Старт в пекло - [40]

Потом, когда мы встретились с Виктором Николаевичем и разговорились, мысль об ответственности коллектива за человека он продолжил. Вспомнил тех, с кем начинал работать, придя более десятка лет тому назад в шекснинскую лугомелиоративную станцию – ныне ПМК 22 после окончания профессионально-технического училища. Что он значил тогда? Городской парнишка, никогда, в общем-то, не работавший на земле, мечтавший после школы поступить в «мореходку». Но счастливой оказалась судьба его, сводившая на жизненном пути с людьми, у которых были золотые сердца. Трактористы Николай Иванов, Василий Талько (они и сейчас работают) – не назойливо, личным примером учили Виктора трудолюбию, воспитывали гордость за механизаторское звание. В ту пору находили они и время, и умное, доброе слово для парня, помогали ему крепко встать на ноги.

Трактор Виктор получил по первости мощный – «С-100». Но старенький был он, выходил из строя частенько. Трудно иногда приходилось.

– Особенно докучали, – вспоминает машинист, – гусеничные башмаки, летели часто. А в запасе их почти не было. Тогда и подсказали «старички». Ты, парень, попроси механика, чтобы он из Череповца заготовки привез. А уж мы тут их до ума доведем.

Башмаки они «робили» сами потом. Сверлили дыры на металлических пластинах, подгоняли, так сказать, размер. И одели машину в новые гусеницы, формы необычной, но вполне надежные. Правда, сами же и пошучивали после:

– Виктор, да у тебя трактор-то – стиляга.

Ну разве же обижает товарищеская шутка? Напротив, она сердце веселой радостью наполняет. А с этой радостью и работается лучше, и на душе спокойнее. Вот и сейчас видит машинист, что приутомились его ребята (как никак вторую норму гонят) остановил дреноукладчик, выскочил из кабины:

– А ну, братва, перекур с дремотой объявляю. Чего нам надо еще?! Пять минут на дело, час – на потеху.

Сергей Виноградов, новичок в экипаже, глазами заморгал. Растерянно так, наивно. И не хочешь, так рассмеешься, глядя на парня.

– Ого! – серьезно оглядывает всех Кораблев. – Да я вижу, экипаж в лице Виноградова возражает против такой постановки вопроса?

– Возражает, возражает – улыбаются Валерий Иванов и Евгений Мозов, кстати, тоже молодые ребята, и машут руками командиру. Уж чего, мол, там, давай садись за рычаги снова, не понимаем, что ли, пока погода хорошая – надо пахать.

И снова строго по нивелиру идет экскаватор, гремит ковшовая цепь, оставляя за собой ровную узкую траншею, куда ложатся красные дренажные трубки – рукотворные кровеносные сосуды земли. Зорко, напряженно следит за приборами машинист, отвлекся – не миновать огреха. Прыгают с одного рычага на другой (а их восемнадцать) сильные руки Виктора. Поле неровное, зазеваешься – нарушится градус уклона дренажной траншеи и не будет потом стока влаги к коллектору. Четко и слаженно действует экипаж. Керамические трубки должны лечь на дно траншеи подогнанные одна к другой, обернуться на стыках специальной лентой и обязательно присыпанные рыхлой землей. Не сделай так хотя бы в одном месте, заземлится дренаж, не будет толка от мелиорации. И надо спешить. Вон на краю поля кто-то на лошади показался. Наверное, колхозный мелиоратор Геннадий Иванович Бурнецов, а то и сам председатель «Советской России» Сергей Егорович Алексеев. Большие надежды возлагают они на мелиорированные поля. Хочется, ох как хочется им, чтобы в этом году, этой весной были они засеяны.

Как не понять хлеборобских чаяний этих людей Кораблеву. На одной земле одними заботами с ними живет. И не эти ли заботы поднимают его с постели сейчас до восхода солнца, гонят сюда, в поле, не они ли держат в постоянном напряжении мысль, не дают расслабиться мускулам. Он помнит позапрошлый год. Нескончаемые проливные дожди, когда вязли на бездорожье не то что трактора – лошади. А они, мелиораторы, работали. Обваливались дрены, воды в траншеях скапливалось сразу столько, что класть керамические трубки без подсушки было просто невозможно. Приходилось наращивать борта бункеров, ставить на них распорки, дважды проходить с экскаватором по одному и тому же месту. И все же экипаж Кораблева уложил в тот год за сезон семьдесят шесть километров дренажа, превысив директивную норму чуть ли не вдвое.

– Нам что помогало и помогает в деле, рассказывал Виктор, – дружба. Взаимозаменяемость. – Подумал, посмотрел на меня пристально, как приму? – добавил: – И самоотверженность.

Нет, это слово не казалось громким в его устах. Ежедневная работа от зари до зари, под открытым небом, и в дождь, и в жару, а в последнее время и в зимнюю стужу (Кораблев стал вести дренаж и зимой) – что ни говорите, требует истинной самоотверженности и самосознания. «За Виктором дополнительного глаза не надо – отзываются о Кораблеве в ПМК, – он сам себе контролер». И надо добавить: не только себе, но и товарищам по работе. «Находясь с ним рядом, неудобно работать вполсилы» – это сказал машинист Коля Холодов, молодой совсем парень. Виктор опекает его. Как бы наставником является. Скольким таким вот ребятам передал Кораблев свое отношение к делу, умение, мастерство.

Как-то пришел в его экипаж рядовым рабочим Саша Шурыгин. Не все ладилось поначалу у хлопца. Расстраивался из-за этого очень. Однажды даже бросил работу в колонне, ушел на завод. Виктор, однако, в покое его не оставил, рассудил: «Коль переживает человек, есть совесть у него. Значит, можно сделать из парня настоящего мелиоратора». Сам на завод за Александром пришел.