Старые друзья - [28]

А л е к с а н д р  П а в л о в и ч. Зачем, дюша мой, хвораешь? Питер с волнением и участием говорит о тебе. Купи себе велосипед и нажаривай. Я на велосипеде так глубоко и смачно дышу. Роскошный инструмент.

Ч е х о в. Меня выпустили на волю, и я уезжаю в Мелихово в значительно исправленном виде. Доктора предписали мне изменить образ жизни. Это непонятно, потому что невозможно. Велят непременно жить в деревне, но уберечься в деревне от хлопот с мужиками так же трудно, как в аду от ожогов… Маша, правда, уже объявила, что я прекращаю в деревне медицинскую практику. Это будет для меня и облегчением и крупным лишением. Бросаю все уездные должности.

А л е к с а н д р  П а в л о в и ч. Фотограф Шапиро выставил твой портрет. Публика толпится у витрины и находит гениальные черты и в глазах, и в складках губ, и в носу. Восторгаются даже галстухом.

Ч е х о в. Я теперь похож на театрального чиновника: ничего не делаю, никому не нужен, но стараюсь сохранить деловой вид. Я выслушивал Левитана, дело плохо. Сердце у него не стучит, а дует. Мне велят зимовать на юге. Если бы Таганрог был годен для зимовки! Посылают в Ниццу. Сюжетов тьма, и все они киснут в голове.

Александр Павлович уходит.

(С записной книжкой.) «Жуйте как следует», — говорил отец. И жевали хорошо, и гуляли по два часа в сутки, и умывались холодной водой, и все же вышли несчастные, бездарные люди. Молодой человек собрал миллион марок, лег на них и застрелился.

Появляется  М а р и я  П а в л о в н а.

М а р и я  П а в л о в н а. Дома все благополучно. Флигель твой будет отделан на славу, не хватило сорок изразцов. Сегодня начала сажать деревья около пруда. Погода очень плохая — слякоть и очень холодно. Какое счастье, что ты не испытываешь этой кислой мерзости.

Ч е х о в. Апельсины поспевают. Крыжовника здесь нет. Природа здешняя мне чужда, но я страстно люблю тепло, люблю культуру. А культура прет здесь из каждого магазинного окошка. Праздность опротивела, и начал пописывать. Работаю мало оттого, что много ем. Для писания же нужно прежде всего избегать сытости. Русские барыни, живущие в нашем «Pension Russe», — рожи, скучны, себялюбивы, праздны, злоба и сплетни. Самолюбие и самомнение у нас европейские, а развитие и поступки азиатские. Лечиться, как лечимся здесь мы — я и эти барыни, — это препротивный эгоизм. Я, кажется, уже начинаю тосковать по родине. Передай Лике, что я писал ей и ответа не получил. Не увлеклась ли она кем-нибудь?!

М а р и я  П а в л о в н а. Подарки школьникам купила и, кажется, удачно. О твоем рассказе «В родном углу» очень говорят в Москве, всем он нравится. Левитан и все знакомые умоляют тебя не приезжать зимой в Москву, чтобы тебе совершенно отделаться от болезни. Все дела твои в Мелихове я постараюсь исполнить. Зима промчится живо. Я познакомилась с Суриковым. Была у него, показывала рисунки. Ему понравились, и он предложил себя в руководители. Конечно, я рада. Все мелиховцы тужат о твоем отсутствии. Ну, будь здоров и счастлив и укрепляй свое здоровье, если не для себя, то для других, ибо очень многие нуждаются в тебе. Прости за мораль, но это верно. Спешу на урок, потому кончаю. Поздравляю с Новым годом!

Ч е х о в. Я Нового года не встречал, лег спать в одиннадцать часов. Я встаю рано и пишу. Утром мне хорошо, день проходит в еде, в слушании глупостей, вечером киснешь и хочешь одного — поскорее остаться соло. Денег у меня нет, но я не удержался и послал в таганрогскую библиотеку всех французских классических писателей. Скоро поеду в Африку, увижу там наших мелиховских скворцов, которые, быть может, и узнают меня, но не скажут.

Мария Павловна уходит.

Как я буду лежать в могиле один, так, в сущности, я и живу одиноким.

Появляется  Александр Павлович.

А л е к с а н д р  П а в л о в и ч. Заграничный благодетель! На родине твоей ничего нового нет. Ни государственный, ни общественный строй не изменились. Новый год встречал у Суворина. Преподлая была встреча. Кстати, есть ли в Ницце перцовка? В Питере трубят на всех перекрестках, что ты что-то такое особо хорошее написал.

Ч е х о в. Писать на чужой стороне сущая каторга, пишешь, точно на чужой швейной машине шьешь. Написал рассказ «Крыжовник». У нас только и разговору, что о Золя и Дрейфусе. Золя вырос на целых три аршина; от его протестующих писем точно свежим ветром повеяло, и каждый француз почувствовал, что, слава богу, есть еще справедливость на свете: если осудят невинного, есть кому вступиться. В деле Золя «Новое время» вело себя просто гнусно. По сему поводу мы с Сувориным обменялись письмами и замолкли оба. Я не хочу ему писать и не хочу его писем. (Пауза.) Обыкновенные лицемеры прикидываются голубями, а политические и литературные — орлами. Но это не орлы, а крысы или собаки.

А л е к с а н д р  П а в л о в и ч. В Питере — затишье. Ясных моментов ни на небе, ни на душе нет. Зато слякоти и грязи в обоих местах достаточно. Не возвращайся, Антоша, в Россию. Сделайся лучше эмигрантом. Сходи в Ницце к лучшему сапожнику и спроси его — хорошо ли он шьет?

Ч е х о в. Бедный родственник! Я — дома. Чувствую себя сносно, не считаюсь больным и живу, как жил. Лечу мужиков, пишу, строю новую школу, по счету третью. У нас много огурцов, много фруктов, но мало роз. Я вернулся в мае и обрезал розы поздно, многие — захирели. Влачу жизнь холостого человека, с осени опять начну бродить. Такова уж юдоль! Поеду в Крым. Для заграницы нет денег.