Старый дом - [26]

Где-то близко скрипнули ворота. Звякнул железный засов, со стуком упала перекладина. Рванулась, зазвенела цепь. Кто-то цыкнул на собаку. В тишине Галя слышала все так ясно, как будто это было рядом, за стеной. "Наверное, у соседей, — догадалась она. — У Кабышевых. Видно, Олексан пришел. Странный он, молчаливый, смотрит исподлобья. Не умею я разбираться в людях. Вот, поговоришь, иногда даже посмеешься, пошутишь, а что у них на сердце — не знаешь…" И тут же, внезапно, острая мысль: "А этот, Мошков? Какой он? Хорошо танцует…"

Галя уснула, положив голову на подоконник, и девушка с лупы долго смотрела на все, пока не скрылась за крышей соседнего дома.

Акагурт спит. Извиваясь, беспокойно ворочается на своем каменистом ложе река, не в силах заснуть": целую ночь она играет с лупой, ловит ее в свои волны.

Иногда спросонья тявкнет собака, и снова все тихо.

Пугая засидевшиеся парочки, по улицам Акагурта долго бродил рыжий Коля. Один вопрос волновал его: куда это исчезла Дарья? Как ушла с игрища, так и не видели ее больше. Коля уже раз десять подходил к ее дому, осторожно стучал в стенку амбара, где обычно спят в теплые летние ночи, вполголоса звал:

— Дарья… Дарья!..

Никто не откликался. Потоптавшись на месте, Коля снова отправлялся кружить по улицам. Дело в том, что Дарья была ему необходима: учетчик решил довести извилистую тропку своей жизни до дома Дарьи. "У них в доме мужчины нет, — соображал он. — Хозяйство будто недурное, коровенка есть. Примут в дом — сам хозяином буду, не зря говорят: можно жениться и на козе, были бы у ней золотые рога!.."

Никто не видел, куда ушла Дарья. А пошла она в поле, к Сабиту. Не видел этого и рыжий Коля. Если бы заметил, конечно, не стал бы зря кружить ночью по улицам.

Трудно угадать, что таится в сердце девушки, но Дарья убежала далеко в поле в своем синем платье, в белом вышитом переднике поверх него… Когда же она — собирается отдыхать, если утром ей надо сменить за рулем трактора своего Сабита? Об этом Дарья, должно быть, совсем не думала…

За зиму с конного двора и из коровников вывезли много навоза, свалили в поле, прямо на снег. Собирались раскидать сразу же, как только сойдет снег. Но Григорий Иванович все откладывал, и сколько ни записывала Галя в "Книгу нарядов": "Выделить на разбрасывание удобрений 10 человек", председатель неизменно вычеркивал запись. Не сегодня-завтра тракторы перейдут на это поле, а кучи будут стоять им на пути, забьют стойки плугов.

С утра Галя направилась прямо в контору. Нянькин уже сидел за своим столом. Любил он говорить колхозникам: "Меня-то вы всегда найдете на месте. А вот вы где шатаетесь?"

Нянькин взглянул на агронома и обеспокоенно подумал, что неспроста она спозаранок явилась сюда, — не иначе, опять будет что-то просить, доказывать. Конечно, так и есть!

— Григорий Иванович, навоз надо немедленно разбросать, иначе он потеряет все свои качества. Кроме того, завтра на этот участок выезжает дизель.

Председатель широко развел руками, вымученно улыбнулся:

— Эх-хе, Галина Степановна, вы никак не хотите верить, что рабочих рук в колхозе нехватка. Вы же видите, еле-еле успеваем худые места латать. Нет людей, вот и весь вам наш сказ. Хотел Баймашев вернуться в колхоз, а колхозники отказали…

— И правильно сделали! А что касается удобрений…

Галя на секунду задумалась, потом решительно сказала:

— Григорий Иванович, если вы мне разрешите, я найду людей!

Нянькин недоверчиво сощурил один глаз. Хм, где же это она найдет людей? Разве что древних старух, которые уже несколько зим с печи не слазят?

На губах председателя снова появилось что-то похожее на улыбку.

Но Галя продолжала:

— Попросим помочь штатных работников из МТФ, с конного двора, с птицефермы! Пока скот пасется, ничего не случится, если каждый разбросает десяток возов. Да разве можно отказаться, ведь не для чужого дяди это, для себя! Думаю, и вы не будете против?

Нянькин немного подумал и решил, что, пожалуй, надо согласиться. В самом деле, эта девчонка неплохо придумала. Сама или кто ее надоумил? И все-таки ему очень не правилось, что агроном слишком часто бывает среди рядовых колхозников, подрывает авторитет руководящего состава колхоза. Должно быть, не обходится и без сплетен, клеветы на него, председателя.

— Конечно, Галина Степановна, в принципе я не против. Не возражаю, нет. Штатные работники наравне со всей массой должны вложить свою долю труда в полевые работы! — Фраза получилась гладкая, и Григорий Иванович с минуту сидел молча, мысленно ее повторяя. — Да, доля труда должна быть! Но… не ручаюсь, что пойдут на такое дело. Народ ненадежный…

— Григорий Иванович, честное слово, пойдут! С таким народом можно горы ворочать, не то что эти несчастные кучи!

— Охо-хо, вы это про акагуртских? Мало еще знаете их! Я, честно говоря, устал с ними, очень устал. Каждый старается подставить ногу, сунуть палку в колесо…

"А может, они с тобой устали, товарищ Нянькин? — с неприязнью подумала Галя. — Не зря же окрестили тебя: "Деревянный колокол". Горе луковое, а не председатель!"

— Значит, вы согласны? Тогда скажите бригадирам, чтобы послали доярок, конюхов, птичниц в поле. С вилами, конечно!