Старый дом - [17]

Таисии не надо было доискиваться этой причины. Она знала ее с тех пор, как обнаружила письмо. Андрей тосковал о Лине. Но Таисия надеялась, что со временем вся эта его тоска пройдет, ведь время — самый лучший лекарь, и не думала, что душевное состояние Андрея может оказать на его здоровье такое влияние. И слова Бушуева ударили ее в самое больное место. Это, пожалуй, был самый сильный, самый жестокий удар из всех, что пришлось пережить Таисии.

Она отлично сознавала, что если кто и сможет сейчас помочь Андрею, так это только Лина. Но для этого ей надо дать знать о случившемся, а это значило добровольно отказаться от Андрея. Такая жертва показалась Таисии вначале просто невозможной. Зачем, для чего тогда жить? К тому же случайное упоминание Бушуева о письме, показалось Таисии намеренным и вызвало в ее душе сомнения: «Это, наверное, Ольга ему языком натрепала. Может, они нарочно сговорились в один голос петь, а Андрею на самом деле не так уж плохо. Вчера даже температура немного понизилась!»

Таисия не помнила, как оделась, как вышла из больницы и добрела до дома. Вернуться в мастерскую у нее не было ни сил, ни желания.

Первым ее порывом было сейчас же уничтожить это проклятое письмо, разбившее ее счастье, чтоб и следа от него не осталось. Нет, не будет она писать той девчонке. Если бы она любила Андрея, давно бы сама приехала узнать, в чем дело.

«Пусть лучше Андрей без ноги останется, чем уйдет к ней», — думала Таисия, разрывая конверт на части. Она сама согласна ходить за Андреем, как за маленьким ребенком, согласна выполнять каждую его прихоть, лишь бы он остался с ней.

Но здесь услужливое воображение с необыкновенной ясностью почему-то нарисовало ей вдруг образ безногого Тишки-пьяницы, что жил когда-то в Смоленске недалеко от родного дома Таисии, промышляя милостыней. Тишка передвигался на самодельной тележке от крыльца к крыльцу, отталкиваясь от земли руками, и гнусаво канючил: «Подайте несчастному копеечку на пропитание, Христа ради!» Затем он отправлялся в ближайшую чайную, куда мать частенько посылала Таисию за отцом, и пропивал там всю дневную выручку. Напившись до бесчувствия, Тишка засыпал где-нибудь под забором, жалкий, омерзительно грязный, и по его красному, в сизых прожилках лицу ползали мухи.

«А если Бушуев все-таки сказал правду, и Ольга тут ни при чем?» Таисия живо представила себе на месте Тишки Андрея и точно во сне начала собирать с пола обрывки письма. Положив их на стол, она долго думала свою нелегкую думу. Может ли она решать судьбу Андрея одним махом? А если после всего она вконец ему опротивит, тогда что? Тогда уж ничто не удержит его, даже ее красота, даже ребенок! А если и не бросит ее Андрей, будет жить из милости ради ребенка, сам же каждый день будет вспоминать ту, другую, и проклинать в душе ежечасно ее, Таисию, как она проклинает теперь своего первого мужа… А того хуже, начнет пить, гулять начнет? Разве этого она добивалась? Лучше уж тогда первой, самой отказаться от него. Она не хочет, чтоб на нее люди показывали пальцем: вот, мол, мужик бросил! Ведь она и сама кого хочешь бросит. Вот возьмет и уйдет от Андрея! Что, она не проживет без него, ребенка не воспитает? На работе ее вон как ценят, если попросит — и квартирой обеспечат. Профсоюз ее без внимания не оставит.

Мысль эта сразила Таисию своей суровой справедливостью. Она упала головой на стол и так замерла, точно смертельно раненная птица, поняв, что разлуки с Андреем ей так и так не избежать. Однако сердце Таисии не принимало еще того, что принял разум, и искало надежду, пусть слабую, но за которую можно было бы ухватиться. Может, после этого Андрей поймет, как она, Таисия, его любит, оценит то, что потерял, и захочет сам к ней вернуться. И тогда ей не придется дрожать за свое счастье каждую минуту, не придется бояться всяких девчонок. Смогла бы та, его Лина, решиться на такое, будь она на ее месте?

Аккуратно сложив на столе обрывки конверта, Таисия достала из комода конверт и тщательно переписала на него адрес Лины. Потом взяла чистый листок бумаги и села за письмо. Нечего откладывать, если уж решилась. Разом, разом вырвать из сердца болячку, чтоб не терзаться больше.

«Здравствуйте, многоуважаемая Лина, — начала Таисия и остановилась. Что же дальше-то писать? Может, все, как есть? Зачем девчонке голову зря морочить, пусть сразу правду узнает. Если любит Андрея, все равно приедет, а нет, так ему такая и не нужна будет. — Извините, не знаю вашего отчества, — продолжала Таисия, и ей казалось, что каждое слово она пишет кровью своего сердца… — Сообщаю вам, что Андрей два месяца как лежит в больнице. Попал в автомобильную катастрофу, и ему теперь собираются отнять ногу. А не писал он вам потому, что я сама того не хотела, надеялась забудет он вас, да, видно, ошиблась. Из всего этого понять должны, из-за чего все это произошло, и как Андрею сейчас трудно. И пишу я вам это не для того, чтобы разжалобить вас или оправдаться, не в чем мне перед вами оправдываться, я Андрея больше жизни своей люблю, а чтоб знали вы всю голимую правду и не попрекали его потом. Если вы его тоже любите, как сказано в вашем письме, которое я случайно нашла в кармане его пиджака, то сами догадаетесь, что дальше делать. Я мешать вам больше не стану. Остаюсь Таисия Рогова».