Старые истории - [23]

Шрифт
Интервал

— Камни тут поразложили, — ворчу. — Вот объясни мне, Климент Ефремович, отчего люди, живущие здесь годами, не удосужатся убрать эту булыгу, которая лежит у них под самым забором и всем мешает? Ну что, у них руки отсохнут, что ли? Какая-то лень российская извечная. Все будут спотыкаться, а чтобы убрать — никогда. И откуда его черти принесли?

— Это не черти, это морена, — говорит Ворошилов. — Опять ворчишь. Значит, устал. А то́ ты понимаешь, что войне конец? Скоро отдохнем.

Тут и доехали. Действительно, удобный пустой двухэтажный особняк. Поднялись на второй этаж, облюбовали с Ворошиловым для себя уютную угловую комнату, а Зеленский лег рядом в проходной не раздеваясь и сразу захрапел.

— Утомился, — посочувствовал Климент Ефремович.

— Да, уморился, замертво свалился человек, — поддержал его я.

Климент Ефремович френч снял, прилег кровать опробовать.

— Ничего себе перинка, — сказал и захрапел.

— На спине спать вредно, — позаботился я о нем, да забота эта уже никому не нужна была.

— Пора на боковую, — напутствовал я себя, однако медлил: того гляди должен был подойти 62-й полк 11-й кавдивизии, которому надлежало ночевать в Симферополе. Хотелось его дождаться. Для порядка.

Выбрался на ощупь из комнаты, протиснулся мимо спавшего прямо на голом сундуке Зеленского и вышел в зальце, выходившее окнами на улицу. Около открытого окна и притулился, вдыхая морозный воздух и вглядываясь в застывшую черноту. Тишину разрывали время от времени редкие неожиданные выстрелы, а так — спокойно было.

Вдруг за спиной у меня раздался свистящий воющий звук, который начал нарастать и звенеть. Источник его явно находился в нашей комнате. Я рванулся туда, чуть не снес сундук с Зеленским, который и не подумал проснуться, и влетел к Ворошилову. Не было сомнений, что орал именно он.

— Свет! — в ужасе выдавил Климент Ефремович.

Ломая спички, я наконец зажег одну из свечей, которые мы вечно таскали с собой, и двинулся с ней к Ворошилову.

Ложился он в белой рубашке, а сейчас сидел в постели черный с ног до головы, как угольной коркой покрытый.

— Блохи! — простонал он и начал судорожно срывать с себя белье.

— Ты давай с ними вместе выходи отсюда, — сдерживая смех, дал я дельный совет. — Не сыпь, не сыпь, нам здесь спать еще… Отроду такого зрелища не видел.

— Чертовы перины! — кричал Климент Ефремович. — Проклятые буржуи. Развели нечисть, держиморды неряшливые. Нормальному человеку уснуть нельзя.

Кое-как справились. Перину выкинули на мороз, простое солдатское одеяло постелили прямо на решетку.

— Наши не подошли?

— Нет пока.

— Подождем, — сказал Климент Ефремович, накрылся бекешей и как провалился.

Тихо посмеиваясь, я снова миновал Зеленского и занял свой наблюдательный пост.

Было около двух, то самое время, когда 62-му полку назначено было вступить в город. И вот различил я далекий конский топ. Он приближался, слышался все отчетливее.

Можно было и на боковую. По примеру Климента Ефремовича я скинул бекешу на кровать, пошел будить Зеленского, чтобы послать его проверить, наша подходит часть или какая другая. Уже наклонился над ним, да он так сладко спал — я его и пожалел. Адъютантская работа суетная, все на ногах да на ногах. Пусть спит, сам спущусь.

Перепоясался я ремнем, на котором висела кобура с парабеллумом, но оружие вынул и переложил в карман брюк. Так, на всякий случай.

Во дворе красноармеец возился с броневиком, что-то там ощупывал, железяками постукивал. Я вышел за калитку. Горели редкие фонари, и подходивший отряд был уже различим. За колонной громыхала тачанка с пулеметом.

Я направился навстречу. Вдруг передовые поддали и окружили меня. Я только рот открыл узнать, что за часть, а один, видимо старший, как гаркнет:

— Сдавай оружие!

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Белые. Хорошенькая история. Мои с броневиком в двух шагах, а крикнуть нельзя — тут и конец мой придет.

Поэтому я спокойненько, так, не торопясь, стал расстегивать ремень, а мозг прямо распухал от мечущихся там мыслей, я физически это чувствовал. Выход искал — и не находил пока.

— Чего копаешься, давай живее, улитка проклятая, — кипятился главный.

— Да что вам от меня надо? — спросил, протягивая пояс.

Кто-то схватил его, потряс.

— Кобура-то пустая, — говорит.

— На что мне пистолет? — начал придуряться я. — Небось писарем служу.

— Врешь, собака этакая, — закричал какой-то рыжий в смушковой кубанке, — гля, у него шпоры на сапогах. Господин капитан, он кавалерист.

— Чего зря языком мелешь? — начал я валять ваньку, — форма такая. Велено, вот и ношу.

А сам думаю: хоть бы не узнали, хоть бы не узнали! Узнают — моментом в расход пустят, цацкаться не будут, их время подпирает.

На мне был надет черный простой френч, одежда по тем временам международная. Ордена я носил только по торжественным случаям, так что костюм мой выдать меня не мог. Выдать меня могли только усы. К тому времени они получили уже широкую известность.

…Как-то однажды, в один из приездов в Конармию Михаила Ивановича Калинина, застал он меня поутру бреющим голову «под Котовского». Я до того только что тифом переболел, меня обрили, и какое-то время я в таком виде продолжал ходить.


Рекомендуем почитать
Невилл Чемберлен

Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».


Победоносцев. Русский Торквемада

Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.


Великие заговоры

Заговоры против императоров, тиранов, правителей государств — это одна из самых драматических и кровавых страниц мировой истории. Итальянский писатель Антонио Грациози сделал уникальную попытку собрать воедино самые известные и поражающие своей жестокостью и вероломностью заговоры. Кто прав, а кто виноват в этих смертоносных поединках, на чьей стороне суд истории: жертвы или убийцы? Вот вопросы, на которые пытается дать ответ автор. Книга, словно богатое ожерелье, щедро усыпана массой исторических фактов, наблюдений, событий. Нет сомнений, что она доставит огромное удовольствие всем любителям истории, невероятных приключений и просто острых ощущений.


Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.


Южноуральцы в боях и труде

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Кто Вы, «Железный Феликс»?

Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.