Старфайндер - [139]

— Когда ваш муж отправит мне уведомление и отдаст необходимый приказ, я верну капсулу, — ответил он, — но не раньше. Мне очень жаль, но я не имею права действовать иначе.

— Ну, хорошо же. Передайте мне орбитальные данные, и я прикажу кому-нибудь другому доставить капсулу.

Мэттью мотнул головой.

— Мне очень жаль, — повторил он. — Я и этого не могу. Видите ли, — продолжал он, — Зевс Христопулос IX означает для меня больше, чем просто девятый Зевс в роду. Он олицетворяет для меня всех своих предшественников. Я… я работал на Дом Христопулоса почти всю жизнь. И отношусь к своим обязанностям как к своего рода священному доверию — доверию, которое никогда не позволю себе предать. Я готов умереть за Дом Христопулоса. Я готов умереть за вас. Но я не могу выполнить ваш приказ.

Она некоторое время рассматривала его; киммерийский фонтан волос темным водопадом ниспадал на ее белые плечи. В ее глазах, таивших в себе глубокий космос, теперь поселилось раздумье, а не гнев. Наконец она промолвила:

— Верю, что так и будет. — И наконец: — Такую преданность нельзя оставить без вознаграждения.

Удивленный до глубины души, Мэттью произнес:

— Она не осталась без награды.

— Но не была вознаграждена в полной мере. — Она взглянула на большой циферблат своих наручных часов. — Сейчас половина седьмого. В половине восьмого вы прибудете в Дом Христопулоса на ужин. Это приказ. Вы выполните его?

Колени Мэттью ослабли, ноги задрожали.

— Да… да… выполню. И… благодарю вас.

— Тогда буду ждать.

Она вышла из Убежища; мантия летела за ней. Она села в глайдер, на котором приехала; машина тихо загудела и через мгновение исчезла из виду.

4

Александр Великий, робохранник, стоявший перед многоколонным входом в Дом, был продуктом «реалистической школы» в производстве андроидов. Он был чуть выше, чем его давно почивший прототип из плоти и крови, однако в прочих отношениях

представлял собой его точную копию. Ему достался не только характер прототипа, но и его особые знания.

Во взгляде, которым он наградил Старину Мэтта Норта, искусно сочетались аристократическое высокомерие и презрение военного. Когда Мэттью сказал: «Я Мэттью Норт, миссис Зевс Христопулос IX ожидает меня», — робохранник притворился, что ничего не слышал. Тем не менее он передал эту информацию через крошечный радиоприемник, прикрепленный к его шлему.

Спустя несколько секунд властный голос Геры Христопулос, потрескивая, прозвучал в ночном воздухе:

— Ну-ка, впусти его, синтетический сноб! Я же сказала тебе днем, что ты должен пропустить его.

Не проронив ни слова, Александр Великий отошел в сторону и указал лазерным копьем на многоколонный фасад Дома Христопулос.

Все еще дрожа после перехода под ветром через ледяные равнины, Мэттью приблизился к лестнице из пентелийского мрамора, то и дело нервно поглядывая наверх, на фриз, украшенный барельефами с изображением божественных жен настоящего Зевса — Метиды, Майи, Лето, Мнемозины, Дионы, Деметры, Фемиды и Эвриномы. (Гера). Барельеф над карнизом, в середине, под козырьком фронтона изображал Геру, поразительно похожую на Геру из плоти и крови, с которой он собирался преломить хлеб. С обеих его сторон красовались барельефы, изображавшие различных смертных в позах униженного благоговения, тех, кто внес свой вклад в славу Греции. Некоторых он узнал по бюстам и скульптурам, которые видел в записанной на пленку библиотеке в своем реактивном тягаче: Фукидид, Гераклит, Аристотель, Платон, Эпикур, Софокл. Одна из фигур возлежала у ее ног. Это был Гомер.

Час назад наступила ночь — в соответствии с новым вращением Гипериона, установившемся около пяти веков тому назад по прихоти Ника Грека. Теперь в небо поднимался Сатурн. Отведя глаза от фронтона, Мэттью начал подниматься по широким мраморным ступеням.

Дорические колонны, возвышавшиеся над ним, казалось, становились все выше. Чувство собственной незначительности, охватившее его с тех пор, как он вышел из Убежища, усиливалось. Он чувствовал себя очень маленьким, когда наконец переступил порог, временно оказавшись в черной занавеси силового поля, и вошел в огромную комнату за ним, и пожалел, что пришел.

Комната занимала всю переднюю половину прямоугольного здания.

Строго говоря, это был скорее громадный зал, нежели комната. С трех сторон в ней величественные дорические колонны поддерживали архитрав; с четвертой стороны — той, что напротив входа, — лестница из пентелийского мрамора царственно поднималась к огороженному перилами мезонину, за которым виднелись дюжины разукрашенных дверей. Обстановка в зале тоже была из пентелийского мрамора: и скамьи, и стулья, и столы. В центре комнаты фонтан из пентелийского мрамора вздымал затейливые «букеты» сверкающей воды. Высоко над фонтаном, казалось, парила в воздухе неуместная здесь люстра в форме туманности, источавшая мягкий, но сильный свет. Силовое поле между колонн, столь успешно скрывавшее от посторонних глаз интерьер здания, здесь ослабло до прозрачной дымки. Сквозь эту дымку ослепительный костер города Сатурния, находившегося в миле отсюда, казался мягким огоньком свечи.

Вперед вышел обутый в сандалии робот-дворецкий, относящийся к той же самой «школе», что и Александр Великий, одетый в греческую тунику, на груди которой было вышито его имя «Пиндар». Он принял у Мэттью пальто и шапку-ушанку и провел его через комнату к круглому мраморному столу у подножия лестницы. Проходя мимо фонтана, Мэттью прибавил шагу, когда увидел серебристые вспышки, означавшие присутствие там венериан-ских пираний.