Старый дом - [178]

— А что это за работа, Олексан? — спросила наконец Глаша.

— Кудрин говорит, что надо создать специальное звено по кукурузе и вообще — по кормам. Нас там будет три человека: Сабит с Дарьей и я. Меня назначают звеньевым. Техника будет в наших руках, надо сделать так, чтобы все работы выполнялись машинами, без ручного труда. Если взяться по-настоящему, так можно во как поставить работу! А сейчас мне как-то даже обидно: вроде и не сидишь без дела, с утра до вечера пропадаешь возле машин, а своей, ты понимаешь, своей работы я не вижу! Как в ребячьей загадке про петуха: рубит, рубит, а щепок не видать, кто таков? Вот и я тоже вроде того петуха. А мне, Глаша, хочется… ну как бы тебе сказать? Ну, чтобы потом можно было сказать: вот эту штуку сделал я сам, своими руками, понимаешь? Хочется выдумывать что-то, головой потрудиться! А то сейчас я вроде старой бабушки, которая только и знает, что чинит да латает рваное, а новое уже не шьет!.. Вот помню, когда я в тракторной бригаде работал еще первый год, мы с Сабитом придумали вроде металлического невода из стальных тросов, чтоб копны на лугу сгребать. Подцепишь такой невод с обоих концов тракторами, и, милое дело, за пять минут стог готов! Кажется, пустячок, ерундовское изобретение, а вот на тебе, помнится. Нас тогда здорово хвалили, а главное — люди были довольны: облегчение труда! Вот мне и хочется работать так, чтобы было где размахнуться, что ли… У нас с Сабитом должно получиться, у него знаешь как голова работает!

Глаша никогда еще не видела Олексана таким: рассказывая, он радовался, точно маленький, даже стучал кулаком по столу.

— Тише, Олексан, мать спит… — сдержанно остановила она его.

Олексан с минуту непонимающе смотрел на нее, затем как-то сразу сник, глаза его потухли. Глаша воспользовалась моментом, отошла от него и занялась чем-то на кухне. В душе она даже была довольна, что Олексан не стал больше добиваться от нее одобрения своего поступка. В самом деле, не может же она так сразу согласиться с чем-то непонятным для нее, ей надо подумать и все взвесить!

…В эту ночь Глаша долго не могла заснуть, вновь и вновь возвращаясь мыслями к сказанному Олексаном… "Почему ты, Олексан, вздумал переходить на эту новую работу как раз в такое время, когда наша жизнь так усложнилась?.. Ты запретил мне перевозить свои вещи от отца, ты сказал, что со временем сами обзаведемся всем нужным. Но если теперь ты будешь мало получать, значит, нам еще придется долго валяться на этом противном, жестком матраце? Мне врачи пока не разрешают работать, говорят, надо подлечиться. Свекровь лежит больная, и еще неизвестно, сколько она пролежит… Ой, Олексан, подумал ты об этом, когда давал Кудрину согласие? И почему на эту работу должен идти ты, обязательно ты? Разве мало других? Почему ты вырываешься вперед, Олексан? Конечно, Кудрину хорошо: он председатель, получает большую зарплату, а живут всего лишь вдвоем с матерью. А я вот возьму и пойду к твоему Кудрину и скажу ему в глаза: чем вам досадил Олексан, что переводите его на плохую, безденежную работу? Сам Олексан не понимает того, что он делает, а вы его, как ребенка, подговариваете. У него семья, дом, хозяйство, он должен был подумать об этом! Олексан говорит, что кто-то должен начать первым. Шел бы ты лучше, Олексан, за людьми, не вырываясь вперед. Знаешь, когда длинный обоз едет зимой по узкой дороге, то умная лошадь не вырывается вперед, потому что знает: на обгоне она по самое брюхо провалится в глубокий снег, а вдобавок ей достанется немало плетей… Я пойду и скажу обо всем этом Кудрину!.. Но если узнаешь ты, Олексан? О-о, как ты рассердишься тогда! Но что же мне делать? Ведь я не хочу зла ни тебе, ни себе, я желаю добра дому, семье. Кто же из нас прав? Ты радуешься, точно малое дитя, а мыслями уже весь там, на своей новой работе. Неужели ты прав? Если бы я знала наверняка! Ты такой большой и сильный, упрямый и горячий, сердитый, застенчивый и своенравный. Мне с тобой и легко и трудно, а порой страшно, Олексан! Я знаю, если встану поперек твоего пути, ты безжалостно отметешь меня и уйдешь вперед. И я не могу, не в силах мешать тебе, потому что люблю. Поступая, как хочешь, Олексан, может быть, ты видишь то, него не замечаю я. Делай, как знаешь, как лучше…"

От жалости к себе Глаша немного поплакала. Потом она вздохнула всей грудью и повернулась к Олексану, осторожно просунула руку под его голову и обняла спящего.

— Большой ты мой… и упрямый, — прошептала она. — Что же мне делать, если ты сильнее меня. Ты ведь все равно добьешься своего, сделаешь по-своему!..

13

Смерть по-разному приходит к людям. Иные умирают в глубокой старости, другие расстаются с жизнью на войне, с третьими случается несчастье… Всякое бывает в жизни. По разному является к людям мрачный эзель[15].

Всякая живность, дерево и даже малая травинка оставляют после себя семечко, потомство, корень, из которых затем снова вырастает такое же дерево, травника, тварь. Иначе на свете не стало бы жизни!

Зоя часто с горечью думала о том, что Олексан не пошел по её следам. Характером он выдался в отца: беспечный, упрямый, о своем хозяйстве не заботится, готов последнее спустить на сторону. Макар в молодости тоже был таким, не будь Зои, они, может быть, до сих пор жили бы в стареньком домике на краю деревни. Олексан пошел в отца, это видно сразу. Из корней ивы выросла ольха… Теперь уже поздно переучивать, его, он упрямый, сделает по-своему, но не все еще потеряно для Зои: будут у Олексана дети, и она выучит их жить так, как велит ее сердце. Тогда она может умереть с легкой душой: все-таки на земле остались люди, которые будут продолжать ее род, будут стараться жить так, как жила она.