Старики и Бледный Блупер - [57]
Бледный Блупер — крутейший воин ночи, как и его товарищи вьетконговцы. Когда день чернеет, и солнце заходит, вьетконговцы в очередной раз овладевают всем, что за проволокой. Каждый раз, когда заходит солнце, мы в очередной раз терпим поражение в этой войне.
Каждую ночь Бледный Блупер объявляется на палубе, вооруженный «блупером», гранатометом M79. Бледный Блупер нападает из темноты без предупреждения, он один без страха и упрека несет нам невыносимо горькую и единственно возможную правду.
— А ну, по домам! — говорит Бледный Блупер каждую ночь.
И мы хотим уехать по домам, реально хотим, но не знаем как.
— А ну, по домам! — говорит Бледный Блупер, безжалостно, опять и опять, снова и снова, и взрывами ставит точки после своих слов.
Результативный выстрел из М79 — это сигнал, посредством которого Бледный Блупер сообщает нам, что халява наша на исходе.
За прошлую неделю Бледный Блупер похерил лейтенанта Кента Андерсона, сранни-ганни Боба Байера и тощего салагу по имени Лэрри Уиллис. А еще он убил Эда Миллера, Билла Истлейка и всеобщего любимца — санитара Джима Ричардсона. Потом он убил моего друга Берни Бернстона. Он, может, и самого Скотомудилу убил, а злее и круче морпеха я в жизни не встречал.
Каждую ночь Бледный Блупер заходит в полосу наших заграждений и заговаривает с кем-нибудь из хряков. Философам в окопах не место. Любой тупорылый хряк, который начинает слишком много рассуждать, становится опасен, и для себя самого, и для своего подразделения.
В ожидании нападения Бледного Блупера я гляжу только за рубежи обороны, чтобы не видеть всего того урона, что мы нанесли сами себе. Месяцы и месяцы подряд по нам били снарядами, били каждый день, били по разделениям, иной раз до полторы тысячи в день прилетало. Ржавеющие осколки валяются повсюду на перетянутом проволокой плато как камушки на пляже. Ринки-динки долбят по нам своим крутовражеским металлом, а мы показываем средние пальцы их здоровым пушкам в Лаосе и говорим: «Они могут нас убивать, но сожрать не смогут».
То, чего не удалось достичь пулям, летящим из темноты, и ста тысячам снарядов тяжелой артиллерии, которые выпустили по нам китайские коммунисты, мы сотворили с собою сами. Мы сейчас взрываем свои блиндажи. Мы срываем свои заграждения.
На прошлой неделе колонна «лихих наездников» тайно вышла из Кхесани и повезла гарнизон из пяти тысяч человек на одиннадцать тысяч миль на восток, на площадку десантирования «Стад», оставив на месте лишь несколько сотен стрелков морской пехоты из рот «Дельта», «Чарли» и «Индия» для охраны 11-го инженерного батальона и их тяжелой землеройной техники.
Через два дня летающие краны унесут последнюю единицу дорогостоящей американской техники, и последние из хряков-морпехов взмоют на ганшипах в небо, покидая Кхесань. А потом, когда опустится ночь, из темноты объявятся джунгли, двинутся как черный ледник-глетчер через красную глину нейтральной полосы и, не издавая ни звука, поглотят нашу замусоренную крепость.
А там, в Мире, никто никогда и не узнает об этом Дьенбьенфу, что мы сами себе устроили.
Я жду, весь промокший и продрогший, с пулеметом M60 на коленях.
В ноль-три ноль-ноль (лучшее время для наземного нападения противника и час, когда мы больше всего их убиваем) Бруклинский Пацан, наш радист, переcкакивает через мешки с песком на бруствере траншеи, что тянется по периметру, и соскальзывает вниз в полосу заграждений, а плотный муссонный дождь все льет наискось, хлеща по нему просвечивающими полосами.
В зоне поражения Бруклинский Пацан шлепает через прущие из земли металлические сады, засаженные смертоносными противопехотными минами. Осторожно переступая через «клейморы», растяжки сигнальных ракет и проволоку-путанку, Бруклинский Пацан бесшумно и сноровисто обирает мертвецов, отбирая у них почтовые марки.
Хряки-коммунисты вечно болтаются на наших заграждениях, маленькие желтые мумии, расплатившиеся за все, военнослужащие противника, которые запутались в проволоке и были поражены огнем, в плесневеющих кителях и шортах горчичного цвета, заляпанных коричневым, с запекшейся кровью в ноздрях, с насекомыми, ползающими у них промеж зубов.
Вражеские саперы заползают в полосу наших заграждений каждую ночь. Базовая модель гука, состоящая на вооружении противника, проползает шесть ярдов[169] за шесть часов. Саперы прорезают в наших заграждениях проходы для наступления, заново скрепляют проволоку лентами и замазывают ленты грязью. Наши «клейморы» они разворачивают в противоположном направлении. Иной раз какой-нибудь бравый сапер подбирается так близко, что может забросить ранцевый заряд в четырнадцать фунтов[170] в блиндаж на периметре. Те из них, что не подрываются на противопехотных минах, запутываются в проволоке или приводят в действие сигнальную ракету. И тогда мы демонстрируем присущее «кожаным загривкам» гостеприимство, забрасывая их гранатами и убивая из огнестрельного оружия.
Возвращаясь с выходов, ребята иногда притаскивают с собой записанные на счет трупы и забрасывают их в полосу как военную добычу.
Северовьетнамская армия любит пощупать нас наземными атаками. Они утаскивают раненых в госпитали в подземных туннелях. Они погребают своих мертвецов в неглубоких могилках в мангровых болотах. Менее удачливые похеренные гуки остаются висеть на трехжильных проволочных спиралях, пока опарыши не выедят их изнутри, и они не распадутся на куски.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Аннотация от автораЭто только кажется, что на работе мы одни, а дома совершенно другие. То, чем мы занимаемся целыми днями — меняет нас кардинально, и самое страшное — незаметно.Работа в «желтой» прессе — не исключение. Сначала ты привыкаешь к цинизму и пошлости, потом они начинают выгрызать душу и мозг. И сколько бы ты не оправдывал себя тем что это бизнес, и ты просто зарабатываешь деньги, — все вранье и обман. Только чтобы понять это — тоже нужны и время, и мужество.Моя книжка — об этом. Пять лет руководить самой скандальной в стране газетой было интересно, но и страшно: на моих глазах некоторые коллеги превращались в неопознанных зверушек, и даже монстров, но большинство не выдерживали — уходили.
Эта книга воссоздает образ великого патриота России, выдающегося полководца, политика и общественного деятеля Михаила Дмитриевича Скобелева. На основе многолетнего изучения документов, исторической литературы автор выстраивает свою оригинальную концепцию личности легендарного «белого генерала».Научно достоверная по информации и в то же время лишенная «ученой» сухости изложения, книга В.Масальского станет прекрасным подарком всем, кто хочет знать историю своего Отечества.
В книге рассказывается о героических боевых делах матросов, старшин и офицеров экипажей советских подводных лодок, их дерзком, решительном и искусном использовании торпедного и минного оружия против немецко-фашистских кораблей и судов на Севере, Балтийском и Черном морях в годы Великой Отечественной войны. Сборник составляют фрагменты из книг выдающихся советских подводников — командиров подводных лодок Героев Советского Союза Грешилова М. В., Иосселиани Я. К., Старикова В. Г., Травкина И. В., Фисановича И.
Встретив незнакомый термин или желая детально разобраться в сути дела, обращайтесь за разъяснениями в сетевую энциклопедию токарного дела.Б.Ф. Данилов, «Рабочие умельцы»Б.Ф. Данилов, «Алмазы и люди».
Уильям Берроуз — каким он был и каким себя видел. Король и классик англоязычной альтернативной прозы — о себе, своем творчестве и своей жизни. Что вдохновляло его? Секс, политика, вечная «тень смерти», нависшая над каждым из нас? Или… что-то еще? Какие «мифы о Берроузе» правдивы, какие есть выдумка журналистов, а какие создатель сюрреалистической мифологии XX века сложил о себе сам? И… зачем? Перед вами — книга, в которой на эти и многие другие вопросы отвечает сам Уильям Берроуз — человек, который был способен рассказать о себе много большее, чем его кто-нибудь смел спросить.