Старопланинские легенды - [111]

Теленок был чистенький, розовый. Вылизанный материнским языком, он успел уже окрепнуть. Мордочкой и черными глазками это существо походило на косулю, а его взгляд, не выражающий ни страха, ни мысли, напоминал взгляд очень маленького ребенка. Поднявшись и покачиваясь на тонких, с черными, чистыми копытцами ножках, он подошел к матери и, задрав голову, приготовился сосать. Корова издала короткое мычанье и опять лизнула его.

— Бычок, бычок! — говорил Ерофим. — Ух, какой работник из него получится, когда он вырастет. Правда, Марин, а? Хорош. Хотя и от первотелки, а крепенький. Слава богу, что его не сожрал волк.

Посмотрев на корову, он добавил:

— Хотя что ему волк? У него вон какая здоровая мать. Она любого волка ногами затопчет, рогами забодает.

Марин, покачав головой, усмехнулся.

— Ну, волки-то видали и пострашнее ее, — сказал он.

Отбросив полено, с которым он все еще не расставался, Марин просунул руку теленку под живот и поднял его. Корова опять повернулась и сверкнула глазами, словно готовясь к нападению. Но когда Марин с теленком на руках сделал несколько шагов, она замычала как-то невнятно и двинулась следом. Позади, отставая и снова догоняя их, шел Ерофим.

Все это произошло довольно далеко от хутора. И хотя теленок весил немного, нести его, как и всякое живое существо, было утомительно. Посреди дороги Марин присел отдохнуть. Теленок снова завихлял на тонких ножках к матери и начал ее сосать, помахивая от удовольствия хвостом. Не привыкшая еще к этому корова подняла ногу, чтобы его лягнуть, но удержалась. Обернувшись, она только поглядывала на него и время от времени лизала.

— Никогда я еще не слыхал, чтобы волк сожрал теленка у коровы, которая только что отелилась, — сказал Ерофим. — Этого я не слыхал. Но зато слыхал, что ужи у них сосут молоко. Обовьется уж вокруг ног, стреножит корову, как веревкой, и сосет:

— Глупости болтаешь все, — сказал Марин.

— Чего ж болтать? Разве ты не слышал про то, как неподалеку от нас, в селе Чурене, появилась змея? Громадной величины змея. Дедка Обретен, тамошний житель, пошел как-то опрыскивать виноградник, а эта змея ему навстречу. Ну, он от страха, конечно, упал. А змея переползла через него, но никакого вреда ему не причинила. Дедку принесли домой ни живого ни мертвого. Он три дня не приходил в себя. А когда очнулся, рассказал, что с ним случилось. А еще через три дня умер. Значит, всего шесть дней жил, после того как со змеей встретился.

— И что же дальше?

— Потом змея еще раз появилась. Увидел ее пастух. Она проползла через стадо и скрылась в терновнике. Тут сбежалось целое село. Но разве кто решится ее убить? Никто не взял греха на душу. Один старый человек сказал: «Убьете змею — урожай пропадет». Поэтому ее и не убили. Немного спустя змея сама вылезла из терновника и поползла. А люди за ней. Не трогают ее, а просто идут. Шли, шли, змея доползла до конца их пастбища и исчезла в лесу. А народ пошел обратно. Так и не убили ее…

Марин, усмехнувшись, встал, поднял теленка и пошел. Потом некоторое время нес теленка и Ерофим. Они уже подходили к хутору, и, странное дело, на галерее хозяйского дома никого не было. Но вот показался белый платок — Галунка. Сначала она их не заметила. А когда увидала, бросилась бегом вниз по лестнице. Откинув назад косу, взволнованная, с сияющим лицом, она подбежала к ним, отняла у Марина теленка, взяла его на руки и понесла сама, да более умело, чем Марин.

— Миленький… малютка мой… прелесть моя, — говорила она, прижимая теленка, словно собственное детище, к груди, и быстрыми шагами направилась к стойлу. За ней трусила корова, доверчиво прижимаясь мордой к ее плечу.

Ерофим и Марин остановились и с улыбкой смотрели на них. А потом и сами пошли следом.

Перевод Н. Шестакова.

ВОЕННЫЕ РАССКАЗЫ

ЗЕМЛЯКИ {7}

I

Вот уже две, а то и три недели полк стоит лагерем в долине, в нескольких километрах от берега Мраморного моря. Поблизости — развалины сожженной деревни Ашака-Эни-Севендекли. Мало кто из солдат в состоянии правильно выговорить это странное и сложное название. Запомнить его трудно, невольно путаешь с другими, и каждый произносит его, как бог на душу положит. Случайное и скорбное совпадение: деревни не существует уж более и, как старая надгробная надпись, исчезает и самое ее название.

Солдатам эта деревня памятна главным образом по тому разочарованию, которое она им принесла. Морозным вечером они дотащились сюда промерзшие, полумертвые от усталости. Весь день в походе они только и думали, что о теплых, светлых комнатах, которые ждут их, и заранее предвкушали хороший отдых у пылающего очага, среди добрых, гостеприимных хозяев. Ничего похожего: перед ними лежала безлюдная, полусгоревшая, полуразрушенная деревня. Несколько уцелевших зданий не могли вместить всех. Пришлось солдатам провести ночь еще более холодную и мучительную, чем в окопах, а на следующее утро сразу же приняться за строительство землянок. Все, что огонь пощадил в деревне — доски, балки, окна и двери, — все, что только было деревянного, до последней щепки, все было собрано и использовано для устройства лагеря и окопов. Теперь меж грудами разбросанных, засыпанных снегом камней торчат и тут и там лишь голые, прокопченные, обгорелые стены. Заборов почти нигде не осталось, и во дворах в снегу чернеют ямы: это солдаты выкопали даже пни фруктовых деревьев, порубленных еще раньше.