Старины и сказки в записях О. Э. Озаровской - [17]

Они Божьей Матери, Богородици;

Они скоро скачют на добрых коней,

У ворот приворотников не спрашивали, —

Они машут через стену городовую.

Они едут как по чисту полю, —

Во чистом поли курева стоят,

В куревы богатырей не видети.

Выежжают на поле чистое

А на ту на силу неверную.

Ишша тут два братьця испужалисе,

Испужалисе-устрашилисе

Они той ведь силы неверною;

Говорят они таково слово:

«Уж ты батюшко наш, стар казак!

Ты поставь этта нам бел шатёр,

Дай ты нам опочин дёржать».

Как поставил Илья тут им бел шатёр,

Ишша дал ведь им опочин дёржать;

Сам он тут им ведь наказывал

А наказывал наговаривал:

«Ой еси, вы два братця родимые!

Уж вы ой еси, доньски казаки!

Как Елейки худо будë можитьсе, —

Натену я стрелоцьку каленую

Я спушшу этта вам во бел шатер;

Уж вы гоните тогды во всю голову,

Вы рубите старого и малого».

Ишша сам Илья думу думаёт:

Он не знает, котору да ехати;

Он поехал силой середкою;

Поворотитсе, — дак переулками.

Он ведь день рубился до вечера,

Он и темну ночь до бела свиту,

Не пиваючи, не едаючи,

А добру коню отдоху не даваючи.

Как Илейки стало худо можитьсе;

Натенул он стрелочку каленую,

Он спустил богатырям во бел шатёр.

Ишша тут богатыри ото сну скочили,

Они скоро скачют на добрых коней,

Они гонят тут во всю голову,

Они рубят стараго и малого.

Они день рубились до вечера,

Они темну ночь до бела свету,

Не пиваючи, не едаючи,

А добрым коням отдоху не даваючи;

А прибили всех до единаго.

Ишша тут два братця не натешились,

Не натешились приросхвастались.

А один говорил таково слово:

«А было-б в матушки, в сырой земли,

А было бы в ей золото кольцë, —

Поворотил бы матушку сыру землю».

А другой говорил таково слово:

«А была бы на небо листвиця,[51]

Я прибил бы там до единого».

По грехам по их так ведь сделалось:

А который сечен был на двое,

А возстало тут два тотарина;

А которой сечен был на трое,

И возстало тут три тотарина.

Гаворит как тут да Илья Муровичь:

«Уж вы гой еси, два братёлка!

По грехам по нашим так сделалось».

Они поехали силой, середкой;

Поворотятсе, — дак переулками.

Они бились день да до вечера,

Они темну ночь до бела свету,

Не пиваючи, не едаючи,

А добрым коням отдоху не даваючи;

И прибили всех до единого.

Ишшо тут два братця где девалисе,

Я не знай, куда подевалисе.

(За похвасны слова скрозь землю прошли).

А один Илья оставаитьсе.

Он поехал к городу к Киёву

Ко великому князю ко Владимеру.

(Дальше не поетця, а говоритця. Дедушко так).

Становил коня к дубову столбу,

Он везал коня к золоту кольцю.

Он в гридню идет не с упадками, —

Отпираë двери он на пету;

Он ведь молитьсе Спасу Пречистому,

Он ведь Божьей Матери, Богородици;

Он Владимеру князю поклоняитьсе:

«Ты Владимёр князь стольникиевьской!

Ишша то ведь дело у нас сделано,

Ишша та роботушка сроблена.

Только не знать, где два братця девалисе

И не знать, куда потерялисе.

Как перва они да испужалисе;

А потом они не натешились,

Не натешились, приросхвастались.

А один говорил таково слово:

„А было бы в матушки в сырой земли,

А было бы в ей золото кольцë, —

Поворотил бы матушку сыру землю,

Я прибил бы там до единого".

А другой говорил таково слово:

„А было бы на небо листвеця, —

Я прибил бы там до единого".

По грехам по нашим так сделалось:

А которой сечен был на двое,

А востало тут два тотарина;

А которой сечен был на трое,

А востало тут три татарина».

Говорит как тут Владимёр князь:

«Ишша нет как их, — дак не искать же стать».

Он на радошшах тут и пир средил,

Он и пир средил, пировати стал.

Илья Мурович и Чудище

Было у нас во Царе-гради

Наехало проклятоë чюдишшо.

Да сам ведь как он семи аршын,

Галова у его да как пивной котел,

А ножишша как-быть лыжишша,

Да ручишша да как-быть граблишша,

Да глазишша да как-быть чашишша.

У царя Костянтина Атаульевичя

Сковали у его да ноги резвые

Тема жа залезами немецькима,

А свезали его да руки белые

Тема же опутьеми шолковыма,

Кнегину Опраксею в палон взели.

Во ту-то пору да во то времечько

Перепахнула веска за реку Москву,

Во тот же как ведь Киев град

К тому же ведь да к Ильи Муровичю:

«Да ой еси ты, Илья Муровичь!

Уж ты знаёшь ле, про то ведаёшь?

Помёркло у нас да соньцо красное

Потухла звезда да поднебесная:

И ныньче у нас во Царе-граде

Наехало проклятое чудишшо;

А сам как он из семи аршын,

Голова его да как пивной котел,

А ножишша как-быть лыжишша,

А ручишша как-быть граблишша;

А глазишша как-быть чашишша.

У царя Костянтина Атаульевичя

Сковали у его да ноги резвы же

Тема же залезами немецькима,

Свезали его руки белые

Тема же опутьями шолковыма,

Кнегину Опраксею в полон взели».

Да тут же ведь да Илья Муровичь

Надеваёт он тут платье цветное

Выходит на середу кирпицнею

Молитьсе Спасу Пречистому.

Да Божьей Матери, Богородици.

Пошел Илья на конюшон двор

И берет как своего добра коня,

Добра коня со семи цепей;

Накладыват уздицю тасмянною,

Уздат во уздилиця булатные,

Накладыват тут ведь войлучек,

На войлучек он седелышко;

Подпрегал он двенадцать подпруженёк,

Ишша две подпружки подпрягаютси

Не ради басы, да ради крепости,

Не шшиб бы богатыря доброй конь,

Не оставил бы богатыря в чистом поли.

Да скоро он скачёт на добра коня;

У ворот приворотников не спрашивал, —

(Они думали, поедет воротами.)

Да он машот через стену городову жа.

Едёт он по чисту полю, —

Во чистом-то поли да курева стоят,