Старшая сестра, Младшая сестра, Красная сестра. Три женщины в сердце Китая ХХ века - [60]
Чан Кайши разгромил войска Пекинского правительства и вошел в Северную столицу 3 июля 1928 года. Был введен режим Гоминьдана, столицей объявили Нанкин, а сам генералиссимус стал председателем Национального правительства.
Эпоха демократических преобразований в Китае завершилась. Этот период, с 1913 по 1928 год, историки нередко представляют в негативном свете и называют временем «борьбы милитаристов». В действительности самые продолжительные и серьезные войны вели не милитаристы, а Сунь Ятсен и Чан Кайши. Войны милитаристов шли с меньшим размахом, заканчивались гораздо быстрее и вызывали не столь масштабные потрясения. Для гражданских лиц жизнь текла своим чередом, если только они не попадали под перекрестный обстрел. И самое главное: после раскола между милитаристами возобновились попытки создать в стране режим парламентской демократии. Например, один из последних противников Чан Кайши, маршал У Пэйфу, был известен своей приверженностью демократии[299]: покидая политическую арену, он произвел денежные выплаты сотням членов парламента, которые находились в Пекине, – У Пэйфу надеялся, что выиграет войну и парламент вновь будет созван. Победа Чан Кайши остановила движение Китая по пути демократического развития и направила страну в сторону откровенной диктатуры.
Чан Кайши установил диктаторский режим и перенял некоторые ленинские «методы борьбы»[300] – советскую модель организации партии, пропаганду и механизмы контроля, – однако, по словам Бородина, не признавал коммунизм и не собирался строить тоталитарное государство, в отличие от Мао Цзэдуна, который в дальнейшем сверг его. При генералиссимусе страна сохранила много прежних свобод. И хотя Мэйлин не вмешивалась в политику, ее влияние явно ощущалось в том, что диктатор принимал более гуманные решения.
Главной проблемой для Чан Кайши стало отсутствие легитимности. Все его предшественники, возглавлявшие Китайскую Республику, были избраны, хотя некоторым из них выборы создали немало проблем. Однако, захватив власть, Чан Кайши не сумел завоевать сердца и умы населения, его не признавали освободителем. Его армию, маршировавшую по улицам Пекина, встречали «зловещим молчанием» и бесстрастными выражениями лиц, как отмечал один наблюдатель[301]. Репутация пекинских лидеров была достаточно высока. Успех Чан Кайши не убедил людей и в его военном таланте. Многие считали, что Пекин сокрушила советская военная мощь, а не Чан Кайши. И неохотно соглашались с тем, что именно он избавил свою партию от влияния русских. Кое-кто из однопартийцев открыто выступал против контроля Москвы, в то время как Чан Кайши делал вид, будто он на ее стороне. С точки зрения этих людей, генералиссимус был оппортунистом.
Чан Кайши провозгласил себя преемником «отца китайской нации» и возвысил Сунь Ятсена до уровня божества. На свадьбе Чан Кайши повесили гигантский портрет Сунь Ятсена, а по бокам от него – знамя Гоминьдана и флаг страны, которой Чан Кайши намеревался править. Флаг Китая, по сути, представлял собой копию партийного знамени на красном фоне, символизируя мечту Сунь Ятсена о господствующем положении его партии в стране. Все гости (и новобрачные в том числе) трижды кланялись портрету Сунь Ятсена: так сложился ритуал, который стал неизменно повторяться на всех церемониях в Китае.
Стоит заметить, что в глубине души генералиссимус отнюдь не считал Сунь Ятсена божеством. Как-то раз, оставшись наедине с Мэйлин и Старшей сестрой, Чан Кайши заговорил о том, что политика Сунь Ятсена в отношении Советской России привела бы к тому, что и партия, и страна оказались бы захвачены коммунистами и были бы обречены, если бы он, Чан Кайши, не спас положение с помощью хитроумного хода[302]. Однако обожествление Сунь Ятсена было выгодно ему по политическим мотивам.
Кроме того, идеология Сунь Ятсена была необходима режиму Чан Кайши. Сунь Ятсен разработал доктрину, которую назвал «три народных принципа», подражая известному высказыванию Авраама Линкольна «власть народа, волей народа, для народа». Если коротко и приблизительно, этими принципами были национализм, народовластие и народное благосостояние. Лозунгам была присуща такая же неопределенность и переменчивость, как и подлинным убеждениям Сунь Ятсена. Во время съемок трехминутного сюжета для английской новостной программы Чан Кайши, его переводчик и Мэйлин абсолютно по-разному трактовали эти тезисы. Первая леди должна была объяснить, как благодаря воплощению принципов Сунь Ятсена в жизнь китайские женщины освободились от дискриминации. Текст был настолько невнятным, что ей пришлось буквально зазубрить свои реплики. В итоге, изложив свое видение роли женщин в Китае, Мэйлин застряла на вопросе о якобы великом вкладе Сунь Ятсена и никак не могла вспомнить, что должна сказать. Запинаясь, она пролепетала: «Доктор Сунь дал женщинам экономическую… и… экономическую… и…» – и растерянно умолкла. Со смущенным, но милым смешком она повернулась к мужу, который заметно встревожился и принялся что-то шептать ей на ухо. И она договорила: «…дал женщинам экономическую и политическую независимость»
