Старый корабль - [138]

Поток бунтарей продолжал волной раскатываться по городку. Вскоре вся улица была заклеена карикатурами и дацзыбао — «газетами больших иероглифов». Содержание этих дацзыбао было разнородным: разоблачалось и воровство, и реакционные высказывания, и поддержка тем или иным ответственным работником людей с нехорошим происхождением, и тому подобное. Почти во всех дацзыбао присутствовала одинаковая фраза: «Какие коварные тайные планы!» Затем остриё критики в дацзыбао постепенно переместилось на горком партии, особенно на городского голову Чжоу Цзыфу. В них упоминалось множество злодеяний Чжоу Цзыфу и иже с ним за много лет, в особенности бесчинства до и после «большого скачка», в результате чего много людей умерло с голоду; использование вооружённого отряда, незаконные аресты простых людей и тому подобное. Вопросы налогообложения, вопросы распределения, назначения на работу, снабжения, призыва — все эти бесчисленные вопросы переместились с улиц в проулки. Бунтари добрались и до парткома, обклеили всё снаружи дацзыбао, в которых рассказывалось об интересных эпизодах, неизвестных простым людям: Чжоу Цзыфу заигрывал с одной машинисткой, та сообщила в парторганизацию, но сразу никакого решения принято не было. Городок закипел гневом. Наконец, нашёлся талант, нарисовавший карикатуру: Чжоу Цзыфу в образе хряка с несколькими длинными, спиралевидными удами, которые сжимались и расширялись. А рядом — стайка до смерти перепуганных, ни в чём не виновных женщин. Следом появилась вторая подобная карикатура, потом третья. Кто-то попросил Длинношеего У начертать большой лозунг боевого содержания: «Долой прорвавшегося во власть капиталиста Чжоу Цзыфу!» Потом появился ещё один плакат: «Долой горком!» Умеющие читать старики с подавленным видом моргали глазами и шептали одно: «И впрямь бунтари, уж и на ямынь[81] пошли». Они полагали, что скоро и солдаты появятся. И они не ошиблись: пришёл отряд солдат. Но позже командир отряда заявил: «Мы решительно выступаем за то, чтобы сражаться вместе с революционными массами, и будем вместе до победы!» Это опять запутало стариков. Некоторые из них посовещались и сердито сказали: «Тогда и мы бунтовать будем!»

После того, как городок наводнили дацзыбао про горком и Чжоу Цзыфу, появились новые, направленные против Четвёртого Барина Чжао Бина. В одной говорилось, что он не один десяток лет заправляет на улице Гаодин, держит в страхе весь Валичжэнь, несёт ответственность за многие случаи избиения людей, что он спелся с Чжоу Цзыфу, вступил с ним в сговор и бесчинствовал. В другой напрямую задавался вопрос: почему люди закрывают глаза на то, какую отвратительную роль играл Чжао Бин во время «большого скачка», кампании по «социалистическому обучению» и «четырёх чисток»[82]? Кто-то умер от голода, кто-то от преследований, кто-то покончил с собой — не было ли это связано с ним? Такие дацзыбао были редки, как звёзды на утреннем небосклоне, но особенно привлекали внимание. К этой подходили целые толпы, и читали молча. Дацзыбао провисела день, а ночью её сорвали. Прошло немного времени, и появилась карикатура на Четвёртого Барина, на которой больше всего бросался в глаза его безразмерный зад. Все окружили карикатуру, но вскоре появился человек с ведром клейстера и приклеил рядом ещё одну дацзыбао. Народ глянул: вроде тоже про Четвёртого Барина, только в отличие от других дацзыбао имя Чжао Бина написано перевёрнутыми иероглифами[83]. Глазевшие на карикатуру, тоже подошли посмотреть на новую дацзыбао. Кто-то закричал, что не знает одного иероглифа, и подтащил расклеивавшего к стене: «Вот, вот». Тот поставил ведро с клейстером и подошёл поближе: «Которого?» Сзади вылетел кулак и с силой ударил его в голову: «Вот этого!» Человек ударился головой о стену, разбил нос, потекла кровь.

В Валичжэне появились разнообразные «боевые отряды» и «корпуса бунтарей-цзаофаней», их было столько, что не могли разобраться даже самые сметливые. Длинношеий У только и делал, что расписывал «боевые знамёна» для этих организаций, и каждая в качестве благодарности дарила ему «памятный знак великого вождя». Размеры значков становились всё больше — сначала с пуговицу, потом с медное блюдо. Как только эти организации не назывались: такие, как «Корпус Цзинганшань»[84] или «Непобедимый боевой отряд», ещё были понятны, но разобрать смысл названий «Боевой отряд „Бушующие три потока“» или «Объединённое революционное главное командование „Истинная кровь“» было абсолютно невозможно. Вступающий в организацию давал клятву отстаивать её до смерти. Между организациями шли постоянные препирательства и ругань. Уже почти не осталось людей, кто никуда не вступил, поэтому на каждом углу шли бесконечные дебаты и обмен колкостями. Если муж с женой не были в одной организации, они постоянно спорили перед сном, бранились во время еды, а в постели сразу теряли интерес друг к другу. Расхождения встречались на каждом шагу, даже ученик начальной школы мог повесить дацзыбао на спину отцу. Урождённая Ван вступила в «Объединённое революционное главное командование», а её муж, хоть и изнурённый донельзя, — в «Боевой отряд „Бушующие три потока“». Она никогда его особо не жаловала, а теперь стала ненавидеть новой ненавистью, просто выносить не могла и однажды холодным вечером просто выпихнула с тёплого кана. Тот замёрз, простудился, тяжело занедужил, перестал вставать и вскоре умер. На улицах, если гревшиеся на солнышке старики входили в разные организации и их «взгляды» различались, они забирали свои складные стульчики и расходились. Прохожего часто могли остановить и потребовать не денег, а его «точку зрения»: «Ты какой точки зрения придерживаешься?» И хорошо, если только нотацию прочитают, а то ведь ещё отходят руками и ногами. «Точкой зрения» интересовались не всегда, могли остановить и сурово приказать: «А ну, прочитай наизусть отрывок из „Памяти Бэтьюна“!