Старое предание - [22]
— А богат как, — подхватил Смерд, — всего у него вдосталь — людей, скота, всякой домашней утвари, пива и меду… Кто его знает, может, и меди, а то и серебра и золота! Все кметы таковы, ваша милость…
— До поры, до времени… — проворчал князь и сел на лавку.
Смерд отправился исполнять приказания. Хенго ждал его, не отходя от своего тюка, на который жадно посматривало множество глаз.
— Его милость только завтра допустит вас к себе, — вполголоса сказал ему Смерд, — хватит у вас времени и отдохнуть и язык навострить. Приказал мне князь не морить вас голодом, а у нас от этого ещё никто не помирал, разве что в подземелье под башней, — прибавил он ухмыльнувшись. — Нынче, — шепнул он на ухо Хенго, — нынче его милость мрачен, брови нахмурены, глаза кровью налились… Оно и лучше, что велел вам прийти завтра… — Он ещё ниже нагнулся к уху Хенго. — Да и не диво, что гневен: вчера, слыхал я, привели его племянника, он было сбежал и снюхался с кметами… Так пришлось посадить его в темницу и глаза выколоть, чтоб не вредил. А как ни говори, своя кровь… Лешек…
Смерд пожал плечами.
— Да и двоих людей его пришлось повесить… А жаль, годились бы для дружины, здоровые были, но это опасные волки…
Смерд не то подлаживался к немцу, не то ему хотелось поболтать, и он продолжал рассказывать:
— Трудно тут управлять, народ нехороший… С кметами не прекращаются распри, да князь их помаленьку изничтожит… Он зовёт их, кормит, поит… Ну, и за язык тянет… а под конец…
Он засмеялся и дико поглядел на терем.
Хенго — успел уже немного осмотреться; он немало поездил по свету, немало замков перевидал, и, может быть, потому его ничто тут не удивляло и не страшило, хотя окружали его дикие лица, и, казалось, мигни только, и эти люди набросятся на него. Они ходили вокруг, разглядывали его, и Хенго слышал, как все твердили: «Немой! Немой!»
Он все стоял, словно дожидаясь чего-то, как вдруг увидел красиво одетого отрока, с длинными волосами, рассыпавшимися по плечам; мальчик кивнул ему, показывая, чтобы он шёл за ним.
Хенго велел Герде присмотреть за лошадьми и покорно последовал за проводником.
Они прошли через широкие ворота в стене и оказались во внутреннем дворе. Тут все было как-то по-иному, не так воинственно. Крыльцо, окрашенное в светлые цвета, было обращено к солнцу, и на нём сушилось на верёвках бельё и женская одежда. Посреди двора росло несколько старых деревьев, а в глубине суетились какие-то женщины и играли в песке дети.
Приложив палец к губам, отрок медленно вёл Хенго к боковому входу терема; дверь перед ними отворилась, и немец очутился в великолепной горнице, с широко распахнутым ставнем. В окно, выходившее на озеро, вливался отблеск вечерней зари.
Во всем убранстве комнаты чувствовалась женская рука.
Горницу наполняло благоухание чуть увядших трав. У пылавшего очага, на покрытом подушкой табурете, сидела женщина в просторном шерстяном платье, падавшем тяжёлыми складками. На голове её было накинуто белое покрывало, но лицо — некогда прекрасное — оставалось открытым. От былой её красоты сохранились теперь только чёрные огневые глаза. Подле неё на маленькой скамеечке стояли какие-то горшочки, кружечки, плошки и лежали пучки трав.
С любопытством взглянув на пришельца, который смиренно кланялся ей до земли, она улыбнулась и заговорила с ним на милом его сердцу языке Тюрингенских лесов.
— Откуда ты?
— Милостивая госпожа, — начал немец, оглядываясь на прислужниц, которые из любопытства не покидали комнаты, — я с Лабы, но привык шататься по свету и редко заглядываю домой… Я знаю немного здешний язык, вожу сюда с запада товар и веду мену с ними…
— На что же ты меняешь? — спросила женщина. — Разве можно что-нибудь найти в этой глуши и убожестве? Ни золота, ни серебра, ни других металлов у них нет… как звери, живут они в лесах… Даже городов и сел у них нет… а уж люди…
Она вздохнула. Хенго, с интересом разглядывая её, незаметно сунул руку в карман, достал из него перстень с камнем и издали показал ей. Увидев его, женщина вскочила, велела прислужницам уйти, выслала за дверь отрока и порывисто приблизилась к немцу. Он опустился на одно колено.
— Ты принёс мне весть от моего отца? — воскликнула она.
— И от сыновей ваших, милостивая госпожа, — прибавил, вставая, немец.
— От сыновей, — повторила она, радостно всплеснув руками, и простёрла их к небу. — Рассказывай, рассказывай мне о них, много, долго…
Она снова уселась и, подперев голову, поглядывала то на Хенго, то на огонь, где варилось какое-то зелье, распространяя по комнате пряный аромат.
— Ваш старый отец, — говорил посланец, — шлёт поклон вашей милости. Он дал мне этот перстень в знак того, что вы можете мне довериться.
Шагнув вперёд, он слегка понизил голос:
— Туда доходили разные вести… отец вашей милости встревожен… Он готов прибыть на помощь с людьми, если вам грозит опасность… Для того он и послал меня.
Женщина нахмурила брови и пренебрежительно махнула белой рукой.
— Князь сам скажет вам, нужна ли ему помощь, — проговорила она, — но мы и одни управимся с дядьями, племянниками и кметами… Существуют разные средства…
Говоря это, она как бы ненароком глянула на огонь и на зелье.
Захватывающий роман И. Крашевского «Фаворитки короля Августа II» переносит читателя в годы Северной войны, когда польской короной владел блистательный курфюрст Саксонский Август II, прозванный современниками «Сильным». В сборник также вошло произведение «Дон Жуан на троне» — наиболее полная биография Августа Сильного, созданная графом Сан Сальватором.
«Буря шумела, и ливень всё лил,Шумно сбегая с горы исполинской.Он был недвижим, лишь смех сатанинскойСиние губы его шевелил…».
Юзеф Игнацы Крашевский родился 28 июля 1812 года в Варшаве, в шляхетской семье. В 1829-30 годах он учился в Вильнюсском университете. За участие в тайном патриотическом кружке Крашевский был заключен царским правительством в тюрьму, где провел почти два …В четвертый том Собрания сочинений вошли историческая повесть из польских народных сказаний `Твардовский`, роман из литовской старины `Кунигас`, и исторический роман `Комедианты`.
В творчестве Крашевского особое место занимают романы о восстании 1863 года, о предшествующих ему событиях, а также об эмиграции после его провала: «Дитя Старого Города», «Шпион», «Красная пара», «Русский», «Гибриды», «Еврей», «Майская ночь», «На востоке», «Странники», «В изгнании», «Дедушка», «Мы и они». Крашевский был свидетелем назревающего взрыва и критично отзывался о политике маркграфа Велопольского. Он придерживался умеренных позиций (был «белым»), и после восстания ему приказали покинуть Польшу.
Польский писатель Юзеф Игнацы Крашевский (1812–1887) известен как крупный, талантливый исторический романист, предтеча и наставник польского реализма. В шестой том Собрания сочинений вошли повести `Последний из Секиринских`, `Уляна`, `Осторожнеес огнем` и романы `Болеславцы` и `Чудаки`.
Первое в своем роде полное исследование Балтики как интереснейшего региона: взлет и падение величайших династий, драматические события, связанные с такими городами, как Санкт-Петербург, Стокгольм, Копенгаген, Гданьск, Ревель (Таллин), Рига и Мемель (Клайпеда), изменения, которые повлекло за собой новое мышление эпохи Просвещения, развертывание угрозы наполеоновской Франции и последствия Первой мировой войны и русской революции. Издание снабжено черно-белыми и цветными иллюстрациями, а также генеалогическими древами правящих династий и хронологическими списками событий. «Моей целью было дать общее представление об истории Балтийского региона, который объединяет различные земли, принадлежащие сейчас Швеции, Дании, Финляндии, Эстонии, Латвии, Литве, Польше, России, Белоруссии и Германии, через жизни сформировавших ее людей.
Тропы повсюду. Тропы пронизывают мир – невидимые муравьиные тропы, пешеходные тропинки и дороги между континентами, автомагистрали, маршруты и гиперссылки в сети. Как образуются эти пути? Почему одни втаптываются и остаются, а другие – исчезают? Что заставляет нас идти по тропе или сходить с нее? Исходив и изучив тысячи вариаций различных троп, Мур обнаружил, что именно в тропах кроятся ответы на самые важные вопросы – как сформировался мир вокруг нас, как живые организмы впервые выбрались на сушу, как из хаоса возник порядок и, в конце концов, как мы выбираем нашу дорогу по жизни. В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.
Март 1919 года. Все говорят о третьей волне испанского гриппа. После затишья, оно длилось всё лето, и даже думали, что с пандемией покончено, ограничения стали очень суровы. Но, чёрт возьми, не до такой же степени! Авантюрист Джейк Саммерс возвращается из Европы после очередного дела – домой, в окрестности Детройта, где с недавних пор поселился вместе с компаньоном. Возвращается один: ловкий прошмыга (и будущий писатель) Дюк Маллоу застрял в карантине – не повезло кашлянуть на таможне. Провинциальный Блинвилль, ещё недавно процветающий, превратился в чумной город.
Князь Сергей Сергеевич Оболенский, последний главный редактор журнала «Возрождение», оставил заметный след в русской эмигрантской периодике. В журнале он вел рубрику «Дела и люди»; кроме того, обладая несомненным литературным талантом, с 1955 г. под своим именем он опубликовал более 45 статей и 4 рецензии. Наша публикация знакомит читателей с полной версией книги «Жанна – Божья Дева», которая, несомненно, является главным итогом его исследовательской и публицистической деятельности. Многие годы С. С. Оболенский потратил на изучение духовного феномена Жанны д’Арк, простой французской крестьянки, ставшей спасительницей своей Родины, сожженной на костре и позже причисленной клику святых Римско-католической церковью.
Судьба румынского золотого запаса, драгоценностей королевы Марии, исторических раритетов и художественных произведений, вывезенных в Россию более ста лет назад, относится к числу проблем, отягощающих в наши дни взаимоотношения двух стран. Тем не менее, до сих пор в российской историографии нет ни одного монографического исследования, посвященного этой теме. Задача данной работы – на базе новых архивных документов восполнить указанный пробел. В работе рассмотрены причины и обстоятельства эвакуации национальных ценностей в Москву, вскрыта тесная взаимосвязь проблемы «румынского золота» с оккупацией румынскими войсками Бессарабии в начале 1918 г., показаны перемещение золотого запаса в годы Гражданской войны по территории России, обсуждение статуса Бессарабии и вопроса о «румынском золоте» на международных конференциях межвоенного периода.
В представленной читателю книге журналиста, писателя и профессора EPFL (Федеральной политехнической школы Лозанны) Эрика Хёсли соединилось профессиональное, живое перо автора и его страсть к научной работе. Подробно и глубоко он анализирует историю, которая, по его мнению, превосходит любой вестерн – великий поход в Сибирь и завоевание русского Севера. Перед нами не только архивные страницы этой эпопеи, – хотя фактическая сторона дела написана очень скрупулезно и сопровождается картами и ссылками на архивы и документы, – но интерес автора к людям: их поступкам, мотивам, чувствам, идеям и делам.