Старое предание - [144]

Внуком этого второго Лешека и был Попель (Popiels). Предание говорит, что он был законным сыном Лешека III от его жены и что, кроме него, от двадцати наложниц осталось после Лешека III следующее потомство: Болеслав, Казимир, Владислав, Вратислав, Оддон, Барвин, Пшибыслав, Пшемыслав, Якса, Семян, Земовит, Земемысл, Богдаль, Спицыгнев, Спицымир, Збигнев, Собеслав, Визимир, Честмир, Вислав.

По-видимому, эти имена также выдуманы знатоками геральдики для того, чтобы вывести от них фамилии шляхетских семейств, что явно чувствуется в таких именах, как Якса, Визимир, Барвин и др. Потомство их якобы расселилось на острове Ругии, среди полабов, ободритов, кашубов и т. п.

История Попелей разработана Длугошем крайне пространно и с большим количеством подробностей. Необходимость вынуждала перенести столицу из Кракова в Гнезно, и хронист также переходит, вернее, перескакивает сюда, считая естественным, что Попелю наскучили гористые окрестности Кракова, как вскоре и Гнезно, откуда Попель переселяется в Крушвицу[96].

За этим Попелем, ничем себя не проявившим, следует ещё один Попель, которого сажают на престол двадцать дядьев (двадцать славянских племён).

В этом молодом наследнике великих предков проявляются сразу же, смолоду, отвратительнейшие наклонности, и Длугош снова очень подробно характеризует его, говоря, что он «предавался бесстыдным забавам и разврату, устраивал пиры, пьянки, гулянки и танцы, больше занимаясь девушками, чем оружием». Кроме того, был он неохоч до битвы и изнежен, за что его прозвали Хвостеком, то есть никчёмным человеком. Поженили его с соседней княжной, немкой из знатного рода, красивой, но гордой и жадной, которая, как и можно было ожидать, взяла верх над мужем. Появление на свет двух сыновей, Леха и Попеля, ещё усилило её власть и значение.

Дядья тщетно старались спасти столь низко павшего племянника: они ничего не добились и только снискали себе ненависть его жены, которая, опасаясь, как бы они не пришли когда-нибудь к власти вместо её сыновей, стала подговаривать мужа их погубить. Длугош поместил всю её речь к мужу по этому поводу, в которой она весьма убедительно доказывала ему, что он должен избавиться от дядьев.

Коварная женщина поставила на своём. Попель прикидывается тяжело больным, приглашает к себе дядьев и, будто бы предчувствуя близкую кончину, выражает желание, чтобы они справили вместе с ним тризну, то есть поминальное пиршество.

Притворные стоны Попеля и плач над якобы уже умирающим князем были столь трогательны, что «даже бронзовые статуи, украшавшие королевский замок, изошли слезами, слушая столь жалобные причитания и сетования». Эти бронзовые статуи в замке Попеля в самом деле необыкновенны!

Итак, вначале был совершён погребальный религиозный обряд, а потом все засели за щедро уставленные яствами пиршественные столы. Вся эта комедия болезни, отчаяния, поручения опеке дядьёв остающейся вдовой жены продолжается долго. «Так текли беседы, — рассказывает Длугош, который в своём повествовании не скупится на подробности, — пока солнце не стало убирать свои лучи с небосвода и Попель не закончил свою обманную игру, которую придумала хитрая жена его, дабы обмануть дядьев и других панов. Дядья его и гости, выполнив все то, что обычно вершилось при умиравшем либо умершем князе, ожидали согласно его уверению возвещённой ему приговором богов кончины. Тогда Попель, как бы на прощанье с дядьями и старейшинами, приказывает слугам подать себе мёд, чтобы при последнем объятии утвердить осушением чаши заключённый с ними союз. Был же у него золотой кубок с искусно вырезанным замысловатым узором, проворно подставленный ему королевой, в котором напиток, хотя и поданный в небольшом количестве, пенился и клокотал так, что поднимался с шумом до верха, а после того как пена сдувалась, опадал и постепенно возвращался в прежнее состояние, как мы это видим на бурлящем кипятке, когда из-под него убирают огонь. Смертоносный напиток был подан вначале королю Попелю, чтобы тот его отведал и чтобы другие сочли его чистым и безвредным. Король притворяется, словно пьёт за здоровье присутствующих панов; в действительности же, сдув пенную муть, он даже не пригубил напитка: из оставшейся же половины, которая была крепко приправлена ядом, каждый из дядьев пил по очереди, давая последнее целованье королю».

Мы привели здесь этот отрывок, чтобы дать представление о характере повествования Длугоша. Дядья, извиваясь от боли, умирают, а Попель объявляет их смерть заслуженной карой за злоумышление против племянника.

Он запрещает хоронить дядьев, сам же и далее ведёт распутный образ жизни, устраивая пиры, утопая в вине и благовониях, упиваясь наслаждениями. Тем временем из трупов дядьев вывелось неслыханное множество мышей, которые нападают на Попеля с семьёй, «пирующих за столом». Слуги тщетно стараются их отогнать, они прибывают целыми стаями, ни днём, ни ночью не давая никому покоя, набрасываясь даже на отгонявшую их стражу, пробираясь через разожжённые для их устрашения костры. Порель прячется от них на корабле среди озера, потом в окружённой со всех сторон водою «деревянной башне»; мыши плывут за ладьёй, лезут на башню, пожирают на глазах у родителей детей, потом жену Попеля, под конец самого Попеля, которого они разорвали на такие маленькие кусочки, что хоть бы косточка какая осталась… Затем следуют похороны останков дядьев и созыв съезда в Крушвице для избрания нового короля.