Старый дом - [42]
— Как же так — не надо? Заварил кашу, а расхлебывать боишься? Горячо, а? Эх ты… Где теперь живешь-то? У Петыр-агая?
— У него.
Параска помолчала, задумавшись.
— Что ж, век так не проживешь. Не мыкаться же одному, когда своя семья есть. Что ни говори, а родители — мать и отец, — хороши ли, нет ли, а свои. Семья, так уж пусть семья и будет. А так что? Один тянет сюда, другой туда.
— Это верно, Параска-апай. Только ведь я никуда не тяну. Просто хочу жить, как все живут. А мать с отцом хотят… по-другому. Плохо мне там…
— Подожди! Отец-то у тебя работящий, с детства ведь мытарился. А мать в кулацкой семье выросла, привыкла все для себя. Вышла… за бедного. Потом поправились, а колхозом стали жить — и вовсе на ноги стали. Отец твой хороший человек, это мать его испортила, У ихней родни, если кулак сжимался, не скоро разжимался…
Олексан молча слушал Параску и не мог понять, для чего она ему все это говорит, Он и раньше слышал, как жили отец с матерью, — прислушивался к разговорам, а иногда мать сама рассказывала, только к чему это сейчас?
— А ты, молодец? Ушел от отца-матери, а подумал? Может, по молодости — обиделся, да и все? Дескать, вы так, а я — вот так. Из упрямства.
Олексан, поглаживая медленно остывающий радиатор, трогал пальцем медную пластинку, и она жалобно звенела: дзинь-дзинь…
— А может быть, и в самом деле с ними не можешь?
Насильно мил не будешь. Тогда не живи, только хорошо подумай. И людей не сторонись, у тебя товарищи хорошие.
Пластинка под рукой Олексана тоненько звенела: дзинь-дзинь. Остывающий радиатор тихонько шипел, точь-в-точь как самовар, когда мать ставит его на стол.
— Ну, ну, Олексан, чего раскис! — нарочито бодрым голосом окликнула его Параска. — Голову себе не очень забивай. Давай, заправляйся, работу-то забыли.
Вдвоем налили в бак керосин, сменили в радиаторе воду. Олексан схватил заводную ручку; все знали — это был его козырь: заводить мотор с полуоборота. В бригаде никто так не мог. Медвежья сила у парня! Говорят, если человек в детстве много меду съест, обязательно сильным будет, а Олексан маленьким хлебал мед большой деревянной ложкой.
Трактор, грохоча, тронулся с места, вошел правыми колесами в борозду, лемеха врезались в землю. Грачи, галки садятся на борозды, чуть ли не под плуг: давно привыкли к трактору. А когда они прыгают в борозде за плугом, торопясь обогнать друг друга, их совсем не видно: Олексан пашет глубоко, выворачивая подпочвенный слой. Время от времени он оборачивается: все ли в порядке? Крепко запомнился случай, когда из-за "клиньев" пришлось краснеть перед Ушаковым.
Трактор гудит ровно, иногда, будто рассердившись, попыхивает, выбрасывая кольца дыма, и прибавляет обороты — видно, попался твердый участок. Человеку непривычному кажется, что трактор очень уж гремит: грохот бьет по голове, соседа не слышно, если даже он кричит в самое ухо. Но привычному человеку мотор совсем не мешает. Больше того — в беспорядочном шуме ухо улавливает подобие какого-то мотива. Об этом может рассказать любой шофер, тракторист, комбайнер. Опытный человек даже понимает "язык машины". Он слышит, как ходят в цилиндрах поршни, как крутится на подшипниках коленчатый вал, визжат шестерни в коробке передач и в дифере. Трактор неторопливо ползет по полю, а тракторист озабоченно прислушивается: "Пальцы износились, надо сменить…", "подшипники стучат, пора делать подтяжку".
Вначале Олексан удивлялся, как это Ушаков безошибочно узнает на слух, какую деталь нужно сменить, где и что подтянуть. А теперь и сам стал различать "инструменты в оркестре". Недавно сказал Ушакову: "В коробке зубья шестеренки покрошились. Сменить придется". Бригадир не поверил: "Почудилось тебе, Кабышев". Олексан все-гаки сиял крышку коробки и показал Ушакову осколки металла. Ушаков развел руками: "Да-а, полсмены стоять придется. Хорошо, вовремя обнаружили, а то бы еще больше простояли". Бригадир сказал "обнаружили", а надо бы — "обнаружил", — уж очень хотелось Олексану, чтобы похвалили его одного.
Впереди показался пень — большой, старый, но еще крепкий. Каждый год его обходили сеяльщики, жнецы и комбайнеры. Олексан уже собрался его объехать, но вдруг решил: "Будь что будет, не сверну. Попробую своротить!" Из выхлопной трубы вырвались черные клубы дыма, мотор надсадно завыл, трактор напряг все свои тридцать две лошадиные силы. На одно мгновение он остановился, что-то затрещало — и вот машина снова рванулась вперед. Олексан оглянулся: раскинув в стороны уродливые руки-корни, пень лежал на боку. "Ого, какой ты уродина! — подумал он. — Выставил наружу головку и сидишь себе, а главное-то у тебя, оказывается, под землей спрятано".
Только потом Олексан почувствовал, что все еще крепко держится за руль, а пальцы побелели. На лбу выступили капельки пота, будто это он сам выворотил пень из земли.
Дневная смена давно уже вернулась — только Олексана еще нет. Трактористы поужинали и разбрелись кто куда: одни — в сарай отдыхать, другие — прогуляться на Глейбамал. Андрей и Сабит, несмотря на позднюю пору, поехали на велосипедах в Акташ смотреть новую кинокартину. В Акагурте кинопередвижка бывает раз-два в неделю, — и то привозят все старые фильмы, которые по воле райкультпросветотдела совершают по колхозам несколько круговых маршрутов. Андрей то и дело ругается: "Я в газете читал: фильм в Москве еще в прошлом году люди смотрели, а к нам только привезли. Да что, мы от Москвы на год отстали, что ли? Вот возьму да напишу ихнему министру!"
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.