Старшая сестра, Младшая сестра, Красная сестра. Три женщины в сердце Китая ХХ века - [74]

Живя в плену и не имея почти никакой надежды вырваться из него, юноша развивал силу духа и терпеливо выжидал. Он отдалился от троцкистской организации, в которую входил в студенческие годы, и добровольно вступил в ряды Коммунистической партии Советского Союза. Во время службы в Красной Армии он показал себя с положительной стороны. Благодаря этому ему разрешали находиться среди русских, а не держали в тюрьме, однако где он должен был жить, определяла Москва[389].

В октябре 1930 года, когда Мэйлин и Айлин завели с Чан Кайши разговор о возвращении сына в Китай, Цзинго направили работать на один из московских заводов. Рабочий день длился с восьми утра до пяти вечера. У Цзинго, не привыкшего к тяжелому физическому труду, распухали руки и ныла спина, он мучился от постоянных болей и усталости. Продукты питания были в дефиците и стоили очень дорого; ему не хватало на них денег, и он страдал от недоедания. «Зачастую мне приходилось идти на работу голодным», – вспоминал Цзинго. Чтобы заработать больше денег, Цзинго трудился сверхурочно – его рабочий день мог затянуться до одиннадцати часов вечера. Стиснув зубы, Цзинго говорил себе, что «тяжелый труд – это отличный способ приучить себя к дисциплине».

После работы на заводе Цзинго отправили проводить «трудовые реформы» в подмосковную деревню. Там он научился пахать, спал в сарае, который даже крестьяне считали непригодным для ночлега. Глядя на деревенские пейзажи, Цзинго со слезами на глазах вспоминал зеленые рисовые поля вокруг родного поселка[390].

Чан Кайши очень скучал по сыну, ведь он понимал: для Цзинго жизнь в руках Сталина – настоящий ад. Все эти годы Чан Кайши писал в своем дневнике о том, как он тоскует по Цзинго, который был его единственным родным сыном. После выкидыша Мэйлин не могла забеременеть, и, хотя Чан Кайши усыновил еще одного ребенка, Вэйго, его родным сыном и наследником был только Цзинго. Для китайского мужчины особенно важно иметь наследника мужского пола. Одно из самых страшных проклятий в Китае звучало так: «Чтоб у тебя не было наследника!» Это считалось самым большим горем для родителей, и Чан Кайши, одержимый любовью к матери, скорбел по ней тем сильнее, чем мучительнее страдал из-за разлуки с сыном.

В 1930 году между Китаем и Советским Союзом все еще шел спор из-за КВЖД – Китайско-Восточной железной дороги. Вопрос был крайне животрепещущим: годом ранее между СССР и Китаем разгорелся вооруженный конфликт, дипломатические отношения были разорваны[391]. Айлин предложила: возможно, Чан Кайши следует согласиться на уступки относительно железной дороги, чтобы вернуть сына? Первого ноября Чан Кайши записал в своем дневнике: «Старшая сестра и моя жена не забыли о моем сыне Цзинго. Я так тронут». Впрочем, к совету Айлин он не прислушался. С его точки зрения, требования Москвы граничили с посягательством на суверенитет Китая[392]. Согласиться на эти условия – значит вызвать негодование общественности. Однако мысль о сделке с Москвой ради спасения сына запала Чан Кайши в душу. Он пришел к выводу, что должен хорошенько подумать и разработать план. «Не нужно пытаться решить этот вопрос второпях», – отметил он в своем дневнике[393].

Через год Москва сама предложила обмен. В Китае был арестован и вместе с женой брошен в шанхайскую тюрьму глава оперативного управления Коминтерна на Дальнем Востоке, действовавший под псевдонимом Хилари Нуленс. Эти люди много знали, и Москва стремилась вызволить их как можно быстрее. Чтобы добиться от Нанкина освобождения заключенных, СССР обратился за помощью к ряду всемирно известных деятелей, в числе которых был даже Альберт Эйнштейн. Свою лепту внесла и Красная сестра. Именно Цинлин в декабре 1931 года передала Чан Кайши предложенный Москвой план обмена заложниками[394]. Чан Кайши отверг его. Такая сделка казалась ему совершенно неприемлемой. Арест двух агентов стал громким событием и привлек пристальное внимание общественности. Судебный процесс над супругами проходил открыто, их приговорили к смертной казни (которую заменили на пожизненное тюремное заключение). Любой переговорный процесс погубил бы репутацию Чан Кайши, поскольку сохранить конфиденциальность в тех обстоятельствах было нереально.

Предложение Москвы вызвало бурю эмоций в душе генералиссимуса. Теперь стало совершенно очевидно: Цзинго держат в заложниках, и вернуть его можно, только если чрезвычайно дорого заплатить. Вполне вероятно, в будущем возникнут еще какие-нибудь требования. О своих переживаниях Чан Кайши писал в дневнике: «Последние несколько дней желание увидеться с сыном стало нестерпимым. Как я посмотрю в глаза своим родителям, когда умру?»; «Мне снилась моя покойная мать, я дважды со слезами звал ее. А когда проснулся, понял, как сильно по ней скучаю. Я страшно провинился перед ней»; «Я плохой сын своей матери и не проявляю должной любви к моему сыну. Мне кажется, что я недостойный человек, я желаю, чтобы земля разверзлась и поглотила меня»[395].

Именно в это время «крот» Шао Лицзы потерял своего сына, которого когда-то привез в Москву вместе с Цзинго. С тех пор сын Шао Лицзы успел вернуться в Китай, а затем отправился в Европу. Его застрелили в номере отеля в Риме. Шао Лицзы и его родные были убеждены, что убийство совершили агенты Чан Кайши.