Старые истории - [24]
Наблюдает Михаил Иванович эту процедуру, а я ему и говорю:
— Усы мне сбрить, что ли?
— И не смейте даже думать, Семен Михайлович. Усы ваши — это народное достояние. — Очень хозяйственный человек был Михаил Иванович.
— А убьют тебя, — поддержал его Ворошилов, — и будешь ты в гробу лежать баба бабой.
— Тю на тебя, чего придумал, — ответил я, но усы брить не стал. Мы их чуть позже того происшествия, о котором я рассказываю, наказали. Нам с Фрунзе какой-то занятный патрон бойцы притащили, мы такого и не видели.
— Распотрошим? — говорит Фрунзе.
— А то как же.
Распотрошили. Пулю вынули, порох высыпали на стол.
— Простой или бездымный? — гадает Михаил Васильевич.
— Проверим. — И, идиот старый, наклонился с папироской в зубах и сунул ее в порох.
Право, если господь хочет наказать, он ума лишает. Порох пыхнул, пол-уса как не бывало.
— Бездымный, — констатировал Фрунзе. — Тот дым, что был, — он от уса. Глаза целы? — и хохочет, такой-сякой, потому что уже видит, что глаза целы, но половины народного достояния и в помине нет.
Нашли мы какие-то ржавые овечьи ножницы, и ими Фрунзе в муках отпилил мне остатки былой красоты…
Но в ту симферопольскую ночь усы были еще на месте, и эта мужская гордость грозила мне выйти боком.
— Что вам от меня надо? — канючил я. — Хватаете людей ни за́ что, ни про́ что.
— При штабе какого полка служишь? — спросил капитан.
— Девятнадцатый кавполк, — продолжал я затягивать время и посчитал свой ответ очень хитроумным — полк под номером девятнадцать был и у нас и у белых. Я начинал уже понимать, что белый отряд, видимо, совершенно не представлял себе боевой обстановки, если решился идти через Симферополь. Значит, можно с ними поговорить и построже и погромче — может быть, на звук голосов кто из наших выйдет. Да только никто не выходил.
— Что за манера хватать людей на улице, — выламывался я. — Пошли в комендатуру, разберемся.
— Хватит языком молоть, — озлился капитан и пнул меня ногой в плечо. — А ну иди!
И повели по улице, стеснив конями с двух сторон. Это мне совсем не понравилось. Однако иду, делать нечего. Никогда не предполагал, что так бесславно, по-дурацки сочтутся мои дни.
Начал потихоньку оглядываться, прикидывать обстановку.
— Вы регулярная часть или как? — спрашиваю негромко правого конвоира, рыжего, в смушковой кубанке.
— Теперь сам леший не разберет. Да тебе-то к чему? Сейчас за город выведем и хлопнем.
— А кто командир?
— Капитан Орлов. Больно ты любопытный. Сам-то кто будешь?
— Так сказал уже — писарь. И что вы в меня вцепились, дался я вам?
— Топай, топай, — рыгочет. — Приказано расстрелять, раз ты красный, значит, расстреляем.
Тут я понимаю, что все они выпивши, дух вокруг них стойкий держался и вместе с ними двигался за город. Терять мне было нечего. Как-никак девятизарядный парабеллум в кармане. Надо было только выбрать удобное место и с толком пустить его в дело. Это место я и присматривал.
Начинало светать, тускло светили редкие фонари, и кое-что уже можно было разглядеть. Впереди овраг, через него мосток переброшен. Ага, тот самый, через который ехали утром. Овраг глубиною метра два — два с половиной. Подходяще. Тут я и дам стрекача — через перила в овраг и тягу. По оврагу конем не проедешь, придется слезать — уже выигрыш во времени. Да и долго искать меня — себе дороже: теперь у белых на такое роскошество времени нет. Так что, глядишь, и получится.
Орлов покрикивал время от времени, отдавал распоряжения. Вот в какой-то переулок завернула тачанка, затарахтела на колдобинах, потом отделилась группа кавалеристов, свернула на соседнюю улицу, на которой слышалось какое-то движение. Раздались крики, поднялась стрельба и смолкла.
Меня неласково толкнули в спину, пришлось ускорить шаг. И, скажу я вам, очень мне не нравилось, как мой левый страж себя вел: что-то очень пристально он меня разглядывал. И так посмотрит, и этак.
Правильно не нравилось. Смотрю, дал он лошади шпоры и к Орлову. А мосточек с овражком все ближе и ближе.
Конвоир с капитаном шепчутся, я напрягся, вслушиваться стал — точно! Мою фамилию произносят. Правую руку просто силой воли сдерживаю, чтобы в карман за парабеллумом не полезла: рано себя обнаруживать. Прямо сразу так тебе Орлов и поверит, что командармы по ночам в одиночестве шастают и в руки легко даются. И правда. Орлов головой мотает — недоверие выражает. А этот гад долдонит свое.
Смотрю, капитан коня придерживает, дает мне себя нагнать. Приставляет мне к виску дуло нагана, такое прохладное, твердое, и говорит:
— А ты, случаем, не Буденный?
— Еще чего не хватало, — отвечаю. — Писарь я, — стою на своем. — Свое дело знаю, за чужое не берусь.
А дуло так приятно холодит висок. А овражек — вот он, вот он, дорогой мой.
— Был бы ты Буденный, я бы тебя отпустил. Храбрых не бью. Так все-таки?
Сейчас, думаю, жди, признаюсь. И это будут мои последние слова на этом свете. И так уже хорошего дурака свалял — мало не будет.
— Не заставляйте меня на себя наговаривать, — прикидываюсь казанским сиротою. — Что я, Лжедмитрий какой-нибудь? Сами подумайте: зачем Буденному бродить ночью по городу? Чего ему прежде своих частей в город лезть?
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Заговоры против императоров, тиранов, правителей государств — это одна из самых драматических и кровавых страниц мировой истории. Итальянский писатель Антонио Грациози сделал уникальную попытку собрать воедино самые известные и поражающие своей жестокостью и вероломностью заговоры. Кто прав, а кто виноват в этих смертоносных поединках, на чьей стороне суд истории: жертвы или убийцы? Вот вопросы, на которые пытается дать ответ автор. Книга, словно богатое ожерелье, щедро усыпана массой исторических фактов, наблюдений, событий. Нет сомнений, что она доставит огромное удовольствие всем любителям истории, невероятных приключений и просто острых ощущений.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.