Старо-новый диван - [7]

Чести домогается и славы.

Скальд возложит на него венец,

Вечность увенчает путь кровавый.

Скальд и сам отвагою горит,

Поединка требует, отмщенья.

Странно: ничего не говорит

И ему его воображенье.

На исландском вольном берегу,

С детства брани превзойдя науку,

В схватке закадычному врагу

Ногу отсекает или руку.

Просит витязь, бронзовый на треть,

И сказитель, мраморный по пояс:

— Дайте мне красиво умереть!

Ни о чем другом не беспокоюсь!

А старик предпочитает жить.

Ржавчина его секиру съела.

Жить и жить, и жизнью дорожить,

Ублажать разбуженное тело.

— Вечность — погремушка детворы, —

Скажет Ньяль. — Мальчишки непослушны:

По неразумению храбры,

От неведенья великодушны. —

Ты его от подвигов уволь.

Он-то видит: не войдет калека

В храм веков. Не смерть, а срам и боль

В нас уничтожают человека.

16 января 2006

*   *   *

Есть много славных мест в подлунном этом мире,

Но лучше б мне всего родиться в Хардфоршире,

В деревне Потерс-Бар харчевню содержать

И никуда вовек отсель не уезжать.

31 января 2006

*   *   *

Святой Георгий на коне,

Тесак и пика, весь в броне,

Под ним — несчастный ящер.

Не дав травинку дожевать,

Спешит его освежевать

Мой кровожадный пращур.

Зверь безобиден, не крылат,

Плешив и кроток, как прелат,

Но, одержимый духом,

Мой тезка, доблестный в бою,

Коня пихает на змею

Незащищенным брюхом.

Мы в бой пошлем своих сынов

За равноправье скакунов,

За ящеров свободных.

В своей же собственной стране

Противен витязь на коне

Защитнику животных.

11 января 2006

*   *   *

— Устал ли ты в чужом краю? —

Любимая спросила. —

Ведь вот и молодость твою

Обида подкосила.

— К чужим краям, — ответил я, —

Меня приворожили.

С тех пор, как фею встретил я,

Мне все края чужие.

10 января 2006

КОММУНИСТИЧЕСКАЯ ПЛОЩАДКА

Невскую Лавру, святые места,

Бес обезличил.

Нет над могилою деда креста.

Он большевичил.

Бес надоумит, а Бог разрешит.

Место им впору.

Парочка, крепко набравшись, спешит

В Лавру, к собору.

Можно подумать, густая толпа

Здесь обитает:

Именно к этой могиле тропа

Не зарастает.

Фёдор Иваныч останется глух,

Слова не скажет,

Если над ним здоровенный лопух

С милочкой ляжет.

Всяческой дед повидал суеты,

Можно ручаться.

Жалостна участь растленной четы —

Пусть причастятся.

Некогда в небе ловить журавля.

Время жестоко.

Пусть на минуту им пухом земля

Станет до срока.

Кладбища, точно, открыты для всех,

Этим и милы.

Нету перины для плотских утех

Мягче могилы.   

1992, 2006

*   *   *

    Ждешь этих звуков блаженных, как манны небесной,

Ждешь, изводясь, не щадя оболочки телесной,

Ждешь — и являются: матушки, что за фигня!

Отче небесный, за что ты оставил меня?

Смилуйся! Я ли по-божески жить не старался?

По человечески... Гнал эту хмарь, упирался —

Глядь, и состарился. Вся королевская рать —

У изголовья. Легко ли нагим помирать?

   Хаос первичный мне космосом сделать хотелось.

Хаос привычный последние всхлипы уносит.

Вышла из мрака с перстами пурпурными Эос,

Вышла из мрака младая — и взгляда не бросит.

6 января 2006

*   *   *

Влюбленные играют в поддавки.

Счастливчики! Им никого не надо.

Гуляют у кладбищенской реки,

Где смотрит в реку ржавая ограда.

Бессмертному чужая смерть легка.

Их умиляют старые могилы,

Над ними неподвижны облака

И вечный день стоит, как Фермопилы.

5 января 2006

ОСЕНЬ

Исчерпан Рим

Стихом державным.

Поговорим,

Но не о главном.

Закат горит.

Крадутся тени.

Покой парит

Среди растений.

Стоит скамья.

Бежит тропинка.

Вот ты. Вот я.

А вот осинка.

Изгоям жаль

Былого звука.

Стоит печаль.

Глядит разлука.

Слова нужны,

Хотя и тщетны,

Едва слышны,

Ветхозаветны.

Вот луч зажёг

Металл застежки

И ремешок

На босоножке.

Сам Бог, как Бах,

Стыдясь не очень,

На мелочах

Сосредоточен.

1971, 2006

Я свободен

*   *   *

Я свободен, свободен:

Не боюсь, не хочу.

Над огнем преисподен,

Улыбаясь, лечу.

Над обидой и скверной,

Над природой людской.

Не всплакну над Шпалерной,

Не вздохну над Ланской.

Ради мушки нательной

Не тружусь, не корплю.

Я над братской котельной

Совершаю петлю.

Недоступен недугу

Чести и правоты,

Изменившему другу

Улыбнусь с высоты.

Той звезды, что питала

Давний сестринский пыл,

На востоке не стало.

Не люблю. Не любил.

Точно ангел Господень,

Я не ведаю тьмы:

Ни народов, ни родин,

Ни сумы, ни тюрьмы.

Не всплакну над Удельной.

Не храню амулет.

В синеве запредельной —

Ни соблазнов, ни лет.

Здесь не поздно, не рано,

Ни тоски, ни стыда.

Здесь нирвана, нирвана.

Здесь настало Всегда.

7 сентября 1977, 13 октября 2005

*   *   *

Он любит живопись: она

Дает толчок и направленье,

Но описаньем полотна

Полно его стихотворенье.

Так можно многое сказать

И не легко поставить точку.

Да отчего ж и не писать?

Ведь платят, как и встарь, за строчку.

19 октября 1978, 27 сентября 2005

*   *   *

— Отец поэта был Абрам...

Возможно ль? Враки это!

Опять жиды возводит срам

На русского поэта. —

Простору Гейченко не дал

Затее сатанинской —

И Александровичем стал

Евгений Боратынский.

21 октября 1978, 27 сентября 2005

У МУЗЕЯ ДЗЕРЖИНСКОГО

Времени изуверского

Зов живет в ротозее.

Учимся, делать смерть с кого,

Мы у музы — в музее.

С крылышками! Любите ее!

Тут вам не древняя гречка,

А муза кровопролития —

Да русскому Молоху свечка.