Старый год - [17]

– Понимаю, проходили, – сказал Егор.

– Некоторые проходили, а другие самый нужный урок проспали. Продолжаю: каждое общество за пределами первобытной стаи делится на вождей, воинов и землепашцев. Одни командуют, другие защищают или нападают, третьи обеспечивают прибавочный продукт. Так и здесь. Это еще до меня случилось. Может, тысячу лет назад...

– А давно этот мир существует?

– Не перебивай преподавателя. Мир этот существует неведомо с каких пор. Здесь нет часов и даже солнца и небесных тел, которые помогают понять время. Вижу в твоих глазенках очередной вопрос и спешу удовлетворить твое любопытство. Здесь времени нет. Нет минут, часов и даже самой жизни. Но ты можешь договориться со мной, что песок высыпается вниз, допустим, за десять минут. Мы и пользуемся таким счетом. Можешь услышать: «Приду через один песок» или «Приду через три песка». У нас тоже есть, я из аптеки унес – страшный дефицит.

– Значит, никто не знает, сколько он прожил?

– Есть другой способ мерить время. Не догадываешься какой?

– Догадываюсь, – сказал Егор. – По нам.

– Правильно. Вот прибыл сюда Партизан. А мы с тобой знаем, что события, которые его погубили, произошли больше семидесяти лет назад. Вот тебе и точка отсчета.

– А как ваше общество организовано?

– Хватит! Это напряжение невыносимо для моей головы. Поживешь здесь, узнаешь.

– Я не хочу здесь жить.

– Все мы прошли этот этап, – сказала Марфута.

Люська уверенно заявила:

– Мы с Егором уйдем.

– Ну ладно, чего маленьких обижать, – вздохнула Марфута. – Пускай поищут.

– Чего поищем? – не понял Егор.

– Выхода отсюда поищете. А выхода нет!

– Как вошли, так и выйдем! – крикнула Люська. – Нам с вами не нравится.

– Вот в этом и заключается твоя методологическая ошибка, – произнес Пыркин. – Откуда ты ушла в ночь под Новый год? Момент прорыва сюда – это момент во времени, а не в пространстве. Ты следишь за моей мыслью?

– Слежу, – растерянно сказала Люська.

Пыркин повернулся к Егору. Он больше надеялся на его понимание.

– Ты уходишь сюда в определенное мгновение и попадаешь в мир, в котором нет мгновений.

– Вот именно! – сказал Партизан. – Мгновенье, ты прекрасно!

«Они ненастоящие, – подумал Егор. – Беззаботные, как микробы».

– А раз здесь нет мгновений, то здесь и не может быть Нового года. Скажи, пожалуйста, где же то мгновение, в которое ты собираешься вернуться?

– Я его найду, – сказал Егор.

– Тогда мой тебе совет, – сказал Пыркин. – Ищи не мгновение, а точку в пространстве. Мысли философски. Понимаешь, что это такое?

– Спасибо, постараюсь, – сказал Егор.

Марфута потянулась, зазвенели золотые браслеты и ожерелья. Гигантская грудь издала глубокий звук, словно пустая бочка.

– И охота вам, хлопчики, время впустую тратить, – сказала она. – Ой, доля моя бабья! Где ты, мой генерал, запропастился! Верно, от старости помер. Поехал бы сюда со мной, до сих пор был бы живой. Знаешь что, Партизан? Вот откроют когда-нибудь сообщение между нашими мирами. И будут сюда путевки продавать. Для достойных людей. Как мой генерал.

– Ох и набежит сюда жулья! – вздохнул Пыркин.

– Не скажи! Сюда путевки ВЦСПС будет распространять. Передовикам труда и классовых битв, – возразила Марфута.

– А знаешь ли ты, что на вокзале сама Крупская живет!

– Помолчи, дурень!

– А кто такая Крупская? – спросил Партизан.

– Это вдова, – сказал Пыркин. – А чья – не скажем. Не дорос ты еще.

– Если не скажете, значит, вдова Троцкого, – догадался Партизан.

И хоть Егору не очень приятно было слышать, как говорят о жене товарища Ленина, в глубине души он понимал, насколько все во времени относительно. И кто вспомнит о нас через пятьсот лет? И кто мог знать о нас всего пятьдесят лет назад?

– Внимание! – сказал Пыркин. – Смотрите на тот берег.

– Вижу, – сказала Марфута.

– Принимаем меры! – Партизан кинулся внутрь бытовки.

Егор посмотрел на реку и увидел, как от дальнего берега отчаливает лодка. В ней сидят несколько человек.

Из бытовки доносился шум. Егор заглянул внутрь через окно. Партизан, сменив цилиндр на военную фуражку, дергал за гирю, висевшую у дальней стены. Провод, к которому была прикреплена гиря, выходил наружу над головой Егора. Провод дергался. Егор проследил, куда он идет. Провисая, провод тянулся к кривому столбу и уходил дальше вдоль берега.

«Странно, – почему-то подумал Егор. – В этом мире есть миллион пустых квартир и даже дворцов. Занимай – не хочу. Но люди сбиваются в кучки в каких-то жалких бытовках. То ли потому, что им ничего не нужно, то ли потому, что в большом городе страшно и одиноко. Скорее им ничего не нужно. Ведь если человек чего-то добивается, он спешит или считает минуты, он смотрит, как растут дети и как умирают старики. А здесь – какой смысл во дворце, если ты можешь занять десять дворцов? И все пыльные. И будешь изнашиваться вместе с дворцом, как старый стул».

Партизан вышел из бытовки.

– Я подал сигнал, – сказал он. – Будем сопротивляться или как?

– Я бы убежал, – сказал Пыркин, – да Марфута плохо бегает.

– Я вообще не бегаю, – сказала женщина. – Мне стыдно бегать.

– Тогда оставайся, – сказал Партизан. – А мы спрячемся.

– Меня нельзя бросать, мальчики! – испугалась Марфута. – А если бросите, я им сразу скажу, где вы спрятались.