Старожил - [10]

Шрифт
Интервал

«Тук-тук-тук!» — долбит кто-то у Андрея над головой.

Андрюшка видит, как какой-то парень, оседлав стремянку, на глазах у всех, среди бела дня, отрывает дощечку с названием: «улица Андрея Крутикова».

— Эй! Ты что! — кричит Андрюша.

Парень глянул вниз и продолжает свое дело.

— Кто разрешил? Мешает она тебе? — орет Андрей.



Парень рывком отрывает дощечку и бросает на асфальт. Не спеша спускается.

— Я… я милицию сейчас! — наступает Андрей.

— Дыши носом! — спокойно произносит парень. — Если хочешь знать, есть постановление Горсовета — сменить! Вот так!

И парень как ни в чем не бывало принимается копаться в сумке с инструментами.

— Сменить? — повторяет Андрей.

Он стоит, как громом пораженный. И понимает, что парень его не обманывает. Куда девался весь его бравый вид! Он как-то сжался, поник. Тихо поплелся к дому…

Если бы Андрюша остался еще на минуту, он бы увидел, как парень вынул из ящика дощечку. Сверкающую, эмалированную. Белым по синему четкая надпись: «улица Андрея Крутикова». И, обтерев рукавом, парень полез прилаживать ее на место старой.

Но Андрей ничего этого не видит.

…И вот сейчас он сидит за столом, обхватив голову руками. Перед ним — письмо.

«Папа и мама и бабушка! Пожалуйста, меня не ищите, потому что все равно не найдете. Я знаю, что сам во всем виноват, но жить в этом городе больше не могу. Но вы не беспокойтесь, я не погибну, а когда стану настоящим человеком, то сообщу свой адрес. До свидания. Андрей».

Андрюша стаскивает со шкафа вещевой мешок. Встряхивает его. Чихает. В мешок засовываются учебники, шапка-ушанка, трусы и майка, пересыпанные нафталином валенки, отцовская телогрейка, фотография всей семьи Крутиковых.

Потом из тайника извлекается коробка из-под «Казбека». На крышке чернилами написано: на фотоаппарат.

Андрюша пересчитывает свои сбережения.

Тихо-тихо приоткрыл Андрюша дверь в комнату бабушки. Там темно. Андрюша закрывает дверь, взваливает на плечи мешок и выходит в темный коридор.

Он шмыгает носом, всхлипывает. Не легко все-таки покидать родительский дом.

В этот поздний час улица пуста. Гулко раздаются шаги беглеца. Он шагает не поднимая головы. Тяжелый мешок сползает, то и дело его приходится подтягивать. Тень, свет, тень, свет… Это Андрюша переходит от дома к дому. И у каждого дома горит лампочка, как раз над табличкой с названием улицы. Но Андрюша не поднимает глаз. Наверное, там уже другое имя, имя более достойного человека…



Последний угловой дом. Если не взглянуть и сейчас, так, пожалуй, никогда и не узнаешь, как же теперь называется улица. И Андрей поднимает голову. Сияет новая табличка: «Улица Андрея Крутикова».

Андрюша протирает глаза. Нет, ему не снится. «Улица Андрея Крутикова».

Андрей бежит к соседнему дому. И там новая табличка. Еще один дом. И там тоже.

И тогда мешок взлетает в воздух — тяжелый мешок со всем имуществом. Взлетает и шмякается на мостовую. А на мешок садится счастливый Андрюшка.

* * *

Улица.

Лева Пелевин стоит у ворот нового дома. И, как пограничник с плаката, из-под руки смотрит на дорогу.

А во дворе на крыльце загорает вся бригада Крутикова. Носы нацелены на солнце, глаза зажмурены.

— Едут, едут! — бежит через двор Лева.

В ворота въезжает грузовик, нагруженный мебелью. На самом верху, держась за ножки стола, сидит Зина. Грузовик подрулил к парадной. Из кабины вышла учительница.



Крутиков скомандовал тихо: «Раз, два», и вся бригада крикнула в один голос:

— Анна Васильевна, с но-во-сельем!

— Спасибо, мальчики!

— Анна Васильевна можно разгружать?

— Что вы, ребята… Вещи тяжелые… Сейчас придут рабочие…

— Анна Васильевна, у нас уже опыт… Мы целый корпус вселили, — говорит Андрюша.

И, не дожидаясь согласия, командует:

— Разгружай!

Бригада набрасывается на грузовик, отвалились борта, ребята разбирают связки книг, стулья, горшки с цветами.

К грузовику подходит Боря.

— Андрюша, на минуту…

— Ты чего опоздал? — подбегает к Борису Андрей.

— Мы уезжаем… — грустно произносит Боря.

— Куда уезжаем?

— В Кузьминку. Завтра… Весь цирк.

— Эх! Столько занимались! — вздыхает Андрюшка.

Мальчишки садятся на ящики. Молчат.

— Попроси, чтобы тебя оставили. У вашего главного. Хоть на три дня.

— Просил.

— Ну и что?

— У меня же номер! — разводит руками Борис.

— Ну и что! Номер! Ты ведь не только артист, ты еще школьник. Должны тебе создать условия для учебы?

Боря молчит.

— Слушай! Я знаю, что делать… Ты только скажи — хочешь остаться до конца занятий? Хочешь?

— Конечно, хочу!

— Тогда пошли! — вскакивает Андрюшка.

— Куда, Андрюша?

— Идем, я знаю, куда…

* * *

…Дощечка на двери: «Председатель».

Андрюшка робко входит в приемную.

Секретарша стучит на машинке.

Распахивается дверь, и в приемную заходит толстяк с портфелем.

— У себя? — спрашивает он секретаршу, кивая на обитую клеенкой дверь.

— Да! Там совещание…

— Доложите, Сурков! По личному!

И толстяк шлепает портфель на стул. Садится. Андрей подходит к секретарше.

— Доложите, Крутиков…

Из кабинета председателя выходит сразу несколько человек. Спорят о чем-то между собой. Секретарша идет в кабинет. И когда появляется снова, смущенно произносит:

— Крутиков, войдите…

Андрюша входит в кабинет.

— Здравствуй, герой! Зачем пожаловал? — спрашивает председатель.


Рекомендуем почитать
Два лета

Этим летом Саммер Эверетт отправится в Прованс! Мир романтики, шоколадных круассанов и красивых парней. На Юге Франции она познакомится с обаятельным Жаком… Или она останется дома в Нью-Йорке… Скучно? Едва ли, если записаться на курс фотографии вместе с Хью Тайсоном! Тем самым Хью Тайсоном, в которого она давно влюблена. Этим летом Саммер будет невероятно счастлива… и невероятно разбита. Ведь от себя не убежишь, как и от семейных секретов, которые ей предстоит раскрыть.


Фрэдина-вредина

Когда в последнее сентябрьское воскресенье Вика с отцом отправилась погулять в центр города, ей даже в голову не могло прийти, что домой она вернется гордой хозяйкой самого лучшего в мире пса — рыжего боксерчика Фрэда с висячими бархатными ушками…


Дети лихолетья

В августе 42-го герои повести сумели уйти живыми из разбомбленного города и долгие месяцы жили в эвакуации, в степном заволжском селе. Но наконец в апреле 1943-го сталинградские дети стали возвращаться в родной дом и привыкать к мирной жизни — играть, дружить, враждовать, помогать друг другу и взрослым.


Встретимся на высоте

«Встретимся на высоте» — третья книга тюменской писательницы для подростков. Заглавная повесть и повесть «Починок Кукуй», изданные в Свердловске, уже известны читателю, «Красная ель» печатается впервые. Объединение повестей в одну книгу не случайно, ибо они — о трех юных поколениях, неразрывно связанных между собою, как звенья одной цепи. Тимка Мазунин в голодные двадцатые годы вместе с продотрядом заготавливает хлеб в глухих деревнях одной из уральских волостей и гибнет от рук злобствующих врагов.


Я хотел убить небо

«Я всегда хотел убить небо, с раннего детства. Когда мне исполнилось девять – попробовал: тогда-то я и познакомился с добродушным полицейским Реймоном и попал в „Фонтаны“. Здесь пришлось всем объяснять, что зовут меня Кабачок и никак иначе, пришлось учиться и ложиться спать по сигналу. Зато тут целый воз детей и воз питателей, и никого из них я никогда не забуду!» Так мог бы коротко рассказать об этой книге её главный герой. Не слишком образованный мальчишка, оказавшийся в современном французском приюте, подробно описывает всех обитателей «Фонтанов», их отношения друг с другом и со внешним миром, а главное – то, что происходит в его собственной голове.


Дорога стального цвета

Книга о детдомовском пареньке, на долю которого выпало суровое испытание — долгая и трудная дорога, полная встреч с самыми разными представителями человеческого племени. Книга о дружбе и предательстве, честности и подлости, бескорыстии и жадности, великодушии и чёрствости людской; о том, что в любых ситуациях, при любых жизненных испытаниях надо оставаться человеком; о том, что хороших людей на свете очень много, они вокруг нас — просто нужно их замечать. Книга написана очень лёгким, но выразительным слогом, читается на одном дыхании; местами вызывает улыбку и даже смех, местами — слёзы от жалости к главному герою, местами — зубовный скрежет от злости на некоторых представителей рода человеческого и на несправедливость жизни.