Старина и новь Магриба - [20]

Андалусия в Магрибе

За много лет до поездки в Тлемсен я впервые услышал об андалусском стиле. От развалин Карфагена, над которыми возвышается церковь Сен-Луи (воздвигнутая в честь умершего здесь в 1270 г. французского короля Людовика Святого, неудачно пытавшегося возглавить крестовый поход в Тунис), мы проехали чуть на север вдоль побережья Тунисского залива и стали круто подниматься в гору. На склоне и вершине горы, гигантским серо-коричневым мысом врезавшейся в густую синеву моря, ярко белели плоские крыши деревни. Оказавшись в ее центре, мы обнаружили, что почти все улицы или спускаются вниз, или карабкаются вверх, представляя собой вымощенные не всегда ровным булыжником покатые каменные лестницы. Слепящая белизна стен резко выделяла неправдоподобно нежную голубизну оконных рам, дверей, ворот, наличников и вообще всех железных и деревянных частей, особенно ставней, навесов и асимметрично выгнутых перед окнами узорчатых решеток. В некоторых домах вход был оформлен как высокий мраморный портал с аркой и двустворчатыми деревянными воротами, по голубому фону которых чернели тяжелые железные кольца и узоры из мелких и крупных шариков, изображавших звезды, подковы, черепах и еще что-то. В других домах двери были однотонно голубыми, но иногда сплошь покрыты разноцветным, нарочито асимметричным геометрическим орнаментом. Однако все они как-то не противоречили друг другу. Чувствовалось, что архитектор здесь был одновременно живописцем, поэтом и философом. Из-за стен и стрельчатых решеток оград буквально рвались на улицу, образуя тенистые навесы, разлапистые ветви пальм.

Деревня называлась Сиди-Бу-Саид и считалась типичным андалусским селением, единственным в своем роде в Тунисе. Почему? Нам ответили:

— По чистоте и гармоничности своего стиля, практически не затронутого инородными влияниями.

На улицах было полно туристов, в том числе художников, стремившихся передать на холсте (без особого, впрочем, успеха) чарующий колорит деревни, изгибы ее переулков, филигранность двухэтажного, с зубцами и аркатурой, минарета ее мечети. Еще больше туристов непрерывно запечатлевали на фото- и кинопленку великолепный вид на гору, залив, видневшиеся вдали Карфаген и Тунисское озеро, отделявшее тогда город Тунис от его гавани Ла-Гулетт. Словом, все здесь соответствовало уже слышанному:

— Сиди-Бу-Саяд — это живопись и поэзия, это одна из красивейших панорам в мире.

Нам показали куббу марабута Сиди-Бу-Саида алр-Баджи, андалусца, прозванного «адмиралом морей», похороненного здесь в XIII в. По его имени и названа деревня.

— Он был основателем религиозного братства, — сказал нам гид. — Поэтому жители Сиди-Бу-Саида всегда славились как ревностные мусульмане.

В подтверждение этих слов одна из юных жительниц Сиди-Бу-Саида попросила ее не фотографировать, скрыв лицо в складках своего широкого белого покрывала. Казалось бы, чему удивляться: Коран ведь запрещает изображать живые существа! Но почему же тогда дома в Сиди-Бу-Саиде, в отличие от глухих стен традиционных кварталов всех мусульманских городов и деревень, имеют окна? И хоть они находятся сравнительно высоко от земли и закрыты решетками, иногда бывают столь велики, что вместе с решеткой напоминают скорее небольшой балкон в испанском стиле, чем окно. Спрятавшись за решетку, мусульманки, оставаясь невидимыми, прекрасно видят всех, кто проходит по улице. Как не вспомнить при этом, что писал о современных потомках андалусцев один аз видных востоковедов Франции: «Они лучше относятся к своим женам, допускают их к решению семейных дел, не вынуждают их, как правило, терпеть присутствие второй жены».

Позднее я узнал, что именно здесь, в Сиди-Бу-Саиде, в свое время разыгрывались ритуальные праздники с красочными шествиями, игрой на бубнах и духовых инструментах, хоровым пением, восхвалением погребенного марабута и театрализованными сценами из местной жизни. По мнению специалистов, из таких празднеств и зародился тунисский национальный театр. Это обстоятельство некоторые знатоки также склонны приписывать особой «утонченности» нравов и высоким запросам поселившихся здесь андалусцев. Нам называли и другие андалусские селения в Тунисе: выстроенный в в XVII в. на берегу реки Меджерды город Меджаз аль-Баб, где есть мост, который «в уменьшенном виде повторяет мост в Кордове», а архитектура — постройки в Алгарви или Эстремадуре, Тебурбу «с планом, мечетью и керамикой в испано-магрибинском стиле», Тес-тур — «единственный андалусский центр, еще полностью сохранивший вид испанской деревни», Громбалию, Сиди Слиман.

В Кайруане, если у вас времени хватило только на посещение мечетей Сиди Окбы и Брадобрея, гид обязательно скажет:

— У нас есть также мечеть Трех дверей, построенная в восемьсот шестьдесят шестом году Мухаммедом Хайруном аль-Маафари, андалусским доктором богословия из Кордовы. Его привлекла слава Кайруана, в то время как в Кордове тогда также подвизались кайруанские теологи.

При взгляде на искусную резьбу по гипсу и сталактитовую лепку бывшего бейского дворца Бардо тунисцы обычно с удовлетворением отмечают: «Да, тут сразу чувствуется андалусская традиция». Услышав по радио красивую тягучую мелодию, в которой одновременно есть и что-то восточное, и европейское, они стараются просветить оказавшегося с ними рядом иностранца: «Андалусская музыка — наша классика. У нас многие ее любят больше всего на свете». Один из французских авторов сказал про минарет Мансуры в Тлемсене: «Он выдерживает сравнение с Пуэрта дель Вино в Гранаде и с Ла Хиральдой в Севилье». Нам же в Тлемсене по выходе из Великой мечети тоже пришлось услышать от Хамуды Ишми: