Старт Cтраны Советов. Революция. Октябрь 1917 – март 1918 - [16]

ВРК было занялся арестами, но первого же арестованного за расклейку эсеровских плакатов решили отпустить, потому что исполком постановил, что членов социалистических партий арестовывать нельзя. 27 октября в Минске произошли столкновения между силами Минского Совета и прибывшими в город караульными отрядами армейских комитетов, которые еще контролировались социалистами.[112] В этот момент «Мясников не знал, какие воинские части поддерживают Ревком. Никто этого не знал. Положение было такое, что солдатские массы сами не знали, что они сделают – завтра, через час и даже через несколько минут. Солдаты некоторых “эсеровских” частей, вызванных с фронта Комитетом спасения, присоединились к караулам 1-го Революционного полка имени Минского Совета, то есть к большевистским частям. Но были и случаи перехода солдат этого полка к частям, поддерживавшим Комитет Спасения».[113]

В этих условиях большевики не решились взять власть в Минске, пока была не ясна ситуация в войсках Западного фронта. В ночь на 28 октября исполком Совета заключил соглашение с Комитетом спасения революции (КСР), к которому и перешла власть в Западной области. КСР включал левые партии (большевики вошли не непосредственно, а через Совет,[114] чтобы потом легче было разорвать соглашение). Вопрос о власти должен был решаться не в Минске. В обмен большевики добились обязательства КСР не посылать войска с Западного фронта для подавления выступления большевиков.[115] В это время велись переговоры о создании однородного социалистического правительства. Но если компромисс не состоится, тогда, как считал один из лидеров минских большевиков К. Ландер, время будет работать на большевиков. Он говорил Солскому, что «все зависело от Петрограда: если там Ленин окончательно победит, то в Западной области Комитет Спасения Революции не сможет удержать власть. Во всяком случае надо избежать кровопролития».[116] В. Кнорин настаивал, что большевики вошли в КСР, чтобы выиграть время.[117] Но точно ли время работало на них? Здесь дело было не только в выжидании более благоприятного момента для удара или исхода борьбы в Петрограде и Москве. Солский настаивает, что присутствовал при споре минских большевиков после заключения соглашения. Мясников был им не доволен и считал, что нужно продолжить вооруженную борьбу за Советскую власть, но «Мясникову возражали Алибегов, Пикель и другие. Они говорили, что вопрос вовсе не в том, кто сильнее: войска революционного комитета или отряды Комитета Спасения. Большевики ни в коем случае не могут идти на вооруженную борьбу с другими социалистическими партиями… Те самые люди, которые в корниловские дни проявили большую энергию и немалые организаторские способности, сейчас, после переворота в Петрограде, никакой энергии не проявили. Они ждали развития событий».[118] Ландер и в декабре говорил Солскому о «необходимости совместной работы с меньшевиками, бундовцами и эсерами».[119]

В результате на западе России установился вариант однородной социалистической власти, который сохранялся до 2 декабря. «Бюллетень Минского Совета» печатал декреты Совета народных комиссаров, но по требованию КСР снабжал их примечанием, что в районе Западного фронта они исполнению не подлежат.[120]

2 ноября большевики вышли из КСР, и Минский Совет заявил о взятии власти. Накануне минские большевики получили подкрепление – в город прибыл бронепоезд под командованием солдата-большевика В. Пролыгина. В. Кнорин, а затем и вся советская историография придают данному событию большое значение: «Прибытие в Минск этого бронепоезда означало смерть Комитета Спасения Революции. Вопрос о признании советской власти в Западной области и на фронте был предрешен. Совет стал фактической властью, ревком начал действовать».[121] Это высказывание Кнорина между прочим показывает, что установление Советской власти очень мало зависело от движения масс, раз такую решающую роль мог сыграть один бронепоезд. Вопрос решался силой, причем небольшой.

В. Солский отрицает решающую роль прибытия бронепоезда, которое «ничего в военном отношении не решало. Он стоял на вокзале, потом его увели на какие-то запасные пути… Во всяком случае, он не мог играть той роли, которую сыграла в Петрограде “Аврора”. Бронепоезд имел одну или две пушки и несколько пулеметов. В случае вооруженной борьбы в городе его роль была бы минимальной».[122] Впрочем, вступая в конфронтацию с КСР, большевики могли рассчитывать на крепкий тыл на вокзале, где можно было опираться на бронепоезд. Учитывая малочисленность вооруженных сторонников обоих лагерей, он был важным подспорьем.

Драматизируя ситуацию, большевики 3 ноября сообщили, что «предатели» из КСР пытались взорвать поезд.[123] Партнерам по КСР были предъявлены и другие неконкретные обвинения о пропуске контрреволюционных войск на Петроград, о намерениях разоружить революционный гарнизон Минска. Однако конкретный повод разрыва соглашения с социалистами был скромнее – большинство КСР требовало публиковать в изданиях членов КСР, что декреты Совнаркома исполнению в Западной области не подлежат.