Старшая сестра, Младшая сестра, Красная сестра. Три женщины в сердце Китая ХХ века - [51]

Говоря об ужинах, Мэйлин отмечает: «Я была так занята. В последние две недели выдался один-единственный вечер, когда мы не устраивали званые ужины или не были приглашены на них!» После ужина, пишет Мэйлин, «мы обычно отправляемся прокатиться на машине или в экипаже, или же на прогулку пешком, или в театр». «К нам сюда приезжала русская опера, и я побывала на шести или семи разных постановках». Китайский театр она так и не полюбила и описывала его как «скрежет зубами и ногтями». Часто случались длинные ночные поездки. «И разумеется, мы никогда не возвращались домой раньше полуночи. Что же тут удивительного, если я устала?»

О проблемах, которые беспокоили купавшуюся в роскоши Мэйлин, можно судить на примере этого письма: «Мы заказали автомобиль “Бьюик”, но, на беду, ближайшие поставки ожидаются не раньше следующей недели». Однажды Мэйлин обнаружила у себя на лице воспаление. Это была настоящая катастрофа: «Ты себе представить не можешь, как я расплакалась исключительно от переживаний… Но уже к концу этой недели я смогу побывать на вечеринке!» «С тех пор как я заперлась в четырех стенах, жизнь стала скучной – скука, скука! Меня охватывают настолько беспричинные и неудержимые вспышки гнева, что порой мне кажется, будто я схожу с ума».

Увеселения в Шанхае устраивались с размахом: прием на тысячу с лишним человек, свадьба на четыре тысячи гостей. «Я развлекаюсь вовсю… Совесть грызет меня лишь иногда, когда я думаю, как мало времени провожу с матушкой… Ты, наверное, уже считаешь меня легкомысленным мотыльком».

Это счастливое время вскоре закончилось: в мае 1918 года, меньше чем через год после возвращения Мэйлин на родину, умер Чарли, отец семейства. Он страдал болезнью почек. В последние недели жизни Чарли Мэйлин ухаживала за ним, как опытная сиделка, не скупясь на заботу и ласку. Каждый вечер она делала отцу массаж с оливковым маслом, так как кожа у него стала сухой, словно пергамент. Когда Чарли лежал в больнице, днем с ним находилась жена и другие члены семьи, а Мэйлин проводила с ним ночи. Глядя на отекшее лицо отца, пока он спал, Мэйлин думала, что «это почти невыносимо».

Когда врачи объявили, что вероятность выздоровления Чарли не превышает двадцати процентов, жена, несмотря на их возражения, перевезла его домой. Она принадлежала к миссии апостольской веры, последователи которой верили в исцеляющую силу молитвы и день и ночь молились в доме Чарли.

После смерти Чарли его жена устроила тихие и простые похороны, о которых известили только самых близких друзей. Чарли похоронили на новом иностранном кладбище, где супруги Сун купили достаточно большой участок, чтобы его хватило для всех членов семьи. Чарли первым из них упокоился на кладбище, которое со временем стало престижным. Для Мэйлин это служило утешением: «он любил всегда быть первым, так что я уверена: если бы он узнал, то остался бы очень доволен».

Мэйлин долго скорбела по отцу: «Мне кажется, со смертью отца наша семья перестала быть настоящей – все мы ужасно тоскуем по нему, он был таким компанейским». «Он был для нас замечательным отцом! И мы любим его, несмотря на то что его больше нет с нами».

До конца своих дней Мэйлин сожалела о том, что провела с отцом лишь несколько месяцев после десяти лет разлуки[253]. Эти мысли и тот факт, что в подростковые годы ей недоставало домашнего тепла, сделали ее любовь к семье особенно пылкой. Когда Мэйлин было чуть больше двадцати лет, она поняла: «…Друзья – это прекрасно, но помни: когда тебе на самом деле тяжело, только родные тебя поддержат. Услышав такие слова от меня, от человека, значительная часть жизни которого прошла на расстоянии тысяч миль от родных, ты можешь засомневаться в моей искренности. Но, честное слово, ты убедишься, что я права».

Двоюродная сестра Мэйлин, также вернувшаяся из Америки, сочла жизнь в своей семье невыносимой. Мэйлин опять проявила не свойственную ее возрасту зрелость суждений: «Думаю, вся беда в одном: ее родные и сама она слишком многого ожидали друг от друга… Как разительно ее возвращение домой отличается от моего. Мои родные приняли меня как данность, со всеми достоинствами и недостатками. И хотя мы не всегда сходимся во мнениях, мы уважаем друг друга и идем на уступки».

Свою мать Мэйлин воспринимала как человека, сделавшего их семью такой, какой она стала: «Не каждому выпадает удача иметь такую хорошую мать, как у меня. Она в самом деле так усердно заботится обо мне, что каждый день я испытываю стыд за свое поведение».

Госпожа Сун любила Мэйлин так, как способна любить только невероятно сильная духом мать. Она решилась отправить свою маленькую дочь за океан на целых десять лет ради превосходного образования, но все эти годы госпожа Сун безумно скучала по Мэйлин. Приехав в Шаньси, чтобы навестить старшую сестру, Мэйлин писала Эмме: «В самой глубине души матушка не хотела отпускать меня, но вместе с тем не желала и становиться у меня на пути». «Матушка так боится, что сестра уговорит меня погостить подольше. Бедняжка! Без меня ей будет одиноко». «Матушка так добра ко мне и полагается на меня настолько, что мне в самом деле ненавистна мысль о том, чтобы оставить ее». Китайские традиции предписывали родителям следить за тем, чтобы дети полнели, поэтому, когда Мэйлин сбросила вес, ее мать отреагировала соответствующим образом: «Матушка позапрошлым вечером плакала и говорила, что ей больно видеть меня такой бледной и чахлой». На самом деле снижение веса было намеренным. Младшая сестра, беспокоясь о своей фигуре, за несколько месяцев похудела с 59 до 48 килограммов и заметно постройнела (ее рост составлял около 160 сантиметров, но она казалась гораздо выше)