Старые друзья - [55]

И вдруг — освобождается третья комната! Сказка! Но хотя мы и рождены, чтоб «сказку сделать былью», как хором пел народ в жизнерадостные тридцатые годы, каждый знает, какую титаническую борьбу приходится вести даже за полагающуюся по закону жилплощадь, не говоря уже об излишней. А в данном случае она и в самом деле была излишняя, поскольку на шесть прописанных жильцов у Мишки имелось тридцать два метра, то есть на два метра больше, чем положено по нашим щедрым нормам. Вся надежда была на не имеющие границ гуманность и отзывчивость исполкомовских работников.

— В прошлом месяце, когда сосед сказал, что будет выезжать, я собрал бумаги и пошел в исполком, — поведал Мишка. — Меня принял инспектор Худяков, доброжелательный и интеллигентный человек. Он буквально перерыл все инструкции, чтобы обосновать наше право на ту комнату, но…

— Доброжелательный? — переспросила Птичка.

— Безусловно. Однако…

— Он очень страдал, отказывая тебе? — проникновенно поинтересовалась Птичка.

— Напрасно иронизируешь. Он твердо обещал, что в будущем…

— …к двухтысячному году, — тихо продолжила Птичка.

— Он сказал, что много раньше, может быть, через три-четыре года.

— Проводил до двери, пожал руку? — не унималась Птичка.

— Да, — удивился Мишка.

— Картина ясна, — подытожила Птичка. — Гриша, этого человека к исполкому нельзя подпускать на пушечный выстрел. Звони Васе и Косте.

Вася принимал американских миллионеров, Костя выехал провести работу среди хулиганов, и военный совет мы проводили втроем, вернее, вдвоем — Мишку я предупредил, чтобы он сидел тихо, как мышь, и не раскрывал рта.

— Ключевая фигура — Вешняков, зампред по жилью, — припомнила Птичка. — С его женой я знакома, лечила их сына от аллергии.

— Лучше бы сына Курганова, нынешнего зама, — проворчал я, — Вешняков с полгода назад вылетел со строгачом.

— Курганов? — нарушив мой запрет, обрадовался Мишка. — Я четыре года учил его дочь, Нину Курганову! Но… Но… — Мишка замялся. — Шесть орфографических ошибок и восемь синтаксических… Я вывел ей в аттестате тройку.

-

— Да-а, твои шансы резко повышаются, — похвалила Птичка. — Можно сказать, благодетель, лучший друг Курганова.

— Заткнись, дружок, — ласково посоветовал я. — Свой бесценный вклад в это дело ты уже внес. А ну-ка, еще попробую.

Костю удалось отловить минут через двадцать. Мой доклад о Мишкином деле он перебивал постоянными своими взвизгиваниями, что весьма мне не понравилось, поскольку на сей раз он имел на них полное право. Конечно, он может снять трубку и позвонить Валерию Ивановичу хоть сейчас, но для Мишки последствия этого звонка могут быть плачевными, так как от фамилии Варюшкин товарищ Курганов звереет, а почему — разговор не телефонный. Он, Костя, может лишь намекнуть, что без всяких просьб со стороны упомянутого товарища дважды устраивал ему вызов в тот дом, куда мы ездили за Елочкой, и если я такой кретин, что буду настаивать на его, Костином, вмешательстве, то пусть Птичка раздобудет мне импортные лекарства от слабоумия. Еще парочку раз взвизгнув, Костя передал всей компании плампривет и до вечера распрощался.

Обсудив все возможные варианты, мы пришли к выводу, что времени терять нельзя и делом придется заняться мне. Пока я готовил к походу термос с чаем и бутерброды, снова позвонила Лиза: дом бурлит, на комнату уже десятка два претендентов, и лучше поберечь нервы, все равно ничего не выйдет.

— Выпей валерьянки и прогуляй внука на свежем воздухе, — посоветовала Птичка. — Гриша, освобождайся от почты и за меня не беспокойся, скоро придет Наташа. Благословляю!

Наш райисполком находится на окраине парка Дружбы, знаменитого тем, что Никита Сергеич Хрущев посадил там дерево. Ну не то, чтобы сам взял и посадил, но символически полил водичкой и, говорят, сыпанул две-три лопаты земли. Лично я этого факта не наблюдал, так как вокруг стояли здоровые ребята в почти одинаковых костюмах и никого из населения близко не подпускали, но зато своими ушами слышал, как наши химкинские девчата критикнули Никиту за придуманный им налог на холостяков мужского и женского пола. Частушка была такая:

Ой, подружка дорогая, До чего мы дожили! Которо место берегли — На то налог наложили!

Не знаю, услышал товарищ первый секретарь глас народа или за шумом оркестра и овациями по случаю посадки дерева не услышал, но тот изумительный по своей хитроумности налог с девчат отменили.

А вообще, честно признаюсь, Никита Сергеич — моя слабость. Ну, про пятиэтажки я уже говорил, про сельское хозяйство не говорил и не стану — не один он его разваливал, а вот нанести сокрушительный удар по культу личности мог только очень сильный и даже отважный человек: против всего старого Политбюро пошел, головой рисковал, как и в случае с арестом Берии. Не карьерой, а головой! После того, как выпустил из лагерей миллионы мучеников, опубликовал бы свой секретный доклад да ушел бы со сцены вовремя — цены бы ему не было. Так нет, не ушел, наломал дров и обогатил русский язык каким-то горбатым словом: волюнтарист.

А по натуре мужик был широкий, хотя и не шибко грамотный, но с цепким мужицким умом. Эх, не читал Никита Монтеня, не знал, как губительна лесть для правителя! Ладно, о Монтене он, должно быть, и не слыхивал, но хоть «Ворону и Лисицу» должен был знать… Лично я считаю, что в Никите Хрущеве, человеке не ленинской, а сталинской гвардии, было и много хорошего, и много плохого; и если в первые годы хорошее начало в нем возобладало, то потом, омываемый волнами лести, он сильно забурел и возомнил о себе бог знает что: какое бы решение единолично ни принял, умное или глупое, придворная камарилья, а за ней вся пресса выли от восторга и счастья. И когда глупых решений стало намного больше, чем умных, Никиту заменили, как облысевшее колесо у машины.