Старшая сестра, Младшая сестра, Красная сестра. Три женщины в сердце Китая ХХ века - [110]
Цинлин относилась к эпатажному поведению Иоланды снисходительно. И не осуждала Иоланду за то, что она, «ослепленная… рассказами о том, как роскошна жизнь в США», подражает западному стилю жизни. Они с Иоландой даже дразнили друг друга словом «любовь», которое в те годы было под запретом. Увидев однажды, как Цинлин рассматривает фотографию молодого Сунь Ятсена, Иоланда воскликнула: «Ух ты! Господин Сунь был такой симпатичный. Если бы я жила тогда, я бы тоже за ним увивалась». Цинлин, вспыхнув от гордости, ответила: «Ты опоздала, он достался мне! Этот мужчина мой. И теперь тебе его не видать»[625]. Иоланда заметила: когда Цинлин говорила о Сунь Ятсене, она вела себя как юная влюбленная девушка. Возможно, после того как рана от потери собственного ребенка затянулась и Цинлин стала приемной «матерью», она вновь ощутила любовь к умершему мужу.
У Иоланды было много поклонников, и Цинлин тревожилась за нее как за родную дочь. Молодая женщина словно выставляла напоказ свою сексуальность: ее свитера всегда были обтягивающими и слишком явно демонстрировали ее пышную грудь. Цинлин вздыхала: «Надеюсь, скоро кто-нибудь достойный возьмет на себя это бремя – и мне не придется больше опекать ее, как наседке! От постоянных телефонных звонков у меня голова раскалывается. Наверное, это из-за нее [Иоланды] я так часто покрываюсь сыпью»[626].
В 1980 году Иоланда вышла замуж. Ее избранником стал франтоватый актер на четырнадцать лет старше нее. Цинлин совсем не так представляла себе мужа Иоланды и не одобрила этот брак, однако ни слова не сказала против. Накануне свадьбы Цинлин попросила Иоланду: «Только одного не следует терпеть ни секунды: если он тебя ударит, даже если просто даст пощечину, разводись с ним немедленно и возвращайся домой». Чтобы отметить свадьбу, Цинлин устроила чаепитие, на которое разослала красные приглашения с золотыми иероглифами. Иоланда в белом ципао и фате выглядела ослепительно. Сердце Цинлин переполняли противоречивые чувства, внезапно она покинула комнату. Иоланда поспешила за ней, Цинлин обернулась и сжала руку новобрачной. Из глаз мамы-тайтай текли слезы.
Здоровье Цинлин уже было не таким крепким, как прежде, и после свадьбы Иоланды она в течение нескольких месяцев проходила всестороннее обследование. Особых проблем у нее не выявили. Цинлин грустно говорила Анне Ван: «Наверное, психологические проблемы серьезнее». Она все так же переживала за Иоланду. Мама-тайтай помогла молодоженам приобрести квартиру в одной из новых многоэтажек, построенных в начале 1980-х годов; по тем временам это была роскошь. На протяжении достаточно длительного периода в Китае строилось мало жилья, а между тем подросло целое поколение, которое теперь создавало семьи и заводило детей. За квартиры в новых многоэтажках шла настоящая борьба. Дома возводились наспех, комнаты были крошечными, а полы – голыми бетонными, к ужасу Цинлин. Лифт выключали в девять вечера. Квартира молодоженов была на восемнадцатом этаже, и когда они работали допоздна и возвращались домой в три часа ночи, подниматься приходилось по лестнице. Как только они вселились в новую квартиру, Цинлин начала думать о том, чтобы подыскать молодоженам жилье получше и побольше[627].
Мама-тайтай всячески опекала и вторую приемную дочь, Юнцзе. Цинлин нашла ей место в военном госпитале, но вскоре выяснилось, что у девочки нет желания изучать медицину: ей поручили бумажную работу, и она целыми днями переписывала документы. Цинлин посчитала эту работу каторгой, которая к тому же испортила зрение Юнцзе. Друзьям Цинлин писала: «Не верьте злостным слухам, которые распускают их [двух сестер] враги. Я люблю их, я готова ради них на все и не допущу, чтобы зависть испортила им будущее». Вновь прибегнув к своим связям, она устроила Юнцзе в престижный Пекинский институт иностранных языков – изучать английский. В 1979 году Юнцзе выиграла стипендию и отправилась учиться в Америку. Для того чтобы собрать Юнцзе в дорогу, Цинлин прилично потратилась. Она продала меха, доставшиеся ей от матери, и несколько бутылок коллекционных вин, унаследованных от отца. Юнцзе даже еще не успела уехать, а Цинлин уже скучала по ней и планировала уговорить дочь приехать на летние каникулы[628].
В 1980 году Цинлин навестил Гарольд Айзекс – активист, сотрудничавший с ней в начале 1930-х годов. После встречи с Цинлин он писал: «Было столько всего, о чем я надеялся ее расспросить», однако «она явно собиралась вести разговор так, как хотелось ей, и на низком столике рядом с ней уже лежала приготовленная стопка фотографий». Это были снимки Иоланды и Юнцзе. К удивлению Айзекса, некогда знаменитая «китайская Жанна д’Арк» завела с ним «совершенно родительский разговор». «Я хочу рассказать вам о моей семье», – сказала она. И заговорила о свадьбе Иоланды и о том, как Юнцзе, ненадолго приехавшая из Америки, умело все организовала. «Она говорила об Иоланде с болью материнской утраты, а о Юнцзе – с возвышенной материнской гордостью», – отмечал Айзекс[629]. Цинлин попросила Айзекса отвезти Юнцзе, в то время учившейся в Тринити-колледже в Хартфорде, посылку с журналами.
