Старт Cтраны Советов. Революция. Октябрь 1917 – март 1918 - [17]
По мнению В. Солского, дело было не в прибытии бронепоезда, а в сигнале из Петрограда заканчивать с властью КСР.[126] Но одно другого не исключает. Бронепоезд придал большевикам уверенности, однако не был причиной выступления КСР. Зато в дальнейшем Кнорин и другие большевики могли объяснять свое длившееся несколько дней соглашательство тем, что было мало сил, а вот теперь, с бронепоездом, можно было устанавливать Советскую власть. В то время как истинными причинами промедления с захватом власти была неопределенность ситуации в Петрограде и надежды, что в центре будет заключено соглашение с социалистами, которое избавит от необходимости драться с ними на местах.
К 2 ноября Ленин и его сторонники в ЦК уже взяли курс на разрыв переговоров с социалистами и соответствующим образом ориентировали большевиков в провинции, в том числе в Минске. Мясников, который и раньше был настроен на конфронтацию с социалистами, теперь получил поддержку центра и начал действовать. На собрании Минского Совета и большевизированных воинских частей он заявил о выходе большевиков из КСР, который нарушил соглашение, пропустив с фронта в Петроград воинские части, и подготавливал «братоубийственную войну на фронте».[127] КСР никакой братоубийственной борьбы не предпринял, фактически капитулировав.
В. Солский считает, что победа большевиков в вялой борьбе за власть в Минске объясняется апатией масс. Этот процесс почти не сопровождался митингами. КСР взял власть почти без борьбы и отдал ее без борьбы и «без участия масс, о подлинных настроениях которых в этот момент и сторонники, и противники Октябрьского переворота мало знали».[128] Однако отсутствие манифестаций и ожесточенной битвы за власть может говорить не столько о массовой апатии, сколько о выжидательных настроениях актива партий в преддверии Учредительного собрания. До выборов рисковать жизнями ради тактического успеха в промежуточной, как казалось, борьбе, было бессмысленно. Что касается масс, то они, очевидно, устали от войны и поддерживали пацифистские лозунги большевиков. Но не были готовы ради подобных лозунгов менять внешнюю войну на внутреннюю. Этим объясняется относительное спокойствие масс в первый месяц Октябрьской революции.
Компромиссная тактика местных, особенно фронтовых большевиков, вряд ли могла обрадовать Ленина, опасавшегося изоляции радикальной столицы. Действительно, неудача борьбы большевиков за власть в Киеве имела потом далеко идущие последствия. Ставка в Могилеве могла стать «точкой сборки» противников большевизма.
Борьба за войско
Одной из первоочередных задач для Ленина была борьба за войско. Тем более что Первая мировая война создала ситуацию милитаризации революции. В армии и на флоте в начале 1917 г. служили 11 млн человек.[129] 25 октября на фронте находились 5,4 млн, в тыловых гарнизонах было около 2 млн и еще 200 тыс. – на Балтийском и Черноморском флотах.[130]
Составляя несколько более 7 % населения, армия глубоко проникла в политическую жизнь – военные составляли более половины членов партии эсеров, треть большевиков и пятую часть меньшевиков.[131] Более 60 % солдат составляли крестьяне.[132] В их сердцах особенно радостно отозвались решения II съезда Советов – Декрет о мире и Декрет о земле.
Преобладающее настроение солдатской массы было за мир и неучастие в гражданской войне. На фоне в целом нейтральной армии действовали относительно небольшие отряды сторонников и противников Октябрьского переворота. ВРК в частях блокировали переброску частей на помощь Керенскому, формировали небольшие сводные отряды из солдат, готовых активно действовать в защиту Советской власти, и они перекрывали движение войск, которое командование по приказу Керенского направляло в поддержку Временного правительства. Так, ВРК 12-й армии с помощью латышских стрелков смог взять под контроль Венден и Вольмар, а 7 ноября – и Валк (расположение штаба армии). 31 октября начальник штаба 12-й армии сообщал в штаб Северного фронта: «В латышских частях самочинно образовались военно-революционные комитеты, захватившие власть в полках и арестовавшие многих офицеров. Обе бригады подчиняются только приказам военно-революционного комитета».[133]
Армия постепенно разлагалась. Если 20–25 октября на фронт прибыло 178 вагонов с мукой, 51 с крупой и 27 с рыбой и мясом, то 1–6 ноября, соответственно, 62, 18 и 9. За декабрь Северный фронт недополучил 51 % положенного продовольствия, Западный – 81 %, Юго-Западный – 68 %. Румынский фронт за 17 дней декабря недополучил 60 %.[134] В одном из донесений, которое пришло в Ставку 11 ноября из штаба 8-й армии Румынского фронта, говорилось: «Письма из тыла о страшной дороговизне, отсутствие многих продуктов, почти голод вызывают у солдат сильное беспокойство за свои семьи и создают стихийную тягу в тыл, которая выливается в форму дезертирства и постановлений комитетов о разрешении отпусков по уважительным причинам».
