! Четвёртый Барин тебе жизнь спас, самолично к тебе пришёл, и то тебя не уломать! Опять забываешься…» При этих словах Ли Цишэн вдруг вскинул голову, глянул на Четвёртого Барина, встал и пошёл на выход. Так он и вступил в научную группу.

Первым заданием для начавшей деятельность группы научных открытий было изготовление плавильных тигелей. В уже известные материалы — высокопрочный синий и необожжённый кирпич, сухую землю и угольную пыль — Ли Цишэн попробовал добавить толчёный фарфор. В результате качество печей стало выше, срок службы вырос в два раза, а температура, по сравнению с обычными, повысилась на шестьсот с лишним градусов. Ли Цишэн рекомендовал для вступления в группу Суй Бучжао и Суй Баопу. Суй Бучжао во всём повиновался указаниям Ли Цишэна и отвечал лишь за футеровку; Суй Баопу, как интроверта по натуре, лучше всего было использовать для приготовления толчёного фарфора. За какой-то месяц научная группа изготовила четыреста с лишним тигелей. Чжао Бин и Чжоу Цзыфу лично призвали валичжэньцев приносить чашки, кувшины и другую посуду из фарфора. Когда всё это кончилось, Чжоу Цзыфу вновь обратился к жителям с просьбой ходить, глядя под ноги, и собирать валяющиеся фарфоровые осколки. Проверили на этот счёт и дно колодцев. Стоило на дороге чему-то блеснуть под солнцем, как туда, думая, что это осколок фарфора, устремлялись бегом. Ещё долго потом малолетние дети ходили, не поднимая головы, в поисках этих осколков. И уже по прошествии многих лет, встречая того, кто не мог ходить подняв голову и выпятив грудь, говорили, что это, должно быть, валичжэньский.

Первую тысячу тигелей установили под крепостными стенами, в поле и в переулках. Всё вокруг застилали клубы дыма. Женщины день и ночь орудовали мехами, заглушая даже журчание реки. В переплавку пошёл весь имевшийся в городке металл, в том числе рукоятки с плугов — считалось, что их можно заменить деревянными. Чжоу Цзыфу ходил с ополченцами по дворам, проверяя, есть ли что металлическое, они снимали и утаскивали медные кольца с платяных шкафов и замки-застёжки. Чугунные котлы выдирали и, нахлобучив на голову, уносили к месту переплавки; готовить еду стали в глиняной посуде. В конце концов ничего металлического не осталось, и ситуация сложилась невесёлая. Однажды Четвёртый Барин Чжао Бин при всём честном народе расстегнулся и оторвал пряжку ремня. К вечеру принесли целых восемь тысяч двести с лишним блях с поясных ремней (стальных, медных, алюминиевых). Сверкающая медная бляха на широком ремне из бычьей кожи была и у Чжоу Цзыфу. После долгих колебаний её снял и он. Это стало глубоким откровением для Чжао Додо. Теперь, встречая кого-то — особенно это касалось молодых женщин, — он первым делом раздвигал полы одежды и лез смотреть. А потом из-за этой пряжки теряли девственность. Таких было немало, только говорить об этом стыдились. Впоследствии у гулявших по улице сметливых девиц между полами одежды мелькал пояс из цветастой ткани в подтверждение того, что свой пояс с застёжкой они давно уже заменили на другой. И даже через пару десятилетий в Валичжэне можно было встретить девиц с торчащим из складок одежды кончиком ткани. Видать, упредительные меры того времени незаметно превратились в традицию.

Важные революционные изобретения Ли Цишэна стали результатом его внутреннего спокойствия и понимания. Он вдруг куда-то исчез. А через три дня из его скромной комнатки вынесли большую печь. В ней сразу признали печь для переплавки меди, которая когда-то принадлежала старому оловянных дел мастеру. Из бросовой вещи Ли Цишэн сотворил целое сокровище: в днище этой печки он устроил небольшой плавильный тигель. Над ним пристроился ещё один тигель такого же размера, а сверху ещё один. В дне последнего, отличавшегося по размеру, было проделано смотровое отверстие. Городской голова Чжоу Цзыфу и Четвёртый Барин Чжао Бин стояли в сторонке и вопросительно посматривали на Ли Цишэна. Взволнованно размахивая руками, Ли Цишэн объяснил: