Старший брат царя. Книга 2 - [62]
К концу следующего дня вышли к Дону и вскоре оказались в становище Гурьяна. Здесь у всех были шалаши, а у атаманов— землянки. Юрша и Демьян разместились в землянке у Гурьяна. Тот рассказал, что Лебедянь уже третий день обложена со всех сторон. Гонцов, которых шлет напуганный воевода, ловят, допрашивают с пристрастием. От них стало известно, что в крепости пятьдесят стрельцов, две пушки и сотни две мужиков, ремесленников и купцов, вооруженных чем попало.— А воеводе Лебедяни Потапу, — продолжал Гурьян, — я послал письмо с его же гонцом. Предупредил: ежели наших людей, что у него в подвалах, казнить станет, то за каждого из них троих его воев смерти предадим, а его самого на кол посадим да повыше, чтобы видел, как его детей и людей казнить станем.
— И сдержишь обещание? — усомнился Юрша.
— Придется. Кудеяр слова попусту не бросает. Теперь о главном. Мы все атаманы ждем, где укажешь нам стоять.
— Подожди. До сих пор Гурьян считался главным атаманом, вот ты и приказывай. Я — под твоей волей.
— Ладно. Главный атаман знает, что тысяча казаков не могла казанскую стену взять, а ты с сотней одолел.
— Не совсем так, Гурьян. На участок стены взошла моя сотня вместе с казаками. К делу ли эти воспоминания?
— К делу. Ты, Юрий Васильич, становись за первого воеводу. Скажу почему: град сей укреплен лучше, чем я думал. Ежели без хитрости, много людей положим. А ты что-нибудь придумаешь.
— А себя кем мыслишь?
— Куда пошлешь, там и буду.
— Вот на дело идем, Гурьян. Мы — русские люди идем на русских же людей. Твои вои готовятся грабить горожан, насиловать их жен.
— Не нами заведено такое. Издревле русские русских бьют. Удельные князья друг другу горло грызли. Твой отец усмирял их огнем и мечом. А дед, прадеды твои по указке татар усмиряли русских же. А у нас тоже цель, хотя и поменьше. В этих местах много поселений и заимок Кудеярова братства. Воеводы здешние знают об этом, но не громят, не доносят в Разбойный, предпочитают жить в мире. А ежели появится приказ из Москвы — разорить такое-то поселение, не торопятся исполнять. Другой раз прямо извещают: уходите, мол, государевы вои идут. А тут? Воевода Потап объявил войну Кудеяру! Ну что ж, захотел войны, получай сполна! Нужно, чтобы Кудеяра уважали. Иначе погибнет наше братство!
— Уговаривать меня не надобно. Пусть живет Кудеярово братство! Теперь кто кем будет. Ты все ж главный атаман, меня объяви своим товарищем. Мое слово — твое слово. Завтра с тобой едем осмотреть стены. Писцы у тебя есть? Надо записать, кого куда ставить.
— Писцов нет, но я всех помню. Восемнадцать ватажек, три сотни, восемь десятков пеших и три с половиной десятка конных, да твоя полусотня. Одна пушка, три бочонка зелья и десять людишек при ней. При мне два десятка конных гонцов. Сколько в каждой ватажке говорить?
— Сейчас не надо, завтра. А писцы нужны, вдруг с тобой что. Найдешь троих грамотных?
— Найдем.
— И еще: пеший люд доспехов не имеет. Хоть щиты надо поделать.
— Где же ты их поделаешь, у нас тут кузни нет.
— Лес есть, лозы вокруг тьма. Прикажи завтра моих ребят разослать по ватажкам, они покажут, как плести.
— Разве плетенка удар выдержит?
— Ослабит, если с умом плести. А от хорошего удара и железный щит разваливается. Щит из лозы плетется как дно для корзины. Между двумя днищами мешковина, онучи запасные, все, что в заплечном мешке лишнее. На худой конец — лыки, береста. За двадцать сажен от стрелы сберегает.
— Ладно, будь по-твоему. Еще что?
— Потом пусть лестницы ладят. Какая высота ограды?
— Сажени полторы-две.
— Лестницы двухсаженные, по две на каждый десяток. Да построже прикажи. Лучники пусть стрелы готовят. Будут позади первых наступающих идти, оберегать их. Мои молодцы показать могут, как делать все это. Пошли их для того в каждую ватажку.
Городок Лебедянь находился на краю Донской поймы, на левом берегу старицы, и состоял из двух частей. На всхолмленной части возвышался густо застроенный детинец. Его окружал частокол из толстых бревен, перед частоколом — ров. Вокруг детинца — недавно расселившийся посад. Его основательно укрепить не успели, и сейчас на глазах ватажников спешили залатать дыры. Разрушали постройки и бревнами заваливали те места, где не было частокола, рыли рвы, делали насыпи.
Ватажники расположились вокруг города на расстоянии двух полетов стрелы. Тут они обогревались около костров, тут же стояли их шалаши.
На льду старицы Юрша остановил коня и долго присматривался к посаду. С этой стороны вообще не было никакой ограды, только высокий земляной вал, насыпанный на обрывистом берегу старицы. Несколько баб подносили на коромыслах бадейки и выливали на край ската воду. Гурьян спросил:
— Что, Юрий Васильич, можа, тут по лестницам вбежать, нежели на частокол? И укреплений не видать, одна башня на краю.
— Не скажи. Тут идти на приступ труднее. Видишь, склон ломается на высоте примерно двух саженей, как раз по длине лестниц. Ну а дальше? Выше еще два аршина свежего льда — на карачках выползать придется, во льду приступки саблями рубить. Тут не только вой, малое дитя с тобой справится. Пройдешь по трупам, по крови своих... — И вдруг резко повернул разговор, указав на удаленный противоположный берег Дона: — А там, на крутояре, что за поселение?
Писатель Николай Васильевич Кондратьев (1911 — 2006) родился в деревне Горловка Рязанской губернии в семье служащих. Работал топографом в Киргизии, затем, получив диплом Рязанского учительского института, преподавал в сельской школе. Участник Великой Отечественной войны. Награжден орденами Красной Звезды, Отечественной войны, медалями «За боевые заслуги», «За победу над Германией» и др. После войны окончил Военную академию связи, работал сотрудником военного института. Член СП России. Печатался с 1932 г. Публиковал прозу в коллективных сборниках.
Огромное войско под предводительством великого князя Литовского вторгается в Московскую землю. «Мор, глад, чума, война!» – гудит набат. Волею судеб воины и родичи, Пересвет и Ослябя оказываются во враждующих армиях.Дмитрий Донской и Сергий Радонежский, хитроумный Ольгерд и темник Мамай – герои романа, описывающего яркий по накалу страстей и напряженности духовной жизни период русской истории.
Софья Макарова (1834–1887) — русская писательница и педагог, автор нескольких исторических повестей и около тридцати сборников рассказов для детей. Ее роман «Грозная туча» (1886) последний раз был издан в Санкт-Петербурге в 1912 году (7-е издание) к 100-летию Бородинской битвы.Роман посвящен судьбоносным событиям и тяжелым испытаниям, выпавшим на долю России в 1812 году, когда грозной тучей нависла над Отечеством армия Наполеона. Оригинально задуманная и изящно воплощенная автором в образы система героев позволяет читателю взглянуть на ту далекую войну с двух сторон — французской и русской.
«Пусть ведает Русь правду мою и грех мой… Пусть осудит – и пусть простит! Отныне, собрав все силы, до последнего издыхания буду крепко и грозно держать я царство в своей руке!» Так поклялся государь Московский Иван Васильевич в «год 7071-й от Сотворения мира».В романе Валерия Полуйко с большой достоверностью и силой отображены важные события русской истории рубежа 1562/63 года – участие в Ливонской войне, борьба за выход к Балтийскому морю и превращение Великого княжества Московского в мощную европейскую державу.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
Таинственный и поворотный четырнадцатый век…Между Англией и Францией завязывается династическая война, которой предстоит стать самой долгой в истории — столетней. Народные восстания — Жакерия и движение «чомпи» — потрясают основы феодального уклада. Ширящееся антипапское движение подтачивает вековые устои католицизма. Таков исторический фон книги Еремея Парнова «Под ливнем багряным», в центре которой образ Уота Тайлера, вождя английского народа, восставшего против феодального миропорядка. «Когда Адам копал землю, а Ева пряла, кто был дворянином?» — паролем свободы звучит лозунг повстанцев.Имя Е.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Теодор Мундт (1808–1861) — немецкий писатель, критик, автор исследований по эстетике и теории литературы; муж писательницы Луизы Мюльбах. Получил образование в Берлинском университете. Позже был профессором истории литературы в Бреславле и Берлине. Участник литературного движения «Молодая Германия». Книга «Мадонна. Беседы со святой», написанная им в 1835 г. под влиянием идей сен-симонистов об «эмансипации плоти», подвергалась цензурным преследованиям. В конце 1830-х — начале 1840-х гг. Мундт капитулирует в своих воззрениях и примиряется с правительством.
Павел Петрович Свиньин (1788–1839) был одним из самых разносторонних представителей своего времени: писатель, историк, художник, редактор и издатель журнала «Отечественные записки». Находясь на дипломатической работе, он побывал во многих странах мира, немало поездил и по России. Свиньин избрал уникальную роль художника-писателя: местности, где он путешествовал, описывал не только пером, но и зарисовывал, называя свои поездки «живописными путешествиями». Этнографические очерки Свиньина вышли после его смерти, под заглавием «Картины России и быт разноплеменных ее народов».
Во времена Ивана Грозного над Россией нависла гибельная опасность татарского вторжения. Крымский хан долго готовил большое нашествие, собирая союзников по всей Великой Степи. Русским полкам предстояло выйти навстречу врагу и встать насмерть, как во времена битвы на поле Куликовом.
Поздней осенью 1263 года князь Александр возвращается из поездки в Орду. На полпути к дому он чувствует странное недомогание, которое понемногу растёт. Александр начинает понимать, что, возможно, отравлен. Двое его верных друзей – старший дружинник Сава и крещённый в православную веру немецкий рыцарь Эрих – решают немедленно ехать в ставку ордынского хана Менгу-Тимура, чтобы выяснить, чем могли отравить Александра и есть ли противоядие.