Старое предание - [23]
— Кметы давно бунтуют, но уже многих нет. И с каждым днём их становится меньше… А мы никого не боимся, городище неприступно, людей у нас достаточно, а мой господин умеет с ними обходиться. Рассказывай мне о детях… Ты видел обоих?
— Видел своими глазами, — отвечал немец, — на свете не сыщешь юношей прекраснее их, ни лучше владеющих оружием, ни таких наездников, как они… Все восхищаются ими…
Лицо женщины просветлело.
— Они могли бы уже возвратиться домой, — прибавил Хенго, — чтобы стать опорой милостивому господину.
— Нет, нет! Ещё не время, — прервала его княгиня. — Я не хочу, чтобы они видели то, что здесь должно произойти, чтобы они так рано начали воевать и проливали кровь… Скоро наступит мир, тогда мы их позовём… Ах! Как давно я не видела своих сыновей! — прибавила она. — У меня их отняли, чтобы они научились у деда и у наших военному ремеслу… Столько лет! Столько лет… Так ты их видел обоих? — снова переспросила она.
— И несколько раз, — повторил Хенго. — Князь Лех хоть и моложе на несколько лет, а рядом с братом кажется его сверстником. Оба сильные, здоровые… Копья умеют метать, как никто… из луков стреляют в птиц и укрощают самых диких коней… У княгини блеснули слезы.
— А красивы они?
— Нельзя быть красивей! — отвечал Хенго. — Высокий рост, светлые лица, синие глаза, пышные кудри…
Улыбка заиграла на губах матери, но в то же время две крупные слезы скатились по её бледному лицу.
Начался долгий, но уже не столь бурный разговор, часто сыпались вопросы…
Уже смеркалось, и комнату освещало только пламя очага, а немец все рассказывал и не мог насытить любопытство матери; наконец, она кивком головы отпустила его:
— До завтра.
Самбору позволили свободно расхаживать по двору, и он мог все осмотреть. Едва они прибыли, к нему бросился Кос, издавна знакомый ему невольник, и увёл в избу, где помещалась дружина. Теперь тут никого не было: одни несли караул на валу, другие прислуживали в тереме, третьи охраняли плотину, а всем остальным князь — не без умысла — велел вооружиться и засесть в боковой горнице. В гостях у него были кметы…
Кос так же ненавидел князя, которому вынужден был служить, как и большая часть челяди, насильно угнанной из лесов. С Самбором они договорились с полуслова…
— Что, и тебя приволокли в эту волчью яму? — шепнул невольник.
— Силой, против воли, — ответил Самбор.
— Да ты знаешь ли, какая тут жизнь? — спросил Кос.
— Чувствую.
— Неволя! Неволя! — вздохнул Кос. — Работать нас заставляют, как волов, избивают, как собак. Да собакам князя лучше живётся.
Оба глубоко вздохнули; в избе было душно, и они вместе вышли на вал, опоясывающий башню. Кос показал ему узкую щель в стене, у самой земли.
— Это темница, — шепнул он. — Вчера туда бросили племянника, глаза ему выкололи… Я сам видел, как его люди держали, когда старый Зжега ножом выкалывал ему глаза… Кровь, как слезы, текла… а он даже не кричал… и пощады не просил, зная, что тут ждать её нечего.
Потом его обвязали верёвкой, спустили в темницу и дают ему туда воду и хлеб, пока не издохнет. Во дворе грозятся, что так же будут поступать и с другими…
— Если уж с племянником такое сделали, что же будет с нашими кметами? — горестно спросил Самбор.
Кос пожал плечами.
— То же самое будет, а то и ещё хуже, — сказал он, — если они вовремя не поумнеют.
Из терема доносился глухой шум, смех и возгласы.
— Это князь веселится, — заметил невольник, — так у него всегда начинается, пока пир не перейдёт в ссору и не пустят в ход ножи… И сегодня вряд ли кончится по-иному… Он только сперва даёт им захмелеть, с пьяными ведь легче разделаться… Сзывают в городище человек двадцать кметов, радушно их потчуют, но мало кто выходит отсюда живым… Князь понемногу их тут истребляет, так остальным уж приходится молчать.
Он с любопытством посмотрел на Самбора.
— А что же ваши терпят? — спросил он.
— Не знаю, право, — осторожно ответил юноша, — верно, и рады бы что-нибудь сделать, да не в силах, а может, и ждут…
— Бабы они! — крикнул Кос.
— Городище — твердыня неприступная, — ответил Самбор.
— Пусть неприступная, — сказал Кос, — но ведь и камни рушатся… А ещё постоит городище и вовсе станет неприступным — на человеческой крови да на костях…
— Дружина у князя большая… Невольник усмехнулся.
— Мирские сходы ещё больше, — тихо сказал он, — были бы только они поумнее… У нас тут всё на немецкий лад… Княгиня, госпожа наша, немка родом, вот немцы и крутятся здесь. Младшие жены и наложницы — тоже с Лабы… И обычай завели немецкий: князь знать не желает ни о какой воле… о мирских сходах да о вечах и слышать не хочет… Девки немецкие толкуют, будто князь грозился, если сам не справится, привести сюда немцев.
Кос приложил ухо к земле: когда затих шум из окон, близ которых находилось подземелье, они услышали тяжёлый вздох. Казалось, эти глухие стенания исходят из земли.
— Чем он провинился? — спросил Самбор.
— Больше всего тем, что он их же крови, а князь не хочет иметь тут своих кровников, боится их… Кто знает? Винят его в том, что он сговаривался с кметами, обещал им вернуть былую свободу…
Оба замолкли. Время от времени двор оглашали гулкие раскаты хохота, они вдруг обрывались, и тогда наступала тишина, а потом кто-то вполголоса затягивал песню. В другом крыле терема вдруг принимались выть собаки, и каждый взрыв смеха вновь вызывал этот страшный жалобный визг. Над озером подымалась красная, словно омытая в крови, луна… Сизая туча, как плат, повязывала её чело. Печалью и ужасом веяло в воздухе… юноша, только вчера ещё внимавший соловьиным трелям над рекой, сегодня слышал лишь вой собак да зловещее карканье. Над башней кружилась чёрная стая воронов.
Захватывающий роман И. Крашевского «Фаворитки короля Августа II» переносит читателя в годы Северной войны, когда польской короной владел блистательный курфюрст Саксонский Август II, прозванный современниками «Сильным». В сборник также вошло произведение «Дон Жуан на троне» — наиболее полная биография Августа Сильного, созданная графом Сан Сальватором.
«Буря шумела, и ливень всё лил,Шумно сбегая с горы исполинской.Он был недвижим, лишь смех сатанинскойСиние губы его шевелил…».
Юзеф Игнацы Крашевский родился 28 июля 1812 года в Варшаве, в шляхетской семье. В 1829-30 годах он учился в Вильнюсском университете. За участие в тайном патриотическом кружке Крашевский был заключен царским правительством в тюрьму, где провел почти два …В четвертый том Собрания сочинений вошли историческая повесть из польских народных сказаний `Твардовский`, роман из литовской старины `Кунигас`, и исторический роман `Комедианты`.
В творчестве Крашевского особое место занимают романы о восстании 1863 года, о предшествующих ему событиях, а также об эмиграции после его провала: «Дитя Старого Города», «Шпион», «Красная пара», «Русский», «Гибриды», «Еврей», «Майская ночь», «На востоке», «Странники», «В изгнании», «Дедушка», «Мы и они». Крашевский был свидетелем назревающего взрыва и критично отзывался о политике маркграфа Велопольского. Он придерживался умеренных позиций (был «белым»), и после восстания ему приказали покинуть Польшу.
Польский писатель Юзеф Игнацы Крашевский (1812–1887) известен как крупный, талантливый исторический романист, предтеча и наставник польского реализма. В шестой том Собрания сочинений вошли повести `Последний из Секиринских`, `Уляна`, `Осторожнеес огнем` и романы `Болеславцы` и `Чудаки`.
Первое в своем роде полное исследование Балтики как интереснейшего региона: взлет и падение величайших династий, драматические события, связанные с такими городами, как Санкт-Петербург, Стокгольм, Копенгаген, Гданьск, Ревель (Таллин), Рига и Мемель (Клайпеда), изменения, которые повлекло за собой новое мышление эпохи Просвещения, развертывание угрозы наполеоновской Франции и последствия Первой мировой войны и русской революции. Издание снабжено черно-белыми и цветными иллюстрациями, а также генеалогическими древами правящих династий и хронологическими списками событий. «Моей целью было дать общее представление об истории Балтийского региона, который объединяет различные земли, принадлежащие сейчас Швеции, Дании, Финляндии, Эстонии, Латвии, Литве, Польше, России, Белоруссии и Германии, через жизни сформировавших ее людей.
Тропы повсюду. Тропы пронизывают мир – невидимые муравьиные тропы, пешеходные тропинки и дороги между континентами, автомагистрали, маршруты и гиперссылки в сети. Как образуются эти пути? Почему одни втаптываются и остаются, а другие – исчезают? Что заставляет нас идти по тропе или сходить с нее? Исходив и изучив тысячи вариаций различных троп, Мур обнаружил, что именно в тропах кроятся ответы на самые важные вопросы – как сформировался мир вокруг нас, как живые организмы впервые выбрались на сушу, как из хаоса возник порядок и, в конце концов, как мы выбираем нашу дорогу по жизни. В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.
Март 1919 года. Все говорят о третьей волне испанского гриппа. После затишья, оно длилось всё лето, и даже думали, что с пандемией покончено, ограничения стали очень суровы. Но, чёрт возьми, не до такой же степени! Авантюрист Джейк Саммерс возвращается из Европы после очередного дела – домой, в окрестности Детройта, где с недавних пор поселился вместе с компаньоном. Возвращается один: ловкий прошмыга (и будущий писатель) Дюк Маллоу застрял в карантине – не повезло кашлянуть на таможне. Провинциальный Блинвилль, ещё недавно процветающий, превратился в чумной город.
Князь Сергей Сергеевич Оболенский, последний главный редактор журнала «Возрождение», оставил заметный след в русской эмигрантской периодике. В журнале он вел рубрику «Дела и люди»; кроме того, обладая несомненным литературным талантом, с 1955 г. под своим именем он опубликовал более 45 статей и 4 рецензии. Наша публикация знакомит читателей с полной версией книги «Жанна – Божья Дева», которая, несомненно, является главным итогом его исследовательской и публицистической деятельности. Многие годы С. С. Оболенский потратил на изучение духовного феномена Жанны д’Арк, простой французской крестьянки, ставшей спасительницей своей Родины, сожженной на костре и позже причисленной клику святых Римско-католической церковью.
Судьба румынского золотого запаса, драгоценностей королевы Марии, исторических раритетов и художественных произведений, вывезенных в Россию более ста лет назад, относится к числу проблем, отягощающих в наши дни взаимоотношения двух стран. Тем не менее, до сих пор в российской историографии нет ни одного монографического исследования, посвященного этой теме. Задача данной работы – на базе новых архивных документов восполнить указанный пробел. В работе рассмотрены причины и обстоятельства эвакуации национальных ценностей в Москву, вскрыта тесная взаимосвязь проблемы «румынского золота» с оккупацией румынскими войсками Бессарабии в начале 1918 г., показаны перемещение золотого запаса в годы Гражданской войны по территории России, обсуждение статуса Бессарабии и вопроса о «румынском золоте» на международных конференциях межвоенного периода.
В представленной читателю книге журналиста, писателя и профессора EPFL (Федеральной политехнической школы Лозанны) Эрика Хёсли соединилось профессиональное, живое перо автора и его страсть к научной работе. Подробно и глубоко он анализирует историю, которая, по его мнению, превосходит любой вестерн – великий поход в Сибирь и завоевание русского Севера. Перед нами не только архивные страницы этой эпопеи, – хотя фактическая сторона дела написана очень скрупулезно и сопровождается картами и ссылками на архивы и документы, – но интерес автора к людям: их поступкам, мотивам, чувствам, идеям и делам.