Старшая сестра - [8]

Вынесли знамена. Мы стоим под знаменами… Неужели этого никогда больше не будет в нашей жизни? Неужели никогда!…

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Прошло еще два года. В знакомой нам комнате признаки возросшего благополучия. Лида чертит. Надя читает. Здесь же Ухов, поглядывает на племянниц, удовлетворен.

ЛИДА (довольная ходом своей работы, болтает). Я говорю… Как правило, задачки по теории механизмов мальчишки решают девчонкам. Уникальный случай, когда, наоборот, Димка за помощью обратился ко мне. На первом курсе я перед ним преклонялась, а на четвертом поняла, что он дурак. Не в фигуральном смысле, а просто дурак. Это было для меня открытие.

НАДЯ. Не мешай.

ЛИДА. Что читаешь?

НАДЯ. "Робинзона Крузо".

ЛИДА. Нам ее во время войны читали – как он пищу себе добывал, очень было злободневно.

НАДЯ. Что-то ты развеселилась не к добру.

ЛИДА. У меня такая установка: когда солнце есть и я его вижу – мне хорошо. Мне плохо, если солнце есть, а я его не вижу. (Накрыла чертеж газетой.) Здесь ничего не трогать.

НАДЯ. Куда?

ЛИДА. Договорилась с Кириллом, куда-нибудь сходим.

НАДЯ. Втроем, или у тебя тоже пара?

ЛИДА. Какая разница, втроем, впятером…

УХОВ. В наше время это не имело значения, теперь другое дело.

ЛИДА. Между прочим, дядя, я вам давно хотела сказать. Профессор Кашкин прочитал

его работу, от восторга ходил по потолку. Он сказал, что это будет напечатано в

"Докладах Академии наук". Он сказал, что Кира закрыл целый раздел.

УХОВ. Закрыл?

ЛИДА. Закрыл – значит, исчерпал. Это хорошо.

УХОВ. Молодчина, можно только удивляться. А какие были вывихи у мальчишки.

ЛИДА. Что делать, в юности часто против чего-то протестуют, стремятся во что бы

то ни стало утвердить свою личность. Но бывали случаи, когда именно такие вот

отчаянные потом приносили человечеству пользу.

УХОВ. Побольше бы пользы, поменьше бы странностей… Какая у него жена, ничего?

ЛИДА. Ничего.

УХОВ. Как на внешность?

ЛИДА. Терпимо.

УХОВ. Все-таки какой он оказался оперативный. Сколько же времени он с ней гулял?

ЛИДА. Не знаю.

НАДЯ. Нашли тему для разговора, надоело.

УХОВ. Что ты злишься? Все время готова на кого-то обидеться. Хуже всего постоянное уныние без особых на то причин. Что тебя угнетает, скажи!

НАДЯ. У меня пониженное давление.

УХОВ. Сейчас повысится. Знаешь, зачем я к тебе пришел?

НАДЯ. Зачем?

УХОВ (достает из бокового кармана пачку денег). Вот что я тебе принес. Все твои десятки, как в банке.

НАДЯ. Дядя Митя, я не для того вам давала, чтоб вы возвращали. Мы вам столько должны, деньгами не расплатишься.

УХОВ (тронут). Возьми, будет тебе на приданое. Мне много денег не нужно, с меня довольно ставки. Мне нужно только доброе отношение. Моя беда, что у меня нет собственных детей. Сначала боялся, что рано, потом боялся, что поздно, потом вопрос отпал сам собой. Так что у меня не осталось другого выхода, как полюбить вас. (Сунул деньги ей в сумку, поцеловал в щеку.) Веселей! Теперь вы встали на ноги, я хожу к вам, на вас радуюсь.

Звонок в дверь. Лида открыла. Это Кирилл.

КИРИЛЛ. Здравствуйте.

УХОВ. Мое почтение.

ЛИДА (надела пальто). Мы сразу пойдем.

УХОВ. Что такое? Как ты принимаешь гостя! А мы его не отпустим. Разденься, проходи. (Провел Кирилла в комнату.) Почему без жены, зачем прячешь ее от нас? В другой раз приходи с женой, а то не пустим.

КИРИЛЛ. Постараюсь.

УХОВ. Слушай, ты на каком курсе, на четвертом? И уже печатаешь труды? Силен.

ЛИДА. Только не захваливайте, он зазнается. Он, кажется, имеет к этому склонность.

НАДЯ. Пойдемте, дядя Митя.

УХОВ. Куда, я только что пришел!

ЛИДА. Надя, мы сейчас уходим.

НАДЯ. Сидите. Чем дрожать в парадном. Поесть захотите – в буфете.

УХОВ. Постой, почему в парадном, не понимаю…

НАДЯ. Потом поймете.

УХОВ. Но все-таки!

НАДЯ. Надоело. Надоело. (Вышла, хлопнула дверью.)

Ухов постоял в замешательстве, вышел за ней. Лида стоит в пальто у стены. Кирилл – в другой стороне комнаты. Они не подходят друг к другу и теперь. Между тем за окном начинает смеркаться.

ЛИДА. Обыкновенный осенний день. Потом забудется, как другие осенние дни… А может быть, мы сами себя обманываем. Конечно, мы друг другу нужны. Совсем не видеться мы бы, наверно, не смогли. И вот, чтобы удержать друг друга, чтобы не потерять, мы скорей говорим старое надежное слово "люблю". А это не любовь. Это, может быть, даже лучше, сильнее, но просто этому еще не придумали названия.

Кирилл не отвечает.

Ты со мной согласен?

КИРИЛЛ. Нет.

ЛИДА. Это было, конечно, ты меня любил, я знаю. Но сейчас – совсем другое.

Когда-нибудь мы вспомним и сами будем смеяться… Ты что-то сказал?

КИРИЛЛ. Нет.

ЛИДА. Но ты ни в чем не виноват. Тебя отсюда прогнали. Потом тебе кто-то понравился, это естественно. Ты женился. Ты же ничего не знал. Ты даже не знал, что мы еще встретимся!

КИРИЛЛ. Отвратительное положение. Я ненавижу вранье. Я почти никогда не врал, помнишь, в школе я попадал из-за этого в дурацкие истории. То же самое в институте. И вдруг я начал систематически врать. То есть не врать, меня никто ни о чем не спрашивает, просто вести двойную жизнь, как шпион, работающий на два государства. Мне тошно, я хочу заорать во всю глотку – я виноват, казните меня! Но что делать, я не могу откладывать это все на другую жизнь, ее не будет. Я никому ничего не могу сказать. Почему? Потому что я подонок? Нет, потому что мне жалко ее. Я вынужден слушать, как ты несешь какую-то околесицу о любви и дружбе, и не могу захохотать, потому что мне тебя тоже жалко…