Старые времена - [8]

Пауза.

ДИЛИ: И тогда она вспыхнула?

АННА: Как спичка.

ДИЛИ: Смотреть под вашу юбку на ее белье. М-м-м-м.

АННА: С того вечера она иногда настаивала, чтобы я брала поносить ее белье, — у нее тогда было больше белья, чем у меня, и, главное, гораздо лучшего качества, — и каждый раз, когда она мне это предлагала, она вспыхивала, — вспыхивала, но все равно предлагала. А я, когда возвращалась домой, всегда рассказывала ей, если было что-то интересное.

ДИЛИ: И она тогда тоже вспыхивала?

АННА: Мне было не видно. Обычно я возвращалась поздно, она читала, устроившись под лампой, и я начинала рассказывать ей, но она всегда говорила мне: постой, выключи свет, и я рассказывала в темноте. Она больше любили, чтобы с ней разговаривали в темноте. Конечно, полной темноты не было, свет шел от печки и пробивался сквозь занавески, и, хотя она об этом не знала, я, зная ее привычку, всегда выбирала такое место в комнате, откуда я могла видеть ее лицо, а она моего не видела. Она могла только слышать мой голос. Так что она слушала, а я смотрела, как она слушает.

ДИЛИ: Выглядит, как счастливая семейная сцена.

АННА: Мы были очень близкие подруги.

Пауза.

ДИЛИ: Вы сказали, что она напоминала Бронте своей скрытностью, но не страстью. А какая она была в страсти?

АННА: Мне кажется, это скорее ваша область.

ДИЛИ: Вам кажется, что это моя область? Что ж, вы, черт возьми, правы. Это действительно моя область. Я рад, что наконец-то проявлена хоть капля такта. Разумеется, это моя законная область. Я ведь как-никак ее муж.

Пауза.

Я, собственно, хотел задать вам один вопрос. Может быть, не одному только мне все это начинает казаться бестактным?

АННА: Что же вы нашли здесь бестактного? Я прилетела из Рима, чтобы повидать свою старинную подругу, после двадцати лет разлуки, и познакомиться с ее мужем. Что же вас здесь тревожит?

ДИЛИ: Меня тревожит мысль о вашем муже, который сейчас слоняется один по своей огромной вилле, голодный, как волк, на одних крутых яйцах, и который ни черта не понимает по-английски.

АННА: Я перевожу, когда нужно.

ДИЛИ: Но вы-то здесь, а он там. Он там один, мечется взад-вперед по террасе, ждет, пока придет катер, когда оттуда вывалится хотя бы эта чудесная толпа. О, это зрелище, эта особая элегантность, которая нам здесь и не снилась, эта лазурнобережная поджарость, которая нам тоже не снилась, и этот их раскорячистый снобизм, который нам уже скоро будет сниться по ночам. Длиннейшие ноги в мире, нежнейшие голоса. Они и теперь звучат во мне. И вот что, поставим вопрос ребром, я держу руку на пульсе, на тысяче пульсов, по всему земному шару, натерпелся лишений и оскорблений, так почему я доложен тратить свое драгоценное время, слушая двух…

КЭТ (быстро): Если не нравится, уезжай.

Пауза.

ДИЛИ: Уезжай? Куда же я поеду?

КЭТ: В Китай. Или на Сицилию.

ДИЛИ: Но у меня нет катера. У меня нет белого смокинга.

КЭТ: Тогда в Китай.

ДИЛИ: Ты прекрасно знаешь, что они со мной сделают в Китае, если увидят меня в белом смокинге. Они меня сразу прикончат. Ты же знаешь, что там за люди.

Легкая пауза.

АННА: Вам в любое время будут рады на Сицилии, вам обоим. Приезжайте ко мне в гости.

Молчание.

КЭТ и ДИЛИ смотрят на нее в немом изумлении.

АННА (обращаясь к Дили, мягко): Я хочу, чтобы вы знали: я приехала не для того, чтобы разрушать, а чтобы праздновать.

Пауза.

Праздновать нашу старинную и дорогую для меня дружбу, которая успела окрепнуть между нами до того, как мы вообще о вас узнали.

Пауза.

Я нашла ее. Она узнала чудесных людей благодаря мне. Я водила ее по кафе, уютным, почти как квартиры, где собирались художники, писатели, иногда актеры, а в некоторых и танцоры, где мы сидели затаив дыхание, за своим кофе, прислушиваясь к жизни, бурлившей вокруг. Единственное, что я для нее желала, — это счастье. И до сих пор я желаю ей только счастья.

Пауза.

ДИЛИ (к Кэт): А ведь мы встречались раньше, ты знаешь. Анна и я.

КЭТ смотрит на него.

Да, мы встречались в кафе. В углу. Она совсем потеряла голову от меня. Конечно, я был куда стройнее в те дни. Куда изящнее. Немного взбалмошный, по правде говоря. С густыми кудрями. С огромной шевелюрой. Однажды между нами произошла сцена. Она закатила истерику. Ей не на что было купить хлеба, и я заказал ей стаканчик. Она смотрела на меня своими глазами, такая робкая, застенчивая. Она иногда любила подделываться под тебя. Очень мило получалось. Даже белье твое иногда надевала. И с большим тактом позволяла мне взглянуть. Истинное благородство. Это так восхищает в женщине. Потом мы пошли на вечеринку. К знакомым философам. Неплохие ребята. Приятели Эдгвара Роуда. Симпатичная компания. Сто лет их не видел. Все время мыслили. И выражали свои мысли. Вот таких людей мне сейчас не хватает. Все они умерли, во всяком случае, я никого их них больше не видел. Группа Мэйда Бейл. Большой Эрик и маленький Том. Они жили где-то рядом с Пэддингтонской библиотекой. По дороге на эту вечеринку я зашел с ней в кафе. Она представляла, что она — это ты, и говорила мало, так мало.

Пауза.

КЭТ: Как ты думаешь, почему ее тянуло к тебе?

ДИЛИ: Не знаю. Почему?

КЭТ: Ей твое лицо казалось чутким, ранимым.