Старый дом - [33]

Галя рассказала, как весной Олексан на руках перенес ее через ручей. Зоя обрадовалась, засмеялась, закивала головой: "Вот ведь, сам-то не догадался… Ну, вот и хорошо, коли вам помог".

Посидев еще немного, Галя поднялась.

— Спасибо за угощение.

И уже в дверях с улыбкой добавила:

— Вот жените сына, — он тогда повеселеет. Только невесту ему хорошую найдите! Вон их в деревне сколько, за тракториста любая пойдет. До свиданья!

Теперь Зоя окончательно решила, что Галя не будет против. Сама же сказала: "Любая пойдет…" Она уже стала подумывать о том, что когда в доме будет невестка, она перестанет работать в колхозе, — хватит ей дел и в своем хозяйстве. А там, если бог даст, бабушкой станет, одна забота будет — возиться с внучатами… Олексана она ни о чем не спрашивала: по молодости еще брякнет, чего не следует. Мать ведь ему худого не желает, уберечь хочет, держать под теплым крылышком. После сам будет благодарен: "Спасибо, мама, вразумила меня…" Теперь надо поговорить с Макаром, узнать, согласен ли… Но как заговорить, с чего начать?

А с Макаром творилось что-то неладное. Очень изменился он в последнее время. И раньше не любил дома много говорить, а теперь и вовсе не услышишь от него ни слова. Ходит, будто все о чем-то думает и на людей не смотрит. Зоя видела это, но не могла догадаться, в чем дело. Может, хворает? Тогда должен бы сказать…

Да, Макар в последние дни сильно изменился. А спросили бы — он и сам не смог бы объяснить, отчего это у него на сердце так тяжело, будто камень положили. Видно, все вместе навалилось — и прежние горести, и новые невзгоды.

Давно знал Макар, что в деревне их недолюбливают, смотрят искоса. Видел, спиной чувствовал враждебные взгляды. Как-то нарубил в роще ольховых жердинок и понес большую связку домой, думал изгородь починать. Возле колхозных складов встретился Однорукий Тима: "Ого, Макар-агай, в роще похозяйничал?" — "Да вот… изгородь совсем развалилась…" — "Хм, изгородь! Гляди, что вокруг амбаров творится: решетка развалилась, свиньи да козы гуда шляются. Взялся бы починить, а? Вижу, Макар-агай, своё тебе дороже. А колхозное пущай гниет, а? Эх, Макар-агай, смотри, до добра это тебя не доведет, помяни мое слово. Видим, чем ты дышишь!" Так сказал тогда Однорукий Тнма. У него что на уме, то и на языке, а если и другие станут то же говорить?

Последнее время Макару почему-то стало тревожно. Такое чувство бывает во время грозы: видишь блеск молнии, а затем с тяжкой тревогой ожидаешь грохота. Когда акагуртцы прогнали с собрания Микту Ивана, Макару стало не по себе. После того неотвязно думал об этом: ведь могут и его точно так же прогнать! Кажется, нет за ним особой вины, он сам и семья его работают в колхозе, а тревога почему-то не проходила…

Зоя рассказала ему, как ее прогнали с поля:

— Эта проклятая Ор и на накричала на меня, шайтан ее возьми, и хоть бы кто заступился, слово сказал! Так нет же, будто все сговорились!

Макар молча выслушал жену, а потом с трудом проговорил:

— Ты… это, язык свой не распускай больно… И без того нас не хвалят. Бойкая очень!

Зоя горестно всплеснула руками, плачущим голосом затянула:

— Господи-и, Макар, что мне, в глаза им смотреть, что ли? Не дождутся!

— Помолчи! — прикрикнул Макар на жену. — Через тебя обиды терплю. Одна ты такая, не уживаешься. Будто мосол — в котел не лезет…

После этого Зоя притихла, старалась совсем не перечить Макару; что ни скажет — она тут же согласно кивает головой. Всем своим видом говорила: вот я какая смирная, зря так обидел. Постепенно гнев Макара поулегся, а в душе злость осталась, — словно злая собака, что лежит в конуре, но не перестает следить за прохожим, готовая при первом случае с глухим рычанием ринуться на него…

Теперь, задумав женить Олексана, Зоя стала особенно ласковая с мужем. Знала, что Макар таит злобу, и — как паутиной его опутывала — зашивала опасный разрыв в семье. Терпеливо ждала удобного момента — что-что, а когда нужно, она ждать умела.

Однажды вечером, когда сына не было дома, Зоя решила, что этот момент наступил, и, когда улеглись спать, она поведала Макару свои долго хранимые, пригретые под самым сердцем думы:

— Пора бы Олексану за ум взяться. Мы с тобой не молодые… Видно, когда-нибудь придется в дом невестку привести… Я уж, Макар, позаботилась… Она хоть и рус-ская, но уживемся, живут же поди… Тогда бы Олексан и о хозяйстве стал заботиться…

Макар молча слушал шепот жены. А в груди шевельнулась острая, жгучая боль, злость подступила к горлу. Уже не мог слушать жену, которая продолжала нашептывать:

— Галина Степановна согласна… сама у нас была, поговорила я с нею. Олексан будет хлебом получать, а она — деньгами. Хорошие она деньги получает. Поживут — слюбятся…

Задыхаясь, Макар крикнул шепотом:

— Не трожь! Не трожь Олексана!..

Он схватил худое, холодное плечо жены, с силой сдавил и оттолкнул ее от себя.

— Змея!..

Зоя ударилась головой о стену, съежилась, спрятав лицо в подушку, тоненько завыла:

— О-о-й, Макар… бог с тобой… Олексану добра хотела…

Ее острые плечи часто вздрагивали, жидкие волосы разметались по подушке. Макар с ненавистью взглянул на нее.