Старины и сказки в записях О. Э. Озаровской - [37]

Подхватили тут Данилушка да за белы руки,

Садили его да во передней стол,

Во передней стол да во большо место.

Не садился тут Данилушко во передней стол.

Во передней стол да во большо место.

А садился Данилушко во задней стол,

Во задней стол да во меньшо место.

Принесли ведь Данилушку цяру да зелена вина

Не выпивал он цяроцьки да всей до дна.

Принесли ему пирог да бел круписцатой,

Он не їл пирога да всего до циста.

Тут князь Бладимер по горенки да похаживает,

Он сапог о сапог да поколачивает,

Он скопоцьку о скопоцьку пошшолкивает,

Золотыма он перснями да принаигрывает

И русыма он кудрями да принатряхивает.

— Я накину на тебя, говорит князь,

Данилушко, Службу да великую:

Сходи ты, съезди да на Буян Остров.

И привези ты зверя да Вор-Кабанышша;

И без всякой раны, да без кровавою. —

Мало с їма Данилушко разговаривал

И поехал Данилушко да к молодой жоны,

К молодой жоны да к Опраксиї.

Идет тут Данилушко да не веселой

И повесил он голову да со могутных плец.

Стрецат его жона да Опраксея:

«Пойдем ко, Данилушко, со мной да в теплу спаленку

И повалимса мы с тобой на кроватоцку да на кисовую

И роскажу-ка я тебе и все разведаю.

И ты поедешь, Данилушко, да на Буян Остров

И купи-тко ся ты суцьку да нашлежницку

И купи-тко ся ты зверя да скакуна

И купи-тко ся ты зверя да ревуна

И купи-тко ся аркашек да волосяной,

И купи-тко ся сабельку да вострую,

И возьми-тко ты нож да вострой,

И встретятся тебе на дороге люди неверныя,

И будут у тебя просить да саблю вострую,

И не давай ты їм да сабли вострой,

И коли ты їх да в ретиво серьцо,

И срезай у їх да буйны головы,

И спусти-тко ты суцьку нашлежницку,

И спусти-тко ты зверя да скакуна

И спусти-тко ты зверя да рёвуна

Да ведь суцька наследит и зверь обскацëт,

Обревёт тут ведь рёвун да зверя,

Тут седит Вор-Кабаньїшшо под сырой дуб,

И наденет Данилушко волосяной аркашек,

И свежет коню да за стремена,

А удержит во белых руках».

А удержал он его во белых руках

И свезал коню за стремено,

И повел тоhда зверя да Вор-Кабанышша,

И привел он ко кнезю да ко Бладимеру,

И без всякой без раны да без кровавую.

Было у кнезя да у Бладимера,

Ишшо было у его да ведь собраныце,

Ишшо этому зверю да удивлялисе,

Да нехто этого зверя не видывал.

Приказал тут Бладимер взеть от кнезя да от Данилушка

Да тому ведь сыну Лазурьевичу

Не успел он взети да сын Лазурьевич,

Да прыгнул у его зверь да во чисто полë,

Да увидели у зверя да только курева стоїт.

Теперь Московка решила твердо отдохнуть, уже зная, что помор Александр Останин из Кеми готовит длинную сказку; Московка окликнула Скомороха (так прозвали мезенца), чтоб подошел поближе; но он уже давно увивался около молодки с ребенком, сидящей поодаль. Признаться, Московка боялась, что Скоморох заболтается, а когда придет его черед рассказывать, заснет. Надо было хитро обдумать, как бы Скоморох выспался вместе со всеми. Жадна была Московка, и жадность вела ее к страху, а хитрость к опеке здоровых мужиков, как малых детей. Она еще раз окликнула Скомороха.

Тот вскочил, перепрыгнул через несколько тел, вытянулся перед Московкой и чужим голосом сказал:

— Товаришш командир, дозвольте с молодкой повалиться.

Это было так неожиданно, что весь берег прыснул, а молодка, задыхаясь от смеха, кричала:

— Вот муж в лесу недалеко дрова рубит, вот созову, он тя как лечнет, дак в воду улетишь!..

Скоморох кинулся к ней, ухватил брошенную ватную кофту, и, кутая ею голову, летел обратно…

— Буюс, буюс…

— Церт. Оддай кофту-ту!

Тогда приоткрывая серьезнейшее лицо:

— Но примая во внимание побывальщину, рассказанную сим ошкуем…

Кофта через головы полетела к молодке…

— Примая во внимание, чем мы хуже разбойников? А потому, моя бесценная, вались одна, никем нерушимая. Сохраняй свою невинность, а я повалюсь один.

Берег грохотал. Скоморох повалился на песок, раскинув руки, и ко всеобщему удивлению сейчас же заснул. Но особенно это поразило Московку: она встала и даже его потрогала. Спит, по-настоящему спит…

После продолжительного отдыха и длительного чаепития опять все собрались слушать сказки, и Московка обратилась к сутулому одноглазому помору, имя которого она успела узнать.

— Олександр Ондреевич, вы обешшали длинну сказку!

Кривоглазый высокий Александр Останин сочным и степенным басом ответил:

— Нет, я раньше расскажу Сороцку быль, про сороцково промышленника… Как заговорил товаришш про Нову Землю, так и стало вроде как трести. Это он совершенно правильно сказал, што она тянет, даже очень тянет. Я три раза ходил, по году жил. После не приходилось. Четырнадцать навигаций в Норвегу сделал. Это не то. Очень страшну быль скажу, а все-таки она тянет. Видали, на пароход упрыгнул такой седенькой, быстрой старичек, ешьчо у него така самоедска сумка через плечо висла, а в руках аглицко ружье… Это с Новой Земли — приехал на Матверу к себе артель сбивать. Он на Новой Земле шестнадцать лет выжил безвыезно. Теперь ему одному запрешшено промышлять, так он приехал артель собирать… Не успел я с ним поговорить, хотя, конечно, одноглазово не возьмет…

— А ковды у тебя глаз пропал? — спросила Махонька участливо.

— А шилом проткнул. Я ведь сапожничаю: ну, проткнул, дохтор посмотрел, повязку наложил, сказал: «только не пей! цел будет». А я выпил. Пять ден терпел, да и выпил. Глаз и пропал.