Старик и мистер Смит - [8]

Шрифт
Интервал

— В любом случае у нас еще будет масса возможностей продолжить нашу нравственно-этическую дискуссию. Я чувствую, кроме тюрем нам на Земле ничего увидеть не удастся. Как бы отсюда выбраться — вот что меня занимает.

— Прибегни к своему могуществу, только, очень прошу, надолго не исчезай. Без тебя мне будет одиноко.

— Да я только проверю, функционирует ли оно, мое могущество.

— Разумеется, функционирует. Надо в себя верить. У тебя обязательно получится. К тому же не забывай: именно наша с тобой чудодейственная сила позволила нам после стольких тысячелетий сойтись на вашингтонском тротуаре. Какая ювелирная точность!

— Функционирует-то оно функционирует, но сколько это продлится? У меня нехорошее ощущение, будто я на каком-то пайке сижу.

— Отлично тебя понимаю. Вдруг начинает казаться, что и твоим возможностям есть предел. Полагаю, этому виной продолжительность нашего с тобой бытия. Ерунда, выкинь из головы.

— Если у меня иссякнет запас трюков, я буду чувствовать себя полным импотентом.

— Не называй их, пожалуйста, трюками, — не без раздражения вставил Старик. — Это не трюки, а чудеса.

— У тебя, может, и чудеса, а у меня трюки, — пренеприятно осклабился Смит. Пауза.

Капитан Экхардт, сидевший со своими помощниками в подвале в особой, звукоизолированной комнатке, насторожился. На лице капитана застыло озадаченно-недоуменное выражение — естественная реакция среднестатистического блюстителя порядка на что-нибудь непонятное. Камера номер шесть, ясное дело, прослушивалась, и полицейские с самого начала пытались вникнуть в беседу двух сокамерников. Безграничная и абсолютно бессмысленная решимость читалась на лицах подслушивающих: челюсти крепко сжаты, брови сосредоточенно насуплены — прямо школьники на экзамене.

— Ну, что скажете, шеф? — рискнул нарушить молчание Кашприцки.

— Ничего не скажу. И не поверю, — если кто из вас скажет, будто понял хоть что-то из этой белиберды. Вот что, О'Хаггерти, сбегай-ка наверх и посмотри, что там у них творится. Не нравится мне эта тишина. Что это была за хреновина про трюки, про побег?

О'Хаггерти поднялся наверх и сразу увидел, что в камере номер шесть всего один заключенный.

— Эй, а где твой приятель? — трагическим шепотом спросил патрульный у Старика.

Тот, похоже, и сам удивился, не обнаружив Смита рядом.

— Должно быть, куда-то вышел.

— На двери тройной замок!

— Других предположений у меня нет.

Экхардт и прочие находившиеся в подвале догадались о произошедшем.

— Кашприцки, марш наверх! Разберись, в чем там дело. Нет, лучше я сам. Шматтерман, не выключай магнитофон. Пусть все регистрируется. Остальные за мной!

Когда капитан приблизился к камере номер шесть, внутри за запертой дверью находились трое: патрульный О'Хаггерти и двое стариков.

— Что такое?! — рявкнул Экхардт.

— Когда я подошел, внутри был только один, вот этот, — пролепетал О'Хаггерти.

— Я так и понял. — Капитан взглянул на Смита: — А ты где был?

— Здесь. Где же еще?

— Врет! — вскричал О'Хаггерти. — Он всего пара секунд как появился, шеф!

— В каком смысле «появился»? В дверь вошел?

— Нет. Просто взял и появился. Материализовался.

— Мате-риа-лизовался? — медленно повторил Экхардт, глядя на своего подчиненного, как на полоумного. — А ты-то что в камере делаешь?

— Зашел, чтобы посмотреть, как можно отсюда выбраться.

— Ну и?..

— У меня не получилось. Не возьму в толк, как Смит это проделал.

— А может, он этого и не делал? Может, он все время был тут.

— Вот и я говорю, — подтвердил Смит.

— А тебя никто не спрашивает, — прикрикнул на него капитан, — так что сделай милость, заткнись.

— Не могу смириться с такой наглой ложью, — не выдержал Старик. Мистер Смит сочувственно зацокал.

— Нет, в самом деле. Я же объяснил вашему представителю, что мистер Смит ненадолго вышел.

— Это каким же манером? — сурово поинтересовался капитан. — Тут супернадежные замки. Новейшая технология, изготовлено фирмой «Мой дом — моя крепость». Без динамита не выйдешь.

Старик блаженно улыбнулся, чувствуя, что момент подходящий.

— Показать, как это делается?

— Валяй показывай, — угрожающе протянул Экхардт и положил руку на пистолет, торчавший из открытой кобуры.

— Договорились. На прощанье хочу поблагодарить вас за приют и ласку.

Все с той же милой улыбкой на устах Старик растаял в воздухе. Экхардт два раза пальнул с бедра, да поздно.

Но присутствующих ждало новое потрясение: мистер Смит пронзительно заверещал — жутко и оглушительно, словно целый птичий базар:

— Ха-ха, стрелок! Где уж вашим трюкам против наших! Попробуй поймай! Пока, привет знакомым! — и ядовито, презрительно расхохотался.

Экхардт не стал ждать и пальнул в третий раз.

Смит поперхнулся, не досмеявшись. Лицо его исказилось — не то от боли, не то от удивления. Впрочем, сделать определенный вывод было трудно, потому что в следующее мгновение исчез и он.

— Я стрелял в ногу, — поспешно объявил Экхардт. А О'Хаггерти взмолился:

— Выпустите меня отсюда.

Мистер Смит материализовался на тротуаре, где его уже поджидал Старик. Оба пребывали в радостном возбуждении после удачно проведенной операции. Смит задержался возле мешка с мусором и, к крайнему неудовольствию спутника, принялся там рыться. Достал замусоленную газету, сунул в карман. Парочка зашагала дальше.


Еще от автора Питер Устинов
Крамнэгел

Начальник полиции Барт Крамнэгел получает от администрации своего Города билеты на поездку с женой в Англию. Там он убивает случайного человека, попадает под суд, затем в тюрьму, откуда успешно бежит не без помощи… королевского прокурора. Возвратившись в свой Город, он обнаруживает много нового, что его не радует, покупает снайперскую винтовку и готовится пустить ее в дело… Великолепно написанное произведение, с отличным юмором, сегодня актуально как никогда.


Чуточку сочувствия

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Убийцы

В рассказах известного английского писателя Питера Устинова выведена целая галерея представителей различных слоев общества. В ироничной, подчас переходящей в сарказм манере автор осуждает стяжательство, бездуховность, карьеризм, одержимость маньяков — ревнителей «воинской славы».


День состоит из сорока трех тысяч двухсот секунд

В рассказах известного английского писателя Питера Устинова выведена целая галерея представителей различных слоев общества. В ироничной, подчас переходящей в сарказм манере автор осуждает стяжательство, бездуховность, карьеризм, одержимость маньяков — ревнителей «воинской славы».


Место в тени

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Побежденный

Роман известного английского писателя Питера Устинова «Побежденный», действие которого разворачивается в терзаемой войной Европе, прослеживает карьеру молодого офицера гитлеровской армии.С присущими ему юмором, проницательностью и сочувствием Питер Устинов описывает все трагедии и ошибки самой страшной войны в истории человечества, погубившей целое поколение и сломавшей судьбы последующих.


Рекомендуем почитать
Азарел

Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…


Чабанка

Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.


Рассказы с того света

В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.


Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.


Очерки

Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.


Наташа и другие рассказы

«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.