Старые друзья - [2]

Я вырыл яму в дальнем углу сада, и около полудня мы его похоронили. Жена смеялась и плакала одновременно. За восемнадцать лет, заметила она, он не сказал нам ни единого слова. Ей будет очень его не хватать, особенно по вечерам, когда она дома одна. Днем она позвонила детям и сообщила им печальную весть. Они расстроились.

Я как раз убирал в сарай лопату, когда у меня зазвонил мобильный. Звонил Жан со своим странным предложением. Он говорил с таким воодушевлением, что я не смог отказаться. «Снимем где-нибудь домик, дня на три-четыре, и каждый приедет один. Без супругов. Погуляем. Сходим в хороший ресторан. Что ты об этом думаешь?» Сначала я спросил, почему без супругов, и он ответил, что нам и так будет о чем поговорить, все-таки не виделись… Сколько же лет мы не виделись? Ого, больше сорока. Он думал, что так мы будем чувствовать себя свободнее. Но почему именно сейчас? Какая муха его укусила? Никакая. Он ни одной мухе не позволит себя кусать. Просто вдруг захотелось. Я возразил, что это может оказаться не так уж весело, и вообще я не большой любитель сентиментальных вечеров встреч и всяких там «а помнишь, как?…» Я, как, впрочем, и он, всегда всеми хитростями избегал сборищ бывших одноклассников, считая их парадом уродов, и намерен помереть, не меняя веры. Раз в десять лет смотреть на одни и те же рожи, отмечая, у кого еще отрос живот, расширилась лысина, появились красные прожилки, кто надел очки, а кто явился со слуховым аппаратом, и понимать, что сам наверняка выглядишь не лучше, – нет уж, спасибо. Мы двое, то есть Жан и я, нисколько не постарели, во всяком случае душой, и не утратили чувства юмора, но трое остальных? Откуда нам знать, во что они превратились? Он в ответ только засмеялся и сказал, что Лурс работает кинезитерапевтом, а Люс снимает документальное кино, что звучит совсем недурно, правда? Я не понял, что он имеет в виду. Разве профессия кинезитерапевта или кинодокументалиста может служить гарантией высоких человеческих качеств? Он ответил, что люди не меняются, но, поскольку я продолжал упираться, пустил в ход секретное оружие:

– Неужели тебе не хочется увидеться с Марой?

Жан взял на себя труд связаться с Лурсом и Марой и в тот же вечер передал мне их ответ: оба нашли идею восхитительной и согласились приехать. С этого момента затея перестала казаться мне такой уж дурацкой, и я даже попытался дозвониться до Люс. Ее номер я нашел в справочнике департамента Юра, где она значилась под девичьей фамилией – Люс Маллар. Целую неделю никто не подходил к телефону, но потом я все же дозвонился. Люс извинилась – она только что вернулась домой из командировки. Мы не разговаривали сорок лет, но ее голос ничуть не изменился и был все таким же молодым и решительным. «Сильвер! Поверить не могу! Как здорово, что ты позвонил! Ты хоть знаешь, что я часто о тебе думаю? Постоянно вспоминаю то утро, когда мы все вместе отправились путешествовать автостопом. Ты не забыл? Господи, у меня прямо слезы на глаза навернулись…» Я сказал, что тоже часто думал о ней. Я не лгал. Предложение Жана удивительным образом ее взволновало. Она несколько раз повторила, что это грандиозная, да-да, грандиозная идея. С общего согласия мы обошли молчанием вопросы, касавшиеся ее и моей личной жизни, которые интересовали нас больше всего. Оставили их до того времени, когда увидимся. Перед тем как повесить трубку, она все же спросила: «Ты еще играешь на гитаре?» Я не брал в руки гитару с тех пор, как мне исполнилось двадцать два года, и мне стало ясно, что нам предстоит узнать друг о друге очень много нового – так много, что мне и не снилось.

Остров Уэссан выбрал я. Дата – начало октября – всех устроила. Я прибыл на место чуть раньше, чтобы получить ключи и подготовить дом к появлению остальных. Они договорились, что приедут одним паромом, в воскресенье, то есть назавтра. Я буду встречать их на пристани в 18:10.

Из окон каждой комнаты на втором этаже открывался вид на океан. Но я устроился в спальне на первом – самой маленькой и темной из двух – и свои вещи отнес туда. Меня грела мысль, что ребята оценят мое благородство. В гараже нашлось три велосипеда в рабочем состоянии, надо было только подкачать шины. Оседлав самый из них приличный, я покатил в Ламполь – небольшой городок по соседству. На улице уже стемнело, и тихий шорох динамо-втулки на колесе приятно грел мне ухо. Я поужинал в первой попавшейся блинной, где был единственным посетителем. Я ждал, пока меня обслужат, и думал о своих четырех друзьях; о тех немногих годах, которые мы провели вместе, – это было давно, но они навсегда сохранились в моей памяти. С собой я прихватил детектив, но он так и остался лежать нераскрытым возле моей тарелки. Закладка манила меня: ну, давай же, читай, но я уже перенесся в другое место и другое время, и единственный сюжет, занимавший меня в ту минуту, был сюжет о нас – история Жана, Мары, Лурса и Люс. И моя собственная.

Перспектива вскоре увидеть их всех чудесным образом оживила мою память. Хозяйка заведения, должно быть, приняла меня за чокнутого – я сидел с отсутствующим видом, глядя в одну точку. А может, она решила, что я кого-то убил и сейчас воскрешаю в воображении картину преступления. Или что я намерен покончить с собой, и это мой последний в жизни блинчик (интересно, она по этому случаю положит мне побольше начинки?) – во всяком случае, со мной явно что-то не так. «Вам нехорошо, месье?» – обеспокоенно спросила она. «Все нормально», – успокоил я ее. Со мной и правда все было в полном порядке, просто меня затопило воспоминаниями. Открылась какая-то брешь, и в нее хлынуло прошлое. Это продолжалось, пока я ел, пока ехал обратно на велосипеде, пока сидел в тишине на диване, закутавшись в плед и изучая рисунок обоев. Это продолжалось всю ночь, которую я провел в полусне.